Церковь плененная. Митрополит Никодим (1929-1978) и его эпоха (в воспоминаниях современников) - Гусейнова

И встаёт вопрос: кто чей прихвостень?

Ещё один тогдашний сотрудник ОВЦС – настоятель Всехсвятского храма протоиерей Анатолий Казновецкий, живший во время войны в г. Кременец Тернопольской области, делился своими воспоминаниями: «Местные жители встречали немцев с хлебом-солью, звонили праздничным звоном колокола и все говорили друг другу «Христос воскресе!» Немецких солдат встречали как освободителей от советского режима. Войдя в село, немецкое командование немедленно открывало закрытые большевиками церкви». Стоит ли удивляться тому, что убеждённый противник «сергианства», некий «архиепископ катакомбной церкви Амвросий Сиверc» объявил Адольфа Гитлера «богоданным вождём»? [236]

После окончания ЛДА о. Ливерий был владыкой Никодимом «замечен, возвышен и обласкан». Святитель по достоинству оценил его богословскую эрудицию и часто поручал ему составлять проекты своих докладов. Это была его официальная и хорошо оплачиваемая работа в качестве члена Отдела. Но владыка не подавлял творческую инициативу талантливого протоиерея, и тот писал на ту же тему содоклады, а затем вместе с митрополитом выезжал на очередную международную конференцию.

Со временем о. Ливерий представил в учёный совет ЛДА серию своих докладов для защиты на степень магистра богословия. Их тематика была разнообразной, и он успешно защитил свою работу, озаглавленную: «Православие. Мир. Экумена».

На тогдашнем богословском небосклоне это была «звезда первой величины» (как, впрочем, и сегодня). В начале 1960-х годов владыка Никодим намеревался ввести о. Ливерия в руководящие органы Всемирного совета Церквей, где для представителей Русской православной Церкви была «зарезервирована квота». О том, что из этого вышло, о. Ливерий поведал автору этих строк незадолго до своей кончины.

На одной из пресс-конференций о. Ливерию был задан вопрос: каково его отношение к так называемым «людям доброй воли», т. е. коммунистам, с которыми верующим приходится жить бок о бок в Советском Союзе? Ему бы ответить дипломатично, но тут себя дал знать «лагерный синдром». И о. Ливерий решительно заявил, что атеисты-коммунисты преследовали и преследуют (начало 1960-х годов) Церковь, и что они – наши враги. Но, по заповеди Христовой, мы должны любить своих врагов и молиться за них.

Хотя дело было за границей, «сигнал» пошёл «куда надо», и владыка Никодим был вынужден снять кандидатуру «старого лагерного волка». В руководящие органы ВСЦ был введён более дипломатичный протопресвитер Виталий Боровой (наставник о. Ливерия во время его учёбы в ЛДА). Он умел высказать ту же мысль, но не в такой резкой форме.

И ещё об одном эпизоде поведал о. Ливерий незадолго до своей кончины. Будучи в зените своей научно-богословской деятельности, он чуть было не стал жертвой «охотников за черепами». Точнее, охотников за его светлой головой. Один из викарных, но маститых архиереев (ныне покойный) как-то попросил о. Ливерия написать для него (вместо него) магистерскую работу.

Этому архиерею принадлежит удивительный шедевр эпохи «застоя»: «Мы должны создавать видимость конкретности». О тех же годах скажет и социолог: «Всё было брошено на то, чтобы заставить общество поверить в достоверность надуманного» [237] .

Не желая портить отношения с «соискателем», о. Ливерий вовремя нашёлся с ответом: «Охотно напишу, но только с благословения моего правящего архиерея – митрополита Никодима». И любитель учёных степеней не решился посягнуть на чужую «каноническую территорию».

Особенно эта мода расцвела в партийных кругах. При Брежневе считалось хорошим тоном, если ответственный работник заботился о приобретении научной степени. При этом расплачивались с помощниками охотно и быстро – одаривали их квартирами, привилегиями и постами.

Согласно давней академической традиции каждый член профессорско-преподавательской корпорации должен был раз в полугодие произносить проповедь за литургией. Отец Ливерий начинал готовиться к проповеди за месяц-полтора до того как выйти на амвон. Он не только вынашивал идею, но и записывал текст проповеди. После блестяще произнесённого поучения о. Ливерий посылал текст в редакцию «Журнала Московской Патриархии», где её с благодарностью принимали и публиковали. (В те годы редакция ЖМП размещалась в бывшем Новодевичьем монастыре, в бывших игуменских покоях (над вратами)). После кончины о. Ливерия был издан сборник проповедей заслуженного профессора, – «венок» на его могилу.

Однажды, по недосмотру корректора, в текст проповеди вкралась досадная опечатка. В авторском тексте говорилось о том, что в древней Церкви бывали отступники от веры, убоявшиеся гонений. Но потом они каялись, их снова принимали в общину, но, в знак покаяния, им обривали головы. Однако в тексте, опубликованном в «ЖМП», значилось: покаявшимся обрывали головы. Отец Ливерий пытался протестовать, требовал сообщить о замеченной опечатке в следующем номере журнала. Но в редакции на такую «мелочь» не реагировали, что почтенного профессора крайне огорчило.

А вскоре произошла ещё одна «накладка», к счастью, не имевшая прямого отношения к о. Ливерию. В разделе «Церковная хроника» была опубликована краткая заметка о том, что в такой-то стране тогда-то была проведена богословская конференция, посвящённая толкованию книги пророка Исаии. Подстрочный перевод с английского редакторской правке почему-то не подвергся, и в русском тексте «Журнала» напечатали: «Конференция пророка Исаии».

Отец Ливерий в разговоре с членом редколлегии посетовал на двусмысленность этой строчки. Но это не смутило собеседника.

– Ничего особенного. Вот если бы мы напечатали: «Пресс-конференция…», – тогда другое дело…

О. Ливерий опасался открыто выражать свои взгляды до конца перестройки. Как-то в конце 1980-х годов, в разговоре за обеденным столом, я высказал уже заурядную по тем временам мысль: Ленин был такой же палач, как и Сталин; оба они – «убийцы за письменным столом». Поперхнувшись супом, о. Ливерий подчёркнуто чётко произнёс: «А я уважаю Владимира Ильича как основателя социалистического государства». Я продолжал настаивать на своём, и тогда профессор, отсидевший при Сталине свою «законную десятку» в Норильске, произнёс фразу, потрясшую меня своей «многоплановостью»: «Отец Августин! Если меня спросят – был ли у нас с Вами этот разговор, я не смогу сказать, что его не было».

[«Семнадцать мгновений весны». Профессор Плейшнер (актёр Евстигнеев) – Штирлицу (Тихонов): «Если меня снова начнут бить палками по рёбрам, я ведь могу и не выдержать!»]

Другой старый лагерник – о. Павел Груздев – в таких случаях «прикидывался ветошью», в крайнем случае – «валенком». Некоторые представители органов проявляли настойчивость. Начнут задавать ему каверзные вопросы:

– А как вы относитесь к Ленину?

Отец Павел, крестясь на столб с электропроводами, отвечает:

– Спасибо Ленину, он свет дал.

Так и Христа испытывали фарисеи, чтобы уличить его в каких-либо неблагонамеренных помыслах против существующей Римской власти. Подав допрашивающим его монету с изображением императора, Христос ответил: «Отдавайте Кесарю кесарево, а Богу – Богово» [238] .