Истина - Эмиль Золя

— Теперь во Франціи наступилъ конецъ невѣрію, — говорилъ онъ: — церковь является владычицею надъ душою и тѣломъ, единственною представительницею истинной власти на землѣ. Она не замедлитъ осчастливить свою послушную дочь, полную раскаянія, которая готова теперь всецѣло отдаться въ руки духовнаго руководительства. Всѣ общины послѣдуютъ примѣру Жонвиля, вся страна наконецъ падетъ ницъ передъ Св. Сердцемъ; только тогда ей удастся поднять міръ, когда ея знаменемъ будетъ знамя ордена.

Отовсюду долетали крики нервнаго восторга, и церемонія закончилась въ алтарѣ, куда прослѣдовали всѣ члены муниципальнаго совѣта для подписанія акта на пергаментѣ, въ силу котораго вся община Жонвиля навсегда отрекалась отъ свѣтской власти, подчиняясь власти духовной.

При выходѣ изъ церкви случился, однако, скандалъ. Среди толпы находился Феру, учитель деревни Морё, разстроенный и взвинченный, одѣтый въ старый, рваный сюртукъ. Онъ дошелъ до крайнихъ предѣловъ нищенства; ему ужъ не отпускали въ долгъ даже шести фунтовъ хлѣба, которые были ему необходимы для пропитанія семьи; жена его надрывалась отъ работы, а дѣвочки постоянно хворали отъ голода. Его сто франковъ жалованья отбирали за долги, которые возрастали съ каждымъ мѣсяцемъ, а дополнительное жалованье секретаря у него постоянно грозили отнять. Его вѣчная нужда вызывала презрѣніе къ нему со стороны крестьянъ, жившихъ въ довольствѣ; презирая его, они презирали и науку, которая не могла прокормить того, кто являлся ея представителемъ. Феру, единственный интеллигентный піонеръ культуры, впадалъ все въ большее и большее отчаяніе; онъ, образованный, нуждался въ кускѣ хлѣба, а невѣжественные представители застоя были сыты по горло; такая несправедливость сводила его съ ума, и онъ готовъ былъ обрушить на нихъ свои гнѣвъ и стереть ихъ съ лица земли.

Среди публики находился Салеръ, мэръ деревни Море, въ новомъ, съ иголочки, сюртукѣ; онъ явился сюда, желая угодить аббату Коньясу, такъ какъ чувствовалъ, что фонды послѣдняго значительно повысились. Жители Море теперь примирились съ аббатомъ, хотя онъ постоянно ихъ бранилъ за то, что они не пригласятъ къ себѣ собственнаго кюрэ, а заставляютъ его ѣздить къ нимъ за четыре километра для церковныхъ требъ. Уваженіе сельчанъ перешло съ учителя, вѣчно грязнаго, бѣдно одѣтаго, погрязшаго въ долгахъ, на упитаннаго и обезпеченнаго аббата, который извлекалъ выгоды изъ каждой свадьбы, крестинъ и похоронъ. Въ этой неравной борьбѣ учитель былъ совершенію безсиленъ, и потому раздраженіе его возрастало, доходя до полнаго отчаянія.

— А, господинъ Салеръ! — воскликнулъ Феру. — И вы пожаловали на это зрѣлище? Какъ вамъ не стыдно играть въ руку клерикаламъ!

Салеръ, который въ душѣ не сочувствовалъ аббатамъ, все же обидѣлся на восклицаніе учителя. Онъ увидѣлъ въ этомъ оскорбленіе своего буржуазнаго достоинства, какъ бывшаго торговца скотомъ, жившаго на ренту съ капитала; онъ гордился тѣмъ, что недавно выкрасилъ свой домъ масляной краской. Онъ обозлился и рѣзко отвѣтилъ:

— Ужъ лучше бы вы молчали, господинъ Феру. Стыдно тому, кто не умѣетъ устроить свою жизнь и вѣчно нуждается!

Феру собирался отвѣтить, возмущенный такими подлыми взглядами, на которые постоянно наталкивался. Но въ эту минуту онъ увидѣлъ Жофра, и гнѣвъ его принялъ другое направленіе.

— А, товарищъ! И вы здѣсь? Прекрасное занятіе для просвѣтителя слабыхъ и угнетенныхъ! Развѣ вы позабыли, что всякій выигрышъ аббата является проигрышемъ для учителя?

Жофръ, жившій на ренту и вполнѣ довольный своею судьбою, отнесся къ товарищу съ жестокою ироніею.

— Бѣдный другъ, прежде чѣмъ судить другихъ, постарайтесь, чтобы у вашихъ дѣтей было, чѣмъ починить рубашки.

Феру потемнѣлъ отъ злости; онъ замахалъ своими длинными руками и прокричалъ:

— Мерзавцы! Іезуиты! Радуйтесь, веселитесь, обманывая народъ и совершая свои гнусныя продѣлки! Постарайтесь еще больше поглупѣтъ и потерять всякое достоинство.

Около него собралась толпа; раздались крики, угрозы, свистки; ему грозили серьезныя непріятности; но Салеръ, не желая, чтобы объ его общинѣ прошла дурная слава, поспѣшилъ взять Феру подъ руку и увести его отъ взбѣшенной толпы.

На другой день объ этомъ событіи разсказывали съ большими прикрасами. «Маленькій Бомонецъ» сочинилъ цѣлую исторію о томъ, что учитель плевалъ на знамя въ ту минуту, когда уважаемый аббатъ Коньясъ благословлялъ преклонившую колѣни благоговѣйную толпу. Въ слѣдующемъ номерѣ сообщалось за достовѣрное, что Феру будетъ лишенъ мѣста. Если это дѣйствительно должно было случиться, то Феру предстояло отбываніе воинской повинности, потому что онъ еще не прослужилъ того узаконеннаго числа лѣтъ, которое освобождало его отъ военной службы. Что станется съ его женою и дѣвочками, пока онъ будетъ отбывать свой срокъ? Несчастнымъ останется одинъ исходъ — умереть съ голода.

Когда Маркъ узналъ объ этомъ событіи, то поспѣшилъ въ Бомонъ, чтобы повидать Сальвана. На этотъ разъ «Маленькій Бомонецъ» не совралъ: отставка Феру была подписана. Де-Баразеръ не хотѣлъ и слышать о снисхожденіи. Когда Маркъ началъ умолятъ своего друга сдѣлать еще попытку, Сальванъ сказалъ съ грустью въ голосѣ:

— Нѣтъ, нѣтъ, это безполезно: я ничего не добьюсь. Де-Баразеръ не можетъ иначе поступить; по крайней мѣрѣ, онъ въ этомъ убѣжденъ; его политика оппортунизма нашла теперь жертву, и отставка Феру поможетъ ему выпутаться изъ затрудненіи. Не жалуйтесь. Удаляя Феру, онъ спасаетъ васъ.

Маркъ съ болью въ душѣ высказалъ все свое горе по поводу такого рѣшенія.

— Вы въ этомъ не виноваты, мой другъ. Де-Баразеръ броситъ клерикаламъ жертву, которой они требуютъ, и сохранитъ хорошаго работника. Такой выходъ вполнѣ благоразуменъ… Ахъ, сколько нужно слезъ и крови, чтобы добиться самаго незначительнаго прогресса, и сколько труповъ должны лечь въ траншею, пока очередъ дойдетъ до побѣдоносныхъ героевъ!

То, что предсказалъ Сальванъ, сбылось весьма скоро. Феру получилъ отставку на той же недѣлѣ; не желая отбывать воинскую повинность, онъ бѣжалъ въ Бельгію, чтобы этимъ выразить свой протестъ противъ общественной несправедливости. Онъ надѣялся найти въ Брюсселѣ какое-нибудь занятіе, которое дастъ ему возможность выписать жену и дѣтей и возстановить на чужбинѣ свой разрушенный домашній очагъ. Онъ даже былъ доволенъ избавиться отъ каторжной должности учителя и дышалъ полною грудью, какъ человѣкъ, свободный отъ всякаго гнета. Жена его и дочки пока устроились въ Мальбуа, въ двухъ маленькихъ каморкахъ; госпожа Феру принялась мужественно за работу, но ей съ трудомъ удавалось заработать насущный хлѣбъ. Маркъ посѣтилъ ее, поддержалъ несчастную въ горѣ; сердце его надрывалось отъ жалости, а въ душѣ жило сознаніе невольной вины въ несчастьѣ этихъ людей. Теперь его дѣло о снятіи картинъ со стѣнъ класса было забыто среди шума, поднятаго оскорбительнымъ поступкомъ Феру. «Маленькій Бомонецъ» громко праздновалъ побѣду; графъ Сангльбефъ прохаживался по Бомону, какъ настоящій герой, а братья, капуцины, іезуиты, братъ Фульгентій, отецъ Филибенъ и отецъ Крабо имѣли такой видъ, точно они теперь сдѣлались неограниченными хозяевами всего департамента. Жизнь шла своимъ чередомъ; борьба готовилась на другой почвѣ, жестокая, упорная.

Въ одно воскресенье Маркъ удивился, видя, что жена его вернулась съ молитвенникомъ въ рукахъ.

— Ты ходила въ церковь? — спросилъ онъ.

— Да, — просто отвѣтила Женевьева. — Я исповѣдывалась.

Онъ взглянулъ на нее и поблѣднѣлъ, чувствуя, какъ сердце его похолодѣло.

— Ты пошла на исповѣдъ и ничего мнѣ объ этомъ не сказала?

Она притворилась, въ свою очередь, удивленной, но отвѣтила тихо и спокойно, по своему обыкновенію:

— Сказать тебѣ,- зачѣмъ? Это дѣло совѣсти. Я не мѣшаю тебѣ поступать такъ, какъ ты хочешь, и полагаю, что сама имѣю право также поступать по своему желанію.

— Конечно; однако, ради общаго согласія, лучше было бы сказать мнѣ объ этомъ.

— Теперь ты знаешь. Я вовсе не скрываю… Надѣюсь, что мы все же останемся добрыми друзьями.

Она замолчала, и онъ не рѣшился ничего ей отвѣтить, чувствуя, что имъ овладѣлъ страстный протестъ, и что всякое категорическое объясненіе повлечетъ за собою разрывъ. Весь день прошелъ въ тяжеломъ молчаніи, и на этотъ разъ между супругами оказалось серьезное разногласіе, грозившее погубить ихъ семейное счастье.

III

Прошли мѣсяцы, и передъ Маркомъ ежедневно вставалъ все тотъ же зловѣщій вопросъ: зачѣмъ онъ женился на женщинѣ, у которой были другія убѣжденія, другія вѣрованія, чѣмъ у него? Не грозятъ ли имъ обоимъ ужасныя страданія отъ душевнаго разлада, и не похоронятъ ли они свое счастье въ той пропасти, которая ихъ раздѣляетъ? У него уже давно сложилось убѣжденіе, что для семейнаго счастья надо требовать не только физическаго здоровья, но и правильнаго умственнаго развитія, не омраченнаго никакими наслѣдственными или благопріобрѣтенными недостатками. Бракъ есть часто соединеніе двухъ существъ, у которыхъ совершенно различные взгляды на добро и зло; одинъ направляется въ сторону истины, другой неподвиженъ въ своихъ заблужденіяхъ, и, сталкиваясь, они только мучатъ другъ друга и готовятъ себѣ погибель. Возникающая любовь сперва слѣпа и не допускаетъ никакихъ сомнѣній; она вся соткана изъ уступокъ и ласкъ.