Катрин (Книги 1-7) - Жюльетта Бенцони

Беро д'Апшье будет иметь дело со мной… с Богом, исполнителем воли которого я являюсь, и он отступит перед угрозой проклятия, как уже отступил перед Святыми Дарами в день смерти нашего брата Амабля! Когда-то раньше я умел драться, и если я отказался от оружия, то еще не утратил способности говорить с людьми. Поверьте, мне легче будет урезонить Беро д'Апшье, когда вы будете далеко, и мне придется иметь в виду только его алчность. Он не решится поднять на меня руку. Я отдам ему все, что только смогу найти из золота, с риском разорить монастырь, замок и богатейшие владения этой земли, но он услышит и голос разума.

— О каком разуме можно говорить с подобным бандитом?

— О разуме, свойственном ворам. Я заставлю его убояться наказания, королевских репрессий, и он поймет, что чем больше совершит преступлений, тем длиннее окажется предъявленный счет! Или я сильно ошибаюсь, или он удовольствуется возмещением убытков. Поезжайте без страха.

К тому же в этом городе есть еще силы, и мы пока не в руках Апшье!

И в самом деле, со стен стали доноситься торжествующие крики, сопровождаемые грубыми шутками, выкрикиваемыми в адрес противника. Приступ, должно быть, снова отбили… Да, люди Монсальви умели драться.

Впервые легкая улыбка осветила вытянувшееся лицо владелицы замка.

— Трудно вам возражать, святой отец, когда вы решили победить. Действительно, поговорите с мужчинами… и женщинами. Однако должна поймать вас на одном странном противоречии: вы не согласились, чтобы я последовала примеру святого Павла… а сами говорите, что я должна отправиться с детьми, Сарой и Беранже. Но как? Каким путем? Или вы можете предложить нам крылья, чтобы мы взлетели с донжона?

Широкая улыбка внезапно расцвела на худом лице аббата.

— Другими словами, вы принимаете меня за безумца? Признаюсь, впрочем, у вас есть основания думать так. Но идемте со мной, я хочу показать вам одну вещь.

— Одну вещь? Что же это?

А вот пойдемте, вы сами должны видеть…

Подталкиваемая любопытством, Катрин, приподняв платье, устремилась в низкую дверь. Обернувшись, она задержала долгий взгляд на Благовещении, своей маленькой скромной Деве и насмешливом Ангеле.

— Если Беро д'Апшье должен разграбить мой дом, аббат, умоляю — снимите и спрячьте эту картину. Она мне дороже всего остального! Достаточно будет ее завернуть и замуровать в погребе, но мне невыносимо думать, что она попадет в когти этих хищников.

— Будьте спокойны, я присмотрю за ней… Есть вещи, которых могут касаться только чистые руки.

ГЛАВА V. Тайна аббата Бернара

Следуя за аббатом, Катрин пересекла монастырский двор, который был запружен народом. Приносили раненых, жертв последнего нападения, и укладывали их в зале дома для гостей, где вокруг них суетились монахи. Сара была тут же с горой корпии, кувшинами вина и масла и своими лучшими мазями.

Но владелица замка и аббат, спросив о состоянии раненых, бросили несколько теплых слов и продолжили путь. Они пересекли монастырскую ограду и оказались на территории монастыря, пустой и молчаливой.

Шум, царивший в городе и в других частях монастыря, казалось, замирал у этой низкой сводчатой ограды, обсаженной маленькими самшитовыми деревцами.

Аббат провел свою спутницу вдоль окружной галереи, но, когда они подходили к части за алтарного фасада, Катрин увидела вертикальную плиту над квадратным отверстием. Подойдя ближе, она заметила ступени лестницы, уходящей под монастырь. Она повернулась к аббату и вопросительно посмотрела на него, но он приложил палец к губам зайдя на секунду в ризницу, вернулся с зажженным фонарем:

— Идемте, дочь моя!

Он первым устремился вниз по лестнице, высоко поднимая фонарь, чтобы осветить ступени. Спуск продолжался недолго: через двадцать ступеней их ноги коснулись утоптанного грунта. Дальше начинался узкий, как труба, проход, который, казалось, уходил под церковь.

Катрин шла на ощупь, ведомая священником, который ни на минуту не отпускал ее руки. Во влажном холодном воздухе пахло плесенью. Дышалось с трудом. Но через несколько шагов появилась новая лестница, более крутая, чем первая.

Перед тем как ступить на нее, аббат Бернар остановился, поднял фонарь и всмотрелся в лицо своей спутницы.

— Как вы себя чувствуете? — спросил он с оттенком беспокойства. — Я спрашиваю себя, не переоценил ли я ваши силы? Можете вы идти дальше?

Она улыбнулась.

— Не сомневайтесь в этом! Мне не терпится узнать, что вы хотите мне показать. Любопытство, отец мой! Он тоже улыбнулся и опустил фонарь.

— Тогда пойдемте!

Продолжая крепко сжимать руку молодой женщины, он стал спускаться. По мере того, как они спускались, стали слышны глухие удары и мягкий плеск воды.

— Не шум ли родника мы слышим? — спросила Катрин. — Того, что протекает под церковью?

— Именно его. Через мгновение мы окажемся на уровне колодца.

Действительно, в глубине монастырской церкви, рядом с хором, был деревянный люк, скрывающий глубокий колодец; никто не знал, откуда этот источник берет начало, но уровень его никогда не опускался. Поэтому монахи и не решались его заделывать — он мог оказать неоценимую услугу как во время пожара, так и в случае осады. Горожане были, по крайней мере, спокойны, что не умрут от жажды. К тому же вода в нем была удивительно чистой и холодной даже в самые жаркие дни.

Тем временем идущие из глубины звуки усилились, Катрин спросила с некоторым беспокойством:

— Я слышу, как течет вода, но откуда доносятся эти глухие удары?

Еще несколько минут терпения, и вы поймете…

Она не стала настаивать, чтобы не портить удовольствия священнику, который, по всей вероятности, приготовил ей сюрприз. Скорее всего это тайный выход из города. Но в этом случае, почему не открыл он его раньше?.. Однако она прервала размышления, поскольку ее любопытству был дан новый повод: лестница шла вдоль стены, которая в колеблющемся свете фонаря оказалась покрытой фресками. Или, по крайней мере, была покрыта ими раньше, так как повсюду виднелись пласты расписанной штукатурки, открывавшие взгляду то край чьей-то одежды, то стилизованных рыб.

Но они уже были внизу. Аббат поднял фонарь и медленно стал поворачиваться, освещая помещение.

— Смотрите, — сказал он просто.

Оглядевшись вокруг, она вскрикнула от удивления.

Они находились в склепе, по-видимому, высеченном в скале. Грубо обработанный камень отбрасывал сиреневые и пурпурные отсветы, которые выдавали аметистовые залежи, и представляли собой обрамление для закругленного хода часовни, упирающейся в круглую арку с двумя полукруглыми столбами.

Там открывались фрески, менее поврежденные, чем на лестнице, наивно воспроизводящие четырех евангелистов в окружении ангелов с заостренными крыльями. Но самым странным был фон часовни: ангелы и святые поднимались к удивительному золотому солнцу, чьи прямые