Ловушка для героя - Михаил Исаков

— Если поискать по-особому? — Чтобы посмаковать эту примитивную мыслишку Ловец произнес вопрос в слух, но тут же уже в который раз категорически отмел все подобные решения. — "Простых решений не бывает. Меня немедленно заметят бдительные монахи и… Последствия? Да кто ж их знает. Скорее всего, они отслеживают полезные способности у своих податных, чтобы направлять их развитие в нужное для монастыря русло".

Это было последнее глубокомысленное заключение Ловца, прежде чем он услышал за спиной скрип отодвигающейся стены.

В служебной келье брата-писца не было полноценного окна. Маленький квадратный проем во двор под самым потолком можно посчитать скорее вентиляцией, нежели окном для освещения комнаты. Для адекватного восприятия обстановки приходилось усиливать возможности обычного зрения, и, как ни странно, ничего экстраординарного Ловец не увидел.

Из черного проема в келью вошел уже не молодой, но еще далеко не старый мужчина с седыми волосами и черной окладистой бородой. Вошел уверенно, как хозяин.

— Что, здесь кто-то есть? — удивился монах.

"Интересно, как он определил, что здесь я?" — Подумал Ловец и лаконично ответил на поставленный вопрос. — Да есть, святой отец.

Под скрип закрывающейся двери монах поудобней устроился в кресле, вытянул ноги и положил руки на подлокотники качалки.

— Я не опоздал — точно знаю. Служба еще не кончилась? — Звонко спросил голос брата-писца.

— Нет, не кончилась.

— Почему же вы здесь, а не на службе, сын мой? Неужели вы так суетны, что не хотите подумать о вечном?

— Святой отец, я отдаю должное Богам, но всему свое время. В данный момент мне бы хотелось уладить свои сугубо мирские дела, — смиренно ответствовал Ловец, понимая, что сам факт его появления до завершения действа вокруг жертвенника достаточно подозрителен для монаха. — После я воздам Богам должное.

— Слава Богам Всевеликим. Рад, что вы, сын мой, не забываете свой долг.

— Да, святой отец. Слава, — согласился Ловец, его смирение начало истощаться. — "До чего же он болтлив!"

— Ну-с, тогда притупим. Какое письмо и кому собирается писать, уважаемый посетитель?

— Мне бы родственнику моему на побережье письмецо написать. — Ловец ответил на вопрос, хотя ему и показалось, что брат-писец вложил в свои слова ощутимую долю издевки.

— Диктуйте, уважаемый.

— То есть…

— Диктуйте, я записываю, — монах сложил руки на груди. — Не молчите. Я весь внимание.

Ловцу показалось, что над ним издеваются, если уж не Боги, то определенно кто-то могущественный.

— Брат-писец? — Решился уточнить Ловец.

— Да, да. Это я.

— Где же тогда стол, бумага, чернила и все остальное?

— Вы меня удивляете, сын мой! — Монах улыбнулся так широко, что из-за бороды стали видны его хорошо сохранившиеся белые зубы. — Все стоит перед вами. Справа от вас стол, за моим креслом полки с книгами, а перо в моей руке ждет ваших драгоценных слов. Вы что же, слепы, уважаемый?

Ловец на зрение не жаловался. На последнем медицинском освидетельствовании ему подтвердили, что его глаза по-прежнему видят достаточно хорошо, чтобы рассмотреть девственную пустоту полутемной комнаты.

— Вы что же, святой отец, дурачка со мной валяете? — Ловец удивился, насколько спокойно звучал его голос.

— Даже не думал, сын мой, — так же спокойно ответствовал монах.

— И что мы будем делать дальше?

— Податные людишки нашего славного монастыря на первых порах возмущались и даже пытались оскорблять скромного брата-писца. Некоторые особо буйные набрасывались с кулаками, но в последнее время такие перевелись, особенно когда стало известно, что те, кто чрезмерно громко возмущался и насылал проклятия на дом Богов Всевеликих, из этой комнаты не возвращались. Вопросы еще есть, сын мой?

— И давно вы это все придумали, отче?

— Да, как только указ о равноправии перед законом вышел полста лет назад, так и появилась у нас в монастыре школа и комната для писца.

— Надо думать, таким же макаром вы и грамоте обучаете, — вывел логическое заключение Ловец.

— Правильно, сын мой.

Ловец смеялся. Смеялся от души и во весь голос. Он думал, что после того как от смеха чуть не умер в провинциальном городке, такого гогота его охрипшее горло не выдаст никогда. Пришлось опереться о стену.

Был в свое время коронный указ. Назывался он длинно и нудно, но основная мысль заключалась в словах "народное просвещение". Предусматривалось, что даже тот, кто грамоте не обучен, имел возможность написать письмо, которое следует писать в монастырских приходах или дворянских усадьбах под присмотром отцов настоятелей и рыцарей. В бедных приходах и в замках из этого тут же сделали дополнительный доход, — брали плату за услуги писца.

Монахи оказались хитрее всех. И указ вроде бы выполняется, и важные интересы обители соблюдены. Кому нужны образованные вилланы? Никому. А то жалобы начнут писать губернатору, а то и в Королевскую Канцелярию угораздит донос смастрячить. Даже королю они не нужны, он просто еще об этом не догадывается. Зато об этом догадывается мудрый настоятель монастыря и блюдет, по мере возможностей, интересы Магической Башни и всего королевства сразу, в своем неповторимом понимании, конечно.

— Я думаю, ты не местный? — В отличие от посетителя, монах был серьезен. — Правда?

— О-о-о-х… — Ловец с трудом отдышался. — Правда.

— Местные сюда давно уже не заходят. Знают, что к чему.

— Мне бы письмо написать. Обещаю, никакой хулы на монастырь, короля и Богов не будет. Просто обычное письмо из двух — трех строк.

— Я же говорю, что ты не местный! Диктуй, я записываю! — Монах остался сидеть в кресле-качалке, не делая никакой попытки изменить свою расслабленную позу.

"И что мне делать?" — Ловец был более чем озадачен. — "Допустим, я его в драке сделаю. Бумаги и чернил все равно нет… Да и потом, надо, чтобы он письмо отправил".

Ловец сел на пол, прислонившись к стене. В храме наступило успокоение, только хор продолжал петь, ублажая толпу, которая медленно приходила в себя после экстаза всеобщего единения и братства. Скоро начнется проповедь.

— Бу-бу. Да-да. — Брат-писец бубнил себе под нос лихой мотивчик военного марша. Вместо фанфар поскрипывало кресло-качалка.

Несколько минут играли в молчанку.

— Что брат, очень допекло? — Наконец прервал затянувшуюся паузу монах. — Расскажи хоть, что случилось?

Говорить вовсе не было никакой охоты. Хотелось выпить и не воды, а чего-нибудь существенно более крепкого. Однако жажда телесная не притупила у Ловца инстинкт полевого работника. Он услышал, скорее даже почувствовал перемену в голосе и словах монаха. Пропала менторская нота благодетеля и наставника, а появилось обычное человеческое участие бывалого…