Беглый - Азк

асфальт под колёсами чередуется с участками щебёнки и потрёпанного временем бетона. Пейзажи за окном сменялись — от побережья до предгорий, от зелени до резких скальных стен. Иногда, проезжая особенно крутой поворот, я невольно сбрасывал скорость и краем глаза следил за тем, как Инна с лёгкой тревогой сжимает дверную ручку.

— Красиво? — спросил я, когда мы остановились на небольшой площадке с видом на ущелье.

— Не то слово, — отозвалась она, вставая рядом. — Здесь как будто одновременно и страшно, и прекрасно. Смотри, как туман стелется по дну ущелья… прямо как в кино.

— Ну, будем надеяться, что наш фильм не закончится трагедией, — усмехнулся я. — А то в горах это быстро может произойти.

— Ты про тот случай с Волгой? — вдруг спросила она, бросив взгляд на меня.

— Нет, — ответил я. — Просто на горной трассе надо быть особо внимательным, не расслабляться. Сейчас я думаю только о том, чтобы довезти нас целыми до Тбилиси и угостить тебя настоящими хинкали.

Инна улыбнулась:

— Тогда поехали. У меня уже фантазия рисует, как они парят на тарелке.

Мы въехали в Тбилиси около пяти часов вечера. Город был красив: на улицах были редкие прохожие, фонари ещё не зажгли, воздух был прохладен, но уже напоён ароматами осенней листвы и печного дыма. Подъехали к гостинице «Иверия» — серое многоэтажное здание возвышалось над площадью как немой свидетель минувших эпох. Администратор, вежливый мужчина в пиджаке с немного лоснившимися локтями, быстро оформил наши документы и выдал ключ.

— Комната на девятом этаже, — сказал он с лёгким акцентом. — Вид на город, если повезёт. Завтрак с восьми.

Мы поднялись на лифте. Номер оказался вполне приличным — две кровати, стол, кресло у окна, старый, но работающий телевизор. Я первым делом бросил сумку, прошёл в ванную и включил воду.

— Я — первый, — сказал я, оборачиваясь. — Но только если ты не возражаешь.

— Возражаю, — ответила Инна и обогнала меня, смеясь. — У кого волосы длиннее, тот и первый.

Когда наконец мы оба были чистыми и чуть посвежевшими, решили не терять времени — город звал. Спустились на улицу, и шаг за шагом начали знакомство с Тбилиси. Мы бродили по узким улочкам старого города, разглядывали балкончики с кружевными деревянными перилами, слушали, как над крышами звучат приглушённые голоса и ароматы кофе, и свежей выпечки тянутся из окон.

— Ты только посмотри, — указала Инна на старый дом с сохранившимися фресками. — У нас бы это уже давно снесли и построили панельку.

— А здесь это часть жизни, — кивнул я. — Им не нужно стирать прошлое, чтобы строить новое.

Когда начали чувствовать голод, я предложил:

— Давай устроим тебе встречу с настоящими хинкали. Не из ресторана при пансионате, а из такого, где бабушка на кухне стоит у теста с четырёх утра.

— Если ещё и вино хорошее — я навеки стану фанаткой этого города, — с улыбкой ответила она.

Мы нашли небольшое кафе на боковой улочке. У входа сидел старик, игравший на струнном инструменте, похожем на мандолину, а внутри пахло чесноком, мясом и жареным хлебом. Мы сели за деревянный стол у окна, официантка на ломаном русском принесла меню, но я сразу сказал:

— Нам две порции хинкали. Много. И бокал… нет, бутылку сухого красного.

Инна смотрела, как я уверенно делаю заказ, с явным уважением.

— Ты точно не первый раз в Тбилиси?

— Первый. Но голод — универсальный язык.

Когда хинкали поставили на стол — горячие, пухлые, с ароматом мяса, перца и бульона, — мы замолчали. Сначала ели, потом — пили. Вино оказалось густым, терпким, с лёгкой вишнёвой нотой.

— Знаешь, — сказала Инна, вытирая уголки губ, — я не уверена, что хочу уезжать отсюда. Может, ну его — Баку?

— А как же сделка? — напомнил я. — Пятьдесят тысяч, всё-таки, с неба не падают.

— Ну да, — вздохнула она. — Но хинкали здесь всё равно вкуснее.

Мы посмеялись, расплатились и снова пошли по городу, а к полудню уже сели в машину и выехали на восток, в сторону Баку. Впереди — граница, смена языка, ландшафта, лиц. Но память о Тбилиси, его утренней тишине, хинкали с паром и тостах за любовь и мир, останутся в нас надолго.

* * *

Шины шуршали по асфальту уже седьмой час подряд. Мы остановились буквально на полчаса на Красном мосту, только потому что он был построен в 17 веке. Красивые виды были в Казахских горах. В Кировабаде мы хотели посетить мавзолей Низами.

Осень продолжала хозяйничать в Закавказье — деревья вдоль трассы теряли последние жёлтые листья, ветер таскал их по обочинам, срываясь в придорожные арыки.

Мы с Инной приближались к развилке на Кировабад, солнце замерло в зените, и в желудке уже урчало так, что стало ясно — пора останавливаться.

Кафе стояло прямо у шоссе, под низким, ржавым от времени козырьком. В углу курил шофёр в кепке, у входа валялся весь в пыли коврик, а в воздухе пахло жирной лепёшкой, кинзой и слегка прогорклым подсолнечным маслом. Внутри было немного народу — пара водителей с проезжающих, два молодых парня, скорее всего из местных, в чёрных очках, и ещё одна группа человек в плащах, сидевших через три стола от нас.

Мы сели за ближний к окну стол. Инна сразу попросила чай с лимоном и кусок кутаба с зеленью, я — харчо и хлеб. Едва официантка ушла на кухню, как я услышал голос в голове. Не свой — «Друга», через нейроинтерфейс, связанный с мной.

— Медик-инженер второго ранга, вон та группа в плащах за четвёртым столом от вашего — вызывает обоснованное беспокойство. Вещи, лежащие у них в сумке под лавкой, содержат местное взрывчатое вещество применяемое для разработки горных пород. Муха только что подтвердила наличие взрывных компонентов. Количество — достаточное для нескольких устройств.

Я медленно повернулся, как будто просто проверял, не закапал ли харчо скатерть. Пятеро мужчин — один с густыми усами, двое явно моложе, в кожанках, и двое старших, говорили между собой вполголоса. Улыбок — ни одной. Один периодически поглядывал в окно. На лице — напряжение, характерное не для путников, а для людей, находящихся при важном деле.

Инна в этот момент как раз отломила кусок лепёшки и, не заметив перемены в моём выражении лица, сказала: