Маска времени - Мариус Габриэль

– Тогда все ваши любовники – непростительные скупердяи.

– Мои любовники обычно оплачивали мои расходы. Я в состоянии была бы купить себе сама украшения, но для меня это было бы все равно что признать собственное поражение. Кроме того, побрякушки мне не идут.

– Напротив, очень идут. – Уэстуорд коснулся пальцем изумруда. – Красивая женщина без украшений кажется голой.

– Продолжайте, продолжайте.

– Квартира вашей матери, ее одежда, украшения. Короче, вы полностью вошли в ее жизнь.

Эта фраза не понравилась Анне.

– Не совсем, мистер Уэстуорд.

– Ваши волосы темнее, и вы смуглее, чем ваша мать. Ваш отец, наверное, был цыганом?

Анна расхохоталась.

– Нет, ирландцем. Знаете: черный волос, голубой глаз. Но кожа у него была какая-то особенная. Впрочем, что у кого я взяла – неизвестно. Семейная тайна.

– Когда умер ваш отец?

– Больше десяти лет назад. Когда мне было шестнадцать. Произошел взрыв, – произнесла Анна.

Она заметила, что во взгляде Уэстуорда будто промелькнуло что-то, но он ничего не сказал, и расспросы прекратились.

Анна попросила Уэстуорда заказать блюда на свой вкус. Официанты засуетились, и на столике появилась огромная железная чаша, из которой доносился очень аппетитный запах.

– Трюфели? – прошептала в восторге Анна. – Но я просила не заказывать ничего экстравагантного.

– Это один из лучших ресторанов во всем Колорадо. Было бы глупо не заказать у них самое лучшее, что они могут предложить.

– Это ваша жизненная философия? О Господи! Восхитительно!

Уэстуорд не отрываясь следил за Анной, пока она пробовала грибы, сохранившие пьянящий аромат свежей земли.

– А я начинаю думать, что у вас не было еще времени для того, чтобы полностью вкусить все наслаждения жизни. – С этими словами Уэстуорд взял в руки вилку.

– Неужели я произвожу такое впечатление?

– Что-то неземное в вас явно чувствуется. Воздух и огонь – ваши стихии. Не вода и земная твердь.

– Уверяю вас, я очень земное существо, особенно когда речь заходит о еде. Ведь во мне течет и итальянская кровь. Взять хотя бы те же трюфели, ветчину по-пармски.

– Сыр пармезан.

– А что? И сыр. А также салями, паста, анчоусы… – Их взгляды встретились, и Анна рассмеялась.

Но он не ответил ей улыбкой. Глаза Уэстуорда по-прежнему серьезно и цепко смотрели на Анну, и вдруг она почувствовала, будто сердце упало куда-то вниз, а румянец предательски выступил на лице, будто она сказала что-то нескромное. Анна не выдержала, опустила глаза и продолжала есть молча, прислушиваясь к своему сердцу. Но стоило только щекам остыть, как она продолжила:

– Я все пытаюсь представить себе человека, которого так разыскивала моя мать, и не могу. Конни Граф рассказала мне сегодня кое-что интересное. Все началось с дневника, что вела моя бабушка в Италии, – я вам уже говорила о ней. Дневник нашли в прошлом году в развалинах старой фермы у озера Гарда, где родилась моя мать. Она вам рассказывала о дневнике?

– Нет.

– Конни говорит, что человек, которого ищет мама, может быть был упомянут в дневнике. Вот с чего следует начать, Филипп. Человек был в лагере для военнопленных, расположенном недалеко от озера Гарда. Кандида пишет о нем в своем дневнике. Скорее всего, он находился в плену вместе с Дэвидом Годболдом. А затем они могли вместе бежать и, может быть, стали друзьями.

– Или врагами, – спокойно заметил Филипп.

– Все так мучительно. В этом деле есть несколько вариантов ответа, но ни один не кажется мне достоверным. Бабушка, пожалуй, знает что-что, но сейчас она в больнице.

– А сама Констанция Граф когда-нибудь видела дневник?

– Нет. Она даже не верит, что он действительно существует. Конни кажется, что моя мать просто потеряла рассудок и все – плод ее больной фантазии.

Филипп с задумчивым видом отпил вино, потом уверенно произнес:

– Дневник существует. Я в этом полностью уверен. И он очень важен для нас.

– Да. Но я обыскала весь дом, и его нигде не было, если не считать сейфа, который по-прежнему остается закрытым.

Филипп поставил бокал на стол.

– Значит, надо открыть сейф, – произнес он повелительным тоном.

– Знаю, но я не хочу взрывать или взламывать его. Завтра я встречусь с адвокатами моей матери. Уверена, что она передала им шифр. Если нет, тогда обращусь к слесарю-профессионалу.

В сочетании с грибами вино приобрело сладкий и совершенно неповторимый привкус. Анна повернула бокал и посмотрела, как на белой льняной скатерти заиграли золотые отблески хрусталя.

– Бумаги я просматривала много раз, но ничего не нашла, хотя мать обязательно должна была вести записи, связанные с ее расследованием. В этом смысле она была очень методична и последовательна. Помимо сейфа, важные бумаги обычно хранились в ореховом бюро в кабинете, но оно оказалось пустым, когда я вошла в квартиру, а ящики валялись на полу. Если там что-то было, то преступник забрал это с собой. А остальное…

– Остальное – в голове вашей матери, – закончил за Анну Уэстуорд, – и теперь погружено в тишину комы.

Анна вздрогнула от этих слов, а потом заметила человека за соседним столиком, который не без вожделения смотрел на нее жадными глазами, похотливо улыбаясь. А женщина, сидящая с ним за столом, не без вожделения смотрела на Филиппа Уэстуорда. Интересно, какое они производили на всех впечатление? Тайные любовники? Стареющий джентльмен завоевывает сердце молодой леди за ужином в дорогом ресторане, в мягком свете розовых ламп?

Филипп выбрал следующее блюдо, и оно тоже оказалось великолепным. На сей раз это была форель, зажаренная на вертеле под лимонным соусом. После плотного грибного блюда форель можно было сравнить только с освежающими струями горного альпийского ручья.

– Кстати, об этих людях, которые оказались в русском плену, – вернулась к прерванному разговору Анна. – Я все время думаю о них. Ужасно. Сначала пройти ад нацистского застенка, получить освобождение от русских, а затем на всю жизнь оказаться запертыми в русских же лагерях. Непонятно, почему их не выпустили? Может быть, хотели допросить тех, кто обладал секретной информацией относительно военных объектов на Западе? А может быть, хотели завербовать их, а потом забросить в их собственную страну в качестве шпионов?

Глаза Филиппа, казалось, стали темнее.

– Неплохая версия.

– Думаю, тогда было всеобщее царство хаоса. Вся Европа превратилась в бедлам. И нам, пожалуй, никогда не узнать, что же случилось на самом деле. Я читала «Архипелаг ГУЛАГ». Условия в сибирских лагерях были ужасны.

Прежде чем ответить, Филипп помолчал немного:

– Но кому-то все-таки удалось выжить.

– Давно вы уже не делали этого! – с улыбкой произнесла Анна.

– Не делал чего?

– Вы давно уже не обдумывали то, что скажете. Когда у вас спрашиваешь что-то, видишь, как работает ваша мысль, потом получаешь ответ. Словно компьютер обрабатывает полученную информацию.

– Мне не хотелось бы давать вам неправильные ответы, – серьезно ответил Филипп и улыбнулся.

Анна впервые увидела его улыбку. От этого перехватило дыхание, а сердце, казалось, растаяло в груди. Он облокотился на спинку стула, и пальцы его рук переплелись. Руки его были сильными и загорелыми.

– Вы профессиональный журналист, и ваш ум постоянно что-то исследует. Кстати, что вы обычно расследуете?

– Разное. Но в основном мошенничество и обман, совершаемые в очень крупных масштабах.

– Что-то вроде ищейки?

– Не совсем. Наверное, у меня чутье на всякого рода грязных типов, которые представляют серьезную угрозу обществу.

– И действительно их преступления настолько серьезны?

Анна вспомнила о своем последнем «герое» – Андре Левеке. Можно было бы упомянуть о нем сейчас, но не хотелось говорить о плохом в такой прекрасной обстановке:

– Я расследовала во Флориде деятельность преступных мафиозных семей. Несколько лет назад я раскопала связи Джона Готти в Майами. Дельце было по-настоящему серьезным.

– Как-нибудь я расспрошу вас обо всем подробнее.

– А сейчас могу я сама спросить все кое о чем?

– Давайте.

– Вы когда-нибудь служили в армии?

– Да, – слегка кивнул Уэстуорд.

– Так я и думала. Случайно, не во Вьетнаме?

– Нет. Я был солдатом в мирное время и оставил службу в 1977 году.

– А в каких войсках вы служили?

– Спецвойска.

– Спецвойска! – Анна даже подняла бровь от удивления. – Хотя не знаю, почему меня это удивляет. Ведь с первого взгляда еще в Денвере я поняла, что вы военный. Вы и стоите, и ходите как военный человек. – Она заметила, как Уэстуорд пошевелил могучими плечами, обтянутыми дорогой материей изящного костюма. Наклонившись немного вперед, Анна прошептала заговорщическим голосом: – Вы волк в овечьей шкуре, мистер Уэстуорд. Все остальные мужчины здесь, в этом зале, по сравнению с вами – щенки, но вы… вы настоящий волк, большой и очень злой, уверяю вас.