Ловушка для героя - Михаил Исаков

Ловец переваривал услышанное достаточно долго, и им хватило времени, чтобы спуститься вниз и вновь начать штурм следующей высоты.

На небе неистовствовало солнце. Осень выдалась жаркая.

— Рыцари, как и холопы, есть всегда, просто по-другому называются. Иначе как же тогда у вас там могут быть войны? И суд как может вершиться? Кто людей в повиновении держит?

— Понимаешь, Алекс… Как бы тебе…. — Начало у Сашки не получилось, и он надолго замолчал. Вопросы были настолько простыми, что поставили студента в тупик. — "Ежик шел себе и шел. Забыл, как дышать, потом вспомнил и опять пошел".

Сашка никогда и не думал о таких мало ему интересных вещах. Ну, как можно доступными, даже примитивными словами, объяснить человеческое дыхание. Медик, конечно же, смог бы рассказать весь процесс поглощения кислорода теплокровными организмами без всяких затруднений, но… Но ему все равно пришлось бы использовать специфическую терминологию.

Ловец терпеливо ждал, когда на его вполне конкретный вопрос дадут столь же конкретный ответ. Очередная попытка посмотреть мысли мальчишки не дала результатов. И это пугало. Приходилось спрашивать и ждать, то есть буквально клещами тянуть сведения из этого, вроде бы, вполне информированного источника. Эффект невлияния магии на Сашу прогрессировал. Теперь фокуса с легким поверхностным проникновением в сознание и использованием его воспоминаний, знаний и умений уже не получится.

"Все это крайне странно и, пожалуй, даже опасно", — решил для себя Ловец. — "Только вот поделать с этим сейчас ничего нельзя. Что же на него так влияет?"

— В общем, армию у нас набирают из обычных людей… ну, граждан государства с восемнадцати лет… то есть из военнообязанных, которые по здоровью подходят. Они служат два года.

"Чему можно научиться за два года? Каким концом копье держать, чтобы себе в мягкое место не воткнуть?" — подумал Ловец и произнес нейтрально уточняющее, — Вроде как ополчение, что ли?

Сашка кивнул, вспомнив, как их возили на летние сборы и переодели в советскую форму с погонами, украшенными большими буквами "СА", в пилотки со звездами и кирзовые сапоги не по размеру. Заставляли отдавать честь каждому столбу по ходу движения колонны, петь хором и копать окопы в качестве укрытия от точечного ядерного удара. В конце недели даже дали подержаться за автомат, вернее, за деревянный макет "калаша".

— Суд… Ну, суд, — Саша решил подойти к проблеме устроения гражданского общества с другого конца, но снова сконфуженно замолчал.

По поводу юстиции и системы исполнения наказаний у него были гораздо менее обширные познания. Весь его уголовный опыт ограничивался сидением в обезьяннике районного отделения, куда его замели за справление естественных нужд в общественном месте. Пьян он был, возвращался домой после вечеринки, ну и попался. Впрочем, если нарядить омоновца в бронежилет, нахлобучить каску, вооружить его щитом и дубинкой, на рыцаря он походить будет, но вот относительно рыцарской куртуазности и всякого там благородства… Видел он как-то раз, как эти воины нового средневековья работали своими резиновыми демократизаторами по толпе демонстрантов. На рыцарский турнир это не походило.

Объяснить "древнему" человеку (так определил своего спутника Сашка) связь между ополчением, милицией и мешкообразной мантией судьи, при всем искреннем желании помочь, не представлялось никакой возможности. Если уж честно, и не особенно сильно хотелось. Можно было догадаться, что логическим продолжением подобных рассказов станет вопрос о всеобщей структуре власти в стране, который потребует от студента-программиста повествовать о том, как люди выбирают президента и всевозможные там думы, и префектуры. Об этом Сашка знал еще меньше, чем об армии и милиции. Его единственная попытка отдать голос хоть за кого-то окончилась трагической для избирательного процесса катастрофой из-за встречи компании приятелей, направляющихся пить пиво. Выборы прошли без него, и власть в стране осуществлялась без учета его индивидуального мнения, о чем он нисколько не сожалел.

— Слушай, Алекс, а куда мы идем? — нашелся, наконец, Сашка, решив переключить разговор на более приемлемые темы.

— Уже почти пришли. Посмотри туда, — Ловец протянул руку указав на торчащий на следующим холме стол серого цвета.

— Ты хочешь сказать, что эта каменюка нас накормит? — хмыкнул студент, словесно озвучив обеспокоенность своего урчащего желудка.

Молчали ровно столько, сколько понадобилось времени для того, чтобы дойти до "каменюки", оказавшейся довольно уродливой статуей бородатого мужика, вооруженного посохом и двулезвенным топором. С вершины холма, на котором сидел грозный дядька также был виден далекий блеск золотых куполов и белая черточка крепостных стен.

— Он — нет. А вот его добрые хозяева, наверное. — Ловец продолжил диалог, начатый тридцать минут назад. — Знаешь, что значит, если ты увидел такого истукана?

— Нет, не знаю, — честно признался Сашка, хотя и подозревал, что между статуей и открывшимся с холма видом есть какая-то внутренняя связь, предвещавшая скорый отдых и, может быть, даже нечто вроде обеда.

— Это значит, что мы достигли Срединных земель королевства и вышли из Приграничья. Каменные статуи и их владельцы — монастыри — с давних времен служили форпостами человеческого влияния в этих местах. И, что характерно, эти монастыри Ордену не подчиняются, потому как воевать им здесь уже давно не с кем.

— Так это хорошо? — Внутренняя связь оказалась не такой уж и внутренней, а напротив насквозь ясной и понятной.

— Замечательно. Особенно если учесть, что скоро будет Пришествие Осени, и, готовясь к празднику, богатые владетельные сеньоры будут благоволить вилланам и всем другим своим податным людям. Глядишь, и нам что-нибудь перепадет, и я склонен думать, что перепадет не мало. Так что не волнуйся, студент, отработаем по сценарию и получим причитающееся.

— А по сценарию обязательно работать?

— Обязательно. Есть такое простое и понятное слово — "надо". Понимаешь Саша, надо.

Уж что-что, а это слово русский человек всякого рода занятия понимает очень точно, даже если он студент.

Оброк — вещь необычайно важная и в стародавние времена торжественная, поэтому и собирали ее в дни больших всенародных праздников. Правда, в последнее время некоторые свободомыслящие утверждают, что праздники эти образовались от нужды скрасить ежегодное полюдье. Но говорят это недостойные людишки, отбившееся от стада и лишенные милости сеньора и Богов.

У монахов вольнодумие в чести никогда не бывало, и к сбору податей они относятся столь же серьезно, как и к проведению праздников по ветхозаветным заповедям отцов основателей. Об этом можно было судить по довольно большой толпе вилланов, ремесленников и специально приехавших городских обывателей, медленно втягивающихся в монастырский двор.