Оксюморон - Максим Владимирович Альмукаев

моего сына жилья будем считать своего рода актом милосердия. Да-да, актом милосердия. А мой выбор сработал своего рода лучом света, осветившим то место в мире, которое ждёт человеческого милосердия. Не милостыни, а милосердия. Заметьте Алексей Иванович, как по-разному даже на слух воспринимаются эти два однокоренных понятия.

Я заметил. Он был прав.

– А, то, что я о расходах не известил общественность, продолжал он, так ведь написано, пусть ваша правая рука не знает, что творит левая. Вот я и делаю всё, чтобы не знали.

Пока мы ехали, я обратил внимание как много в городе Локарро различных кафе, магазинов, банков. Судя по всему коммерция столь приторно сколь и блестяще описанная виртуозным Набоковым в этом городе процветала. Как там у него было сказано? Я попытался напрячь свою память. И она, о чудо, воспроизвела несколько строк из романа прочитанного мной пару лет назад: «Боже мой, как же я ненавижу всё это. Лавки, вещи за стеклом. Тупое лицо товара. И в особенности сама церемония сделки. Обмен приторными любезностями до и после. Опущенные ресницы скромной цены, благородство уступки, человеколюбие рекламы, всё это скверное подражание добру странно засасывающее добрых».

Потом потянулись трущобы. Да-да, самые настоящие трущобы. Серые лужи, грязные стены домов, местами покосившееся на столько, что чьи-то заботливые руки не нашли ничего иного, как подпереть их досками. Одним словом, если бы Локарро носил звание города-героя, то глядя на проплывающие мимо руины можно было сделать вывод что битвы за город ещё не закончены. Много чего увидел я, глядя на оборотную жизнь города Локарро из окна великолепного автомобиля бургомистра Михаила Сергеевича Стройненького.

На одной из улиц моё внимание привлекла странная картина. Возле одноэтажного здания покрытого облупившейся штукатуркой стояло несколько очень дорогих автомобилей возле которых прогуливались крепко сбитые молодые люди в затемнённых очках. Я подумал было что это местные братки, собравшиеся на стрелку или взять под свою опеку не сговорчивого хозяина этого заведения. Но, выражаясь фигурально, сие заведение как по мне явно и основательно нуждалось не столько в опеке, сколько в ремонте. Когда я поинтересовался у моего нового знакомого, о происходящем.

– Дорогой друг, – сказал он – я для вас не спроста выбрал путь к моему дому по трущобам. Ну скажите, разве можно оценить радость комфорта, не имея перед глазами примера возможных неудобств? Имею мнение, что нельзя. Так вот, то, что вы только-что видели-это подтверждение моей теории в действии.

Немного помолчав, видимо дав мне время подумать на его словами, он продолжал.

– Алексей Иванович, – сказал он – богатство, как в прочем и бедность, по сути сводятся к набору ощущений, и чтобы эти ощущения стали более отчётливыми богатый нуждается в бедном. Разумеется, как в разумном количестве, он коротко и несколько цинично хохотнул, так и на разумной дистанции. Ощущение уюта сделано на добрый процент из осознания того, что кому-то в данный момент хуже, чем тебе. Ничего не поделаешь. Увы, так устроен белый свет. Это самое паршивое заведение нашего города и в нём едят только самые богатые наши горожане. Поскольку нигде так не ощущается удовольствие иметь возможность заказать себе изысканейшие деликатесы самых дорогих заведений города, как в подобном заведении, ожидая двадцать минут пока неумытая толстая баба принесёт вам на грязной тарелке кусок тухлого подгорелого мяса. Но я, слава богу, не столь богат. У меня, конечно, есть определённый достаток, но до богатства мне далеко. Достаток имеет одно интереснейшее свойство симпатичнейший Алексей Иванович, и состоит оно в том, что достаток сам задаёт рамки своего отрицания. Я вижу, Алексей Иванович, по-вашему лицу, что мне стоит задержаться на этой теме. Что-же, извольте. Ну положим, если ты можешь позволить себе завтрак обед и ужин, то этим и довольствуйся, и благодари судьбу, поскольку если ты удвоишь себе рацион, то в твоё уравнение придётся включить ещё и гастроэнтеролога, диетолога, дантиста, и прочую медицинскую братию, спорт-зал, с личным тренером, а этого твой бюджет может и не выдержать.

– Говоря кратко, достаток зиждется на восполняемом ресурсе при учёте временного фактора, тогда родина стремления к богатству, это страх перед смертью и желание отгородиться от неё горами резанной бумаги. Собирает такой дурачок кучу резанной цветной бумаги, после садится на неё задницей чтобы отдохнуть и пот со лба отереть, глядь, а на его плече уже костлявая рука. И заутробный ледяной голос, НУ ЧТО, ПОГУЛЯЛ СЫНОК, И БУДЕТ С ТЕБЯ, ПОРА И ПОЛЕЖАТЬ. Стройненький снова довольно неприятно хохотнул. Так что как человек, обладающий определённым уровнем достатка, я предпочитаю кушать дома.

Эти слова, если мне конечно не показалось, он произнёс с некоторой гордостью.

Вы не пробовали сил на писательском поприще? – спросил я, – мне думается издай вы книгу она имела бы успех.

Стройненький мелко рассмеялся, – Ну что вы дорогой мой,– в наши дни сдаётся мне книга скорее будет иметь успех не в том случае сели она понравится множеству ненужных людей, а в том, если она не понравится немногим, но нужным людям.

«Да, – подумал я – жизнь не перестаёт удивлять. Посмотрим, что будет дальше.»

Вскоре трущобы остались позади, и вновь начались респектабельные кварталы. Остальной путь мы проделали молча.

По петляв по довольно чистым, хотя и на мой взгляд несколько узковатым улицам, мы остановились возле семиэтажного синего дома. Выйдя из машины Стройненький поднял голову, сложил ладони рупором и закричал:

– Викочка, деточка, у нас гости! – он заговорщицки подмигнул мне – готовь угощение, нежность моя!

Спустя несколько минут открылись двери и из дома вышла молодая розовощёкая девушка. На вид ей можно было дать не больше восемнадцати. Она вполне годилась Стройненькому в дочери и даже в старшие дочери.

– Михаил Сергеевич – сказала девушка – как вам стол накрыть: “с выходом” или “ на выходной”?

Признаться я ничего не понял из её слов, но решил не вдаваться в расспросы.

– Да нет, – осклабился Стройненький – накрой просто, но со вкусом. В натюрморте поднажми, а песен-плясок сегодня не надо. – и он заговорщицки подмигнул на этот раз девушке, при этом беззастенчиво кивнув в мою сторону.

– Ну ступай, ступай милая. – сказал он, и когда девушка повернулась он окликом остановил её – А что, супруга наша дома? – Спросил он.

– Дома, – ответила девушка – с утра из спальни не выходили.

– Выходит, -подумал я – она не жена, а прислуга.

И хотя я понимал, дожив до своего возраста, что в домах сильных мира сего наличие жены у хозяина ну ни как обороняет прислугу, особенно