Оникромос - Павел Матушек

темноте. Не чувствует своего веса. Ничего не видит. Он выдвигает мысленные конечности и вслепую начинает исследовать пространство вокруг себя. На что-то натыкается. Осторожно трогает находку. Ему кажется, что она имеет форму яйца. Вдруг в темноте появляется штрих, продолговатый росчерк белого света. Похоже на трещину. Фолт колеблется, но лишь мгновение. Он быстро принимает решение. Надавив мысленной конечностью, увеличивает штрих. Это не трудно. Яйцо хрупкое и непрочное. Его поверхность ломается, вдавливается, впитывается в белизну. Пока не остается нечто, похожее на свернутый в клубок светящийся драгоценный камень, который только начинает расти, пробуждаться, мерцать, менять форму, пульсировать и возвышаться.

Фолт сжимается внутрь себя. Ему нужно расставить магнитную клетку и запереть в ней то, что он обнаружит в центре Черного Солнца, но Фолт не может двигаться. Им овладевает невероятный экстаз, и в то же время его сокрушает болезненный ужас. Он чувствует себя таким ничтожным и бессильным перед поражающей мощью этого непонятного, но прекрасного и сокровенно предвечного явления, что сразу смиряется с поражением. Какой канак можно противопоставить такому? Он смотрит. И не может остановиться. Это все, что у него осталось. Созвездие жидких форм продолжает расширяться, медленно нарастая шипящими иголками неведомых энергий. Оно кажется сплетенным из противоречий и невозможностей. Одновременно большим и малым. Ярким, но поглощающим свет. Движущимся, но неподвижным. Прекрасным и в то же время чуждым реальности Фолта и принадлежащим ей вещам, которые он мог бы назвать прекрасными.

Фолт чувствует, что это явление гасит его мыслительные процессы. Он смиренно принимает это. Он не борется. Он угасает. Темное сияние окутывает его, сгущается и начинает отдаляться. Фолт не понимает, почему его сознание все еще функционирует и способно наблюдать это. Темная светимость уменьшается и в конце концов становится яркой точкой – серебряной звездочкой на стене. Он протягивает руку и касается ее пальцами. Она гладкая и слегка выпуклая. Рядом с ней другие. Вся стена покрыта ими. Он переворачивается на спину. В фосфоресцирующем полумраке замечает мерцающие очертания просторной комнаты. Он не узнает это место. Не помнит, как оказался здесь. Садится на кровать, прячет лицо в ладонях и пытается вспомнить. Немного. Но он ощущает пустоту в голове. Ему кажется, что еще мгновенье назад ему снился странный, волнующий сон, но его содержание он тоже не может вспомнить. И самое любопытное, что не чувствует в этом ничего плохого.

А что, должен?

Он ложится. Постельное белье мягкое и приятное на ощупь. Его тело наполняет текучий покой, который снова переносит его в сторону сна. Он закрывает глаза. Отплывает и тут же возвращается. Он кое-что нашел. Странное слово – Друсс. Что это значит? Какое-то имя, может, имя? Звучит знакомо. Ему нравится. Его могли бы так звать. На этой мысли он засыпает с улыбкой.

* * *

Жарофонарь тихо скворчал и отбрасывал мерцающий задымленный свет на мшистые стены подземного туннеля. Хемель и Тенан брели в жирной вонючей слизи, вязкой и топкой. Медленно продвигались вперед, хлюпая в отвратительной топкой жиже. В полном молчании. И так наконец добрались до развилки.

Хемель поднял жарофонарь и посветил сначала на левую ногу, а потом на правую.

– Куда теперь? – спросил он.

Его голос казался неестественно громким.

– Ты ведь знаешь, – раздраженно буркнул Тенан.

Волосы на его ногах и шарообразном туловище слиплись потеками светло-коричневой слизи, которая, высыхая, раздражала кожу. Он мечтал смыть ее с себя и пытался смириться с невозможностью этого в ближайшее время. Но не это сильнее всего печалило Тенана.

– Ты веришь им?

Хемель обернулся и посмотрел на Тенана, внимательно изучая его сморщенный от отвращения вырост.

– Мануру и Панаплиану?

– А кому еще? Не шути!

– Думаешь, тот, кто никому не доверяет, знает, как это делается?

– Хемель, прекрати!

– Так оно и есть, мой дорогой Тенан, немедленно.

– Дальше я не пойду! Они лгут и манипулируют нами, как будто мы их Лепе. Я на это не согласен! Мы должны найти Друсса самостоятельно, без всех этих выкрутасов, которые только отвлекают нас. Они заставляют нас бродить под землей и искать какую-то Камеру, чтобы они могли спокойно заниматься тем, что действительно важно. Они же не думают, что мы поверим в их дурацкие россказни? Я не верю, что Басал – порождение ксуло. Мы бы это почувствовали. Все бы почувствовали. А агенты Совета первыми. Я по-прежнему считаю, что здесь мы имеем дело с редчайшей формой Лепе. По-видимому, Лепе, созданные людьми, просто более устойчивы и ведут себя иначе. Я знаю, что это трудно доказать, ведь никто, кажется, еще не изучал это явление. Но это более правдоподобно, чем выдумки этих двоих. А еще эта Эбрена… Вот скажи мне, Хемель, как вообще такая безумная идея могла появиться?

Замин вздохнул.

– Эбрена существует, – пробормотал он глухо, словно в себя.

Наступила тишина с примесью страха. Тенан вытянул свой вырост и приблизил его к Хемелю.

– Как им удалось убедить тебя в подобном… – Он не смог найти подходящее слово и замолчал.

– Как ни странно, вы, перусы, не так сильно отличаетесь от нас. Наши в своем большинстве не хотят об этом знать. И ваши тоже. Но даже зная и будучи уверенными, они предпочитают делать вид, будто этого нет. Не существует.

– Постой, постой, ты хочешь сказать, что где-то там, глубоко под землей, замины с разрешения Совета действительно держат в заточении нечто не из этого мира. Нечто, питающееся вами и ксуло и к тому же способное открывать проходы в иные миры?

– Ты не понял, сама Эбрена и есть ворота. И если ты хочешь перейти в иной мир, то ты должен позволить ей тебя сожрать.

– Ты сам-то себя слышишь? Это просто смешно!

– Возможно, но до того, как попал к Друссу, я работал в подразделении, которое тихо перехватывало все найденные ксуло. Мы доставляли их к стоящему в порту складу, который внешне ничем особенным не выделяется, но к причалу, у которого он стоит, никогда не подплывают суда, и там не перегружают никакие товары. Зато в центре – широкий стапель, круто сходящий вниз. На нем работают замины, которые часто меняются. Всякий раз, как мы приезжали туда, я встречал других грузчиков. Однажды мы помогли поставить на стапель сундук с большим и тяжелым ксуло в форме длинного прозрачного цилиндра, наполненного движущимися изображениями рогатых четвероногих существ, бегущих по обширной травянистой равнине. В первый раз мне пришлось спуститься ниже уровня пола. Все схватились за ящик. Он был очень тяжелым, поэтому мы уперлись, и вдруг в наступившей тишине я услышал далекий рев, идущий из