Четыре выстрела: Писатели нового тысячелетия - Андрей Рудалёв
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Руководство показало свою фатальную слабость. Оказалось, что нет предела зависимости. Увещевания, угрозы и посулы – это ведь тоже проявление слабости. Слабости перед тупым Приказом еще более высокого руководства. А зачем был Приказ? Не за тем ли, что власть боится самостоятельных…
Но сводить теперь с партией счеты – было бы мелко и неумно. Ничего, кроме человеческой жалости я к ним не испытываю и воевать с ними не буду. Граждане сами разберутся.
Остаюсь самим собой. Буду и дальше писать и говорить то, что думаю. Шарахаться к другим политическим силам не намерен. А выборы всё больше напоминают профанацию. Может, и к лучшему, что я в них уже не участвую».
И уже 9 ноября – возвращение к литературе: «Прилепинские “Патологии” перечитал. Правда, пуританский, как я понимаю, вариант “Роман-газеты”.
Звали меня на несколько “круглых столов” и “собраний”. Всех вежливо послал. Смысла пока эти хождения не имеют.
Надо книгу писать. Решил рассказать про свои опыты в политике (страсти, пестрые картинки), от самого детства. Написал первую главу, про СССР. Но осознал, что это будет смотреться в книге вяло, сначала 80-е, потом 90-е, читатель уснет, доехав до наших времен.
Нет, лучше сразу начать года с 2005-го…»
Таков был знаковый октябрь «поэта-поповича». Его драка.
В одной из сентябрьских ЖЖ-записей у Сергея можно прочесть вопрос: «А бабье лето уже наступило?» «Бабьим летом» называет он это солнечное время и в «Приключении черни». После этой мимолетности наступило ледяное время, чернота опустилась над городом и внешность мира стала слагаться из двух цветов: черного и серого. Да и сам он – «солнечный агент»: его победа с яркими днями, когда холод и лед – «жди разгрома».
В биографии на персональном сайте о тех знаковых для него днях сказано без эмоций и лаконично: «В 2007 году Шаргунов вошел в федеральную тройку партии “Справедливая Россия” на выборах в Государственную Думу. Меньше чем через месяц был исключен оттуда, как считается, по требованию Кремля за нелояльные высказывания по отношению к власти. Позднее Сергей Шаргунов описал эти события в главе “Приключения черни” своего романа “Книга без фотографий”».
В этой главе он решил рассказать «подробнее» про то, как «прорвался к Парламенту и был остановлен в полушаге от него». Про свое «бабье лето»: «Несколько дней, как подарки, скоро их раскокает, смоет и заметет». Рассказал, как был разгромлен, как почувствовал полное отчаяние, которое погнало его в черноту города, к улыбкам окружающих: «Теперь ты чернь».
А ведь его задача – преодоление этого деления на чернь и власть имеющих. В этом заключается здравый смысл, к этому призывает инстинкт самосохранения государства. «Обретение здравого смысла в России – это соединение двух начал – народа и государства. Это преодоление между ними отчуждения», – писал Сергей в эссе «Рай – это другие». Для преодоления этого отчуждения и необходим бунт черни, ее звучащий голос.
Он прыгнул в «топь политики», широкими прыжками пересекал ее и когда вышел на финишную прямую, то «система пришла в ярость, обнаружив теперь чужого». Того, кто «сам по себе». Он шел на этот приступ не как все – не вписываться, не встраиваться, не подчиняться. Шел изменять, бороться с фарсом, не только самому не гнуться, но и давить важные лысины. Этот финт он проделал с банкиром – будущим депутатом, заставив его давиться акульим супом вместо котлет из стерляди. В ресторане перед униженным и просящим банкиром он ощутил «веселую власть». Пусть в этом есть озорное ребячество, но в то же время новый и чужой почерк, который не принят в обществе – свист Вани Соколова из «Чародея».
После была беседа с клерком высокого полета, пришедшим за «лотерейным билетом», который следовало вернуть. Это был не просто разговор: была и попытка подкупа с соблазнами астрономических сумм, прямой шантаж и реальные угрозы. Всё это свалилось на 27-летнего парня, который вознамерился прорваться из грязи в князи.
Было бегство, два дня в своей квартире за железной дверью, встреча с «Вием» – большим начальником, рычащим и брызжущим кипящей слюной. Дальше – отчаяние. В свое «бабье лето» он светился успехом; когда этот свет прошел и наступили холода, он почувствовал себя чернью. Это слово ранее жестко произнес «клерк высокого полета».
Был жест – неделя работы дворником. Чтобы прочувствовать в полной мере свое нынешнее положение, чтобы окончательно на время стать «чужаком». Временно, на неделю, чтобы в этом состоянии не застаиваться. Неделю он строил снежные горы, чтобы видеть перспективы, выбраться из своего падения, из отчаяния.
Еще эта работа дала умение не думать об окружающих. После разгрома это самое то, ведь «вчерашние дружки по политике обходят, как прокаженного. Вчерашние дружки по литературе злорадствуют». Тогда же на стальном листе лопаты он отпечатал «фотографию одиночества», чтобы преодолеть, порвать с этим прошлым. Тогда же он «уверенность получил».
После всех этих событий в том же октябре группа писателей опубликовала открытое письмо к лидеру «Справедливой России» Сергею Миронову. Оно, как ныне водится, осталось без ответа. В нем также звучал риторический вопрос «почему власть предпочитает безликих функционеров ярким молодым лидерам?»:
«Уважаемый Сергей Михайлович!
Вы включили в федеральную предвыборную тройку вашей партии прозаика, поэта, публициста Сергея Шаргунова. Действительно, это было решение дерзкое, поскольку он молодой человек, порой склонный к резким высказываниям.
Но сам факт его попадания в тройку давал основания для надежд. Для надежд прежде всего на то, что политический бомонд, плотно сомкнувшийся плечом к плечу, способен потесниться, чтобы принять в свои ряды человека яркого, обладающего даром художественного слова, деятельного.
В течение двух недель мы наблюдали вал публикаций в центральной прессе с кляузами самого омерзительного рода. Из произведений писателя, без учета контекста выхватывали цитаты и толковали их вкривь и вкось. Тогда вы заявили, что Шаргунов останется в тройке, несмотря на клевету. Но, видимо, совсем уж невозможно было вынести, что Шаргунов открыто выступал с критикой президента Владимира Путина.
Неужели партия, которая выдвинула Шаргунова, не потрудилась заранее навести справки о кандидате? Трудно себе представить, но если так, то какая же это партия?
Если было известно, неужели не представляли развития событий?
Если представляли, как могли не защитить своего кандидата?
Если вы не можете защитить своего кандидата, как вы сможете защитить интересы избирателя?
Неужели писатель не имеет права на выражение собственных политических взглядов во власти? Почему писателю нужно оглядываться, чтобы в своих повестях, не дай Бог, не сказать неких запретных слов? Почему нельзя
