Гроза над Миром - Венедикт Ли

— Но… почему люди терпят все это?

— Не могу точно тебе ответить. Все ж на Острове сейчас стабильность, порядок. Немалую роль в этом играет суеверное убеждение, что Хозяйка — иное воплощение бедной Наоми и повиноваться ей — значит заслужить прощение.

— За что?

— Поглазеть, как умирает Наоми собралось полгорода. Никто слова не сказал в ее защиту. Теперь замаливают грех. Хозяйка умело играет на струнах этих заблудших душ. И я, выходит, не прав. Есть у нее талант.

Поросшая низким кустарником, с разбросанными по ней купами деревьев равнина полого поднималась к западу, чтобы затем взметнуться кручей Барьера. Гребень его покрывал редкий лес. Человек, неутомимо шедший вверх по склону, должен был скрыться в нем не позже, чем через полчаса.

Я старался подробнее рассмотреть в свой бинокль маленькую фигурку, но безуспешно. Маскировочного окраса комбинезон почти сливался с местностью, временами только тень под ногами идущего позволяла не упустить его из виду. За его спиной вставало солнце. В утреннем тумане еще спала Эгваль. Извилистые линии дорог, далекие дымы деревень… Моя родина. Уже дотянулись до нее скользкие щупальца Острова.

Ясно разглядел я только одно — оружия при этом человеке не было. Дальнобойную винтовку в карман не упрячешь. Значит, возьмем злодея легко. Мои ребята уже спешились и поднимались по склону, охватывая беглеца широким полукольцом. Я намеренно опередил их минут на пять, чтобы в случае чего отвлечь убийцу, приняв огонь на себя.

Мы гнали стиксов всю ночь. Я угадал: убийца избрал самый короткий путь к спасению. Потратил трое суток, пробираясь окольными путями параллельно главной дороге и мы нагнали его как раз вовремя — еще час и ушел бы. За гребнем, Барьер обрывается семисотметровой кручей, спуск очень труден, но среди нагромождения каменных пластов можно хорошо укрыться. И нас было слишком мало, чтобы обшаривать каждую щель, каждый валун на сотни метров окрест.

Корявый ствол мертвого дерева служил мне прикрытием. Я целился тщательно, не желая наносить беглецу смертельную рану. Он еще многое должен рассказать команданте Орьеге. И мне.

Сук над моей головой отлетел, больно ударив по плечу. Я силился и не мог вновь поднять карабин. Боль была жуткой. Неужели перебита ключица? С трудом перевел взгляд вверх. Убийца сидел, повернувшись ко мне, голову его целиком скрывал капюшон, как в ту роковую ночь. Мне показалось: и глаза у него закрыты темными очками, по крайней мере, выглядел он, как человек без лица. Меж широко расставленных коленей обеими руками держал револьвер. И хладнокровно вел огонь, но выстрелов я почему-то не слышал…

Камень лопнул под моими ногами снопом горячих осколков. Я вжался в жесткую землю, трава-колючка царапала щеку. Все кончилось внезапно, как и началось. Расправившись с нами, безжалостный стрелок продолжил свой путь. Он не оборачивался, уверенный в своей безнаказанности.

Я с трудом поднялся на колени, затем сумел встать. Правая рука слабо, но действовала, боль поутихла. Подобрал свой карабин, обернулся. Заметил несколько лежащих поодаль тел без признаков жизни. Остальных моих товарищей не было видно. Предоставив их своей судьбе, я двинулся наверх. Не понимаю до сих пор, почему так поступил.

Ветер гудел меж гнущихся тонких стволов, срываясь в необъятную пропасть внизу. Долина еще скрывалась в тени, только горизонт светился розовой дымкой. За его призрачной чертой лежала Гана, море и Остров. Люди его сильны, уверены в себе и всегда выбирают к цели кратчайшие пути. Осторожно раздвинув ветви, я увидел…

Не знаю как описать это. Треугольное крыло, ткань натянута между боковыми сторонами и закреплена центральной хордой так, что задняя кромка ее свободна. Аппарат достаточно легок, чтобы, разбегаясь под легкий уклон местности, держать его на весу. Я замер, когда он скользнул с обрыва. Сперва его увлекло вниз вместе с падающим с обрыва воздухом, потом полет выправился. Он удалялся, легко, как пушинка, всплывая в небо, а я следил за ним через оптику карабина. Пилот подвешен за пояс, руки лежат на перекладине легкой металлической рамы, жестко скрепленной с крылом — так он управляет полетом. Сзади — упор для ног, чтобы после старта сразу принять горизонтальное положение.

Зрелище удивительной красоты. Я и не думал стрелять, хотя в первую минуту мог бы его достать. Забыл обо всем, о погибших товарищах, о своей ненависти к этому человеку. Одного желал нестерпимо: уметь летать так, как это делает он.

КАПИТАНА ГВАРДИИ ЭГВАЛЬ НАТАНИЭЛЯ ГАРИГА ЗА НЕНАДЛЕЖАЩЕЕ ИСПОЛНЕНИЕ ОБЯЗАННОСТЕЙ УВОЛИТЬ ИЗ РЯДОВ ГВАРДИИ БЕЗ ЗАЧЕТА ВЫСЛУГИ И ПРАВА ВОССТАНОВЛЕНИЯ. ПРИКАЗ ОБЪЯВИТЬ ЛИЧНОМУ СОСТАВУ.

КОМАНДАНТЕ АВЕЛЬ ОРЬЕГА.

2. ЭНА

Дом бригадира стоял на склоне холма, рядом лепились на круче еще несколько подобных жилищ. Скрипучие деревянные ступени облегчали подъем, но ненамного. Симон как-то жаловался, что в дождь чуть не сломал ногу, поскользнувшись. А хоть бы и сломал — сейчас я страстно ему этого желал.

Преодолел последние метры, громко стукнул в дверь. Удача — Симон был дома один, жена с детьми, видать, отправились в город. Гана отсюда, сверху выглядела очень красиво.

— Выпьешь? — тонкие губы Симона сложились в неискреннюю улыбку. Он щеголял дома в одних зеленых шортах, заполняя, казалось, всю маленькую комнату своей борцовской фигурой. Хоть и пониже ростом — силой он намного меня превосходил.

— Некогда. Я за расчетом пришел.

Сесть он мне, конечно, не предложил. Тогда я без спросу разместился в потертом кресле, предоставив ему, за неимением другого места, мять мощным задом аккуратное покрывало постели. Пусть от жены ему влетит.

Симон задумчиво почесал крючковатый нос, затем распространил этот процесс на свою темную курчавую шевелюру.

— Денег сейчас нет. Все ребята в таком же положении.

— Не все.

Взгляд его стал колючим.

— Нат, ты думаешь только о себе, А мне приходится думать о деле… и о вас всех. Грузчик из тебя не такой уж…. а претензий…

— Ты и платишь соответственно. Чужого мне не нужно — отдай мое. Пятая часть заработка резервируется — так по договору. Срок вышел — верни пай!

— М-м… я не уверен, что ты полностью отработал все дни. Надо посчитать.

Я заранее знал, что он скажет. Теперь надо было его разозлить.

— Ты зубы не заговаривай! И мне и ребятам! Доиграешься, Симон! Сейчас же вернешь долг мне, потом…

Правая рука его метнулась под подушку. Не вставая с кресла, я выбил из его лапы револьвер носком ботинка. Оружие упало рядом с нами — хватай живее — и Симон тут же рванулся к нему. Типичная ошибка. Удар в затылок сжатыми в замок руками — и бригадир распростерся на вязаном коврике, тихий и смирный. Чуть сильнее и был бы труп, но убивать его я не хотел.