Золотая свирель. Том 1 - Ярослава Анатольевна Кузнецова

страшной смерти. И я знаю только двоих, кто искренне не хотел бы, чтобы подобное произошло.

– Вот как? И кто же эти двое?

– Нарваро Найгерт. И ваш покорный слуга. За остальных не поручусь.

– Принцесса упоминала какую-то пряху из башни… Которая предсказала покушение. Кто она?

– А… старуха… – Лекарь хмыкнул, разглядывая ополовиненный флакон. – У нас, как в каждом порядочном королевском замке, есть башня с сумасшедшей пророчицей. Толку от нее никакого. В смысле, он пророчицы, не от башни.

– Но покушение-то было!

– Было. Я думаю – совпадение. Старуха вечно каркает. То мор, то глад, то конец света. Всем пора гробы готовить… Один раз из десяти ее карканье сбывается.

– А кто она такая, эта старуха?

– Прислуга из старой свиты королевы. Ее оставили при замке из жалости.

М-да-а… В такой обстановке искать злоумышленника… Характерец у девы нашей благородной, прости господи… Вот скажите, что ей вступило – я ведь от верной гибели ее спасла, а она меня в вампиризме обвинила. Вот так, походя, не вникая в подробности… если бы не Найгерт дотошный, и не Ютер… спасибо, хоть в конце словечко за меня замолвила. «Катись в Ракиту»…

– Скажи, Ютер, – я понизила голос, – а что… с королем? Мне показалось, он… болен?

Лекарь некоторое время молча глядел на меня, потом опустил глаза. Откинулся на спинку стула, касаясь столешницы кончиками пальцев. У него вдруг задергалось веко.

Молчание затягивалось.

– Ютер? – окликнула я мягко.

– Головные боли, – глухо выговорил он, не поднимая глаз. – Очень сильные. Последнее время… может, мне кажется, но…

– Участились?

– Да. – Он выдохнул и сморщился, словно раскусил горькую миндалину. – Найгерт держится, не жалуется. Скрывать наловчился, представляешь? Весь зеленый… ходит, улыбается… не ест ничего… Боюсь я…

И замолчал. Словно испугался, что сказанное слово возымеет реальную силу и подпишет юноше приговор.

Я поставила локти на стол и подперла кулаками лоб. У меня тоже болела голова – но я знала причину: обыкновенная шишка. Завтра или послезавтра сойдет как ни бывало. А вот Найгерт… Хуже не придумаешь – голова! Со всем остальным я более-менее имела дело, но с мозгами…

– Леста. – После долгой паузы голос у лекаря стал каким-то сиплым. – Леста… Где ты училась?

Этого мне еще не хватало… надежду бедняге подавать… а потом давить ее, надежду эту… Какая холера меня сюда понесла?!

– Ох, Ютер. Моих знаний хватает только рану перевязать да вшей вывести. Не смогу я Найгерту помочь. Выпишите ему хорошего врача.

– Выписывали, как же. Приезжал сам Рудор Альбака, личный лекарь их верховного величества Иленгара Лавенга. Ничего, кроме тинктуры, дающей временное облегчение, предложить он не смог. Лорд Виген выписал знаменитое светило из Маргендорадо, но пока тот приедет… И Найгерт ругался очень, не хочет тратиться на врачей. Жаль… я было понадеялся…

– Я слышала, король собирается жениться?

– Да. Пора ему. На Мабон, Сентябрьский Медовар свадьба назначена. Совсем уже скоро. Пусть хоть наследника сделает, да поскорее. – Лекарь покачал головой. – Бог даст, здоровенького родит.

– А ты интересовался здоровьем будущей королевы?

– Первым делом. Говорят, девушка у Клеста хорошая, крепкая, и бедра у нее достаточно широкие, и грудь полная. К тому же красавица. По крайней мере, на портретике.

«На портретиках все невесты красавицы, – подумала я. – А вот Каланда была красивее собственного портрета».

– Дай Бог, – согласилась я.

– Погоди, – вдруг спохватился Ютер. – Ты же справилась с морским дегтем!

– Это не я справилась. Это принцесса справилась.

Я вспомнила пламенные глубины, дыхание лавы, темную налетающую тень… что это было – сон, бред? Я всего-то хотела слепить края раны и кровь заговорить. Я и знать не знала, что нож был отравлен! Про запах вспомнила потом, когда пришлось врать и изворачиваться. Кто справился с ядом – я или принцесса? Или мы обе?

Нет, это она. Это ее победа. Обыкновенного человека яд уложил бы в считаные мгновения – а Мораг сперва с убийцей боролась, потом умывалась, потом со мной разговаривала… любой другой за это время десять раз копыта бы откинул! Она – существо необычайное, вот в чем причина. Я даже знаю, кто ее сделал такой – мать родная, Каланда Аракарна. Или госпожа Райнара, Ама Райна. Или это работа обеих…

* * *

255 год от объединения Дареных Земель под рукой короля Лавена (четверть века назад)

…это был аптекарский огород, и садовник сюда не допускался. На грядках возился Ю – младший сын королевского лекаря. В центре терраски, на равном удалении от стен, возвышалось престранное сооружение, все состоящее из стеклышек, вправленных в ячеистый металлический каркас, напоминающий гигантскую клетку. Я прошла мимо лавандовых куртинок, мимо кустиков шалфея, до грядки со свежевысаженными растениями. Ю сидел на корточках и разминал в пальцах черную, маслянисто поблескивающую землю. Ящик с рассадой стоял на дорожке рядом с ним.

Он оглянулся на мои шаги, близоруко сощурился.

– Леста?..

– Добрый день, Ю.

Он улыбнулся, моргая, вытер лоб сгибом локтя. На лице осталась полоса грязи.

– Госпожа Райнара велела попросить у тебя некоторое количество семян датуры. Она сказала, что ей требуются не прошлогодние, а этого года, прямо с куста.

– Датура? – парень поднял белесую бровь, почти не заметную на бледной коже.

– Она так сказала.

– А зачем, не сказала?

Я покачала головой. Ама Райна не имела привычки объяснять свои действия кому бы то ни было. Даже Каланде.

– Ну… хорошо. – Ю встал, вытер руки о штаны. – Иди за мной.

Он был мне симпатичен, этот сутуловатый, длинный, как шест, очень серьезный паренек. Сверстников из замка он сторонился, должно быть, считал их грубиянами и зазнайками, а может, просто побаивался. Я же была года на два его старше, и кроме того, парня впечатлила моя монастырская грамотность и знахарские познания в области ботаники.

Вдоль беленой стены были расставлены кадки с заморскими растениями. Я признала лавр и лимон, распознала розовые кисти и перистую листву акациевого дерева, дающего ценную камедь. Припомнив вышитый покров на алтаре нивенитского монастыря, догадалась, что вот этот запутанный, цветущий фантастическими звездами клубок и есть знаменитый страстоцвет.

Последним в ряду стоял пышный куст с большими грубоватыми листьями. На нем еще сохранилось несколько поздних цветов – крупных белых воронок с острыми защипами на краях.

– Оу! – поразилась я. – Да это же дурман! Ничего себе дерево вымахало!

– Датура – южная родственница известному тебе дурману, – заявил Ю, любовно приподнимая тяжелую ветку. – И силы у нее побольше, чем у него. Конечно, у нас она не столь сильна, как если бы выросла у себя на родине. Плодики еще зеленые, видишь?

– Вижу. Но госпожа Райнара велела