Катрин (Книги 1-7) - Жюльетта Бенцони

пленника. И в его обычно мягком и таком благожелательном взгляде не оставалось ни следа пощады. Этот человек вызывал в нем такой же ужас, как и тот дьявольский план, в котором он только что признался.

— Нет, — сказал он холодно. — Продолжим! Жерве еще может очень многое нам сообщить. Например, имя того, кто нас предает. Опасность, угрожающая мессиру Арно, заставила об этом временно забыть, но это надо срочно выяснить.

Совладелец Монсальви сел на скамеечку, оставленную Катрин, посмотрел предыдущие записи показаний пленника и вздохнул:

— Теперь, Жерве, ты будешь отвечать мне. Но не питай иллюзий: мои условия те же, что и у госпожи Катрин. С той только разницей, что я присоединю к этому отпущение твоих грехов, если ты искренне раскаешься… перед тем, как тебя повесят!

Час спустя, в то время как Катрин под присмотром Сары спала глубоким сном под действием успокоительного снадобья, когда закованный в цепи Жерве был водворен в одну из камер донжона, из которой перед этим спешно убрали соления, и когда аббат Бернар с озабоченным лицом возвращался в монастырь, чтобы ждать там дальнейшего развития событий, Николя Барраль в сопровождении четырех солдат стучал в дверь Огюстена Фабра, плотника. Не получив ответа, он высадил вышеозначенную дверь. Услышав шум, из соседних окон и на пороге домов показались напуганные люди в ночных колпаках, заблестела сталь топоров и ножей ввиду непредвиденной, как им показалось, атаки противника.

Действительно, с самого начала осады люди Монсальви засыпали, положив оружие на расстоянии вытянутой руки даже у Гоберты Керу целыми днями работал точильный круг. Правда, пока на нем заострялось не более чем веретено, превратившееся в наконечник копья, но в снах торговка полотном видела себя Орлеанской Девой, своей любимой героиней.

Начал заниматься день. Повсюду раздавались хриплые Крики петухов. Впервые за последнее время небо было безоблачно, и утренняя звезда сверкала на нем, как крупный голубой алмаз.

И первое, что увидели горожане, была именно эта звезда. По крайней мере, с этой стороны их беспокойство было развеяно. Вторым был развороченный дом Фабра, откуда Николя и его солдаты выходили ни с чем. Дом был пуст, Огюстен и Азалаис необъяснимым образом скрылись.

Тут же сержанта и его людей окружили кольцом любопытные, желающие узнать, что произошло. Вскоре к ним присоединилась и Гоберта, которая жила дальше остальных и прибежала в накинутой на рубашку овечьей шкуре, потрясая веретеном.

Вскоре маленькая площадь была заполнена полуодетыми людьми, разом говорившими и потрясавшими всевозможным оружием, не зная толком, что случилось.

Николя понял, что надо дать объяснения, иначе сборище превратится в бунт.

Взобравшись на край фонтана, он вытянутыми руками, как дирижер, попытался утихомирить толпу. Это оказалось не легко, так как все кричали гораздо громче его. Но еще сильнее оказалось любопытство Гоберты. Вскарабкавшись на фонтан рядом с ним, она испустила такой зычный рев, что спокойствие и тишина восстановились как по волшебству. Тогда она обвела общество удовлетворенным взглядом.

— Давай, Николя! Скажи, что произошло!

Чувствуя себя в роли оратора, что давалось ему не без труда, сержант передал события этой ночи, стараясь ничего не упустить. Он рассказал о признаниях, вырванных у Жерве, о ловушке, расставленной для Арно де Монсальви, о приступе слабости у Катрин и, наконец, как Жерве раскрыл сообщников, которыми оказались плотник с дочерью и местная колдунья Ратапеннада, изготовившая яд, которым и должен воспользоваться Гонне д'Апшье. Он рассказал, как Огюстен Фабр, жертва далеко не отцовских чувств, которые внушала дочь его покойной жены, полностью попал под чары Азалаис. Если верить Жерве, вызывающая красота кружевницы сделала из этого когда-то мирного и честного человека раба чудовищной страсти, которой красотка умела управлять, впрочем, чтобы потом над ним посмеяться, так как давно начала встречаться с Жерве за мельницей. Разжигая честолюбие девушки, рассказывая о возможностях, которые она может использовать в жизни, Жерве Мальфра сумел польстить ее тщеславию, и поэтому ему, искушенному в подобных делах, не составило большого труда добиться от нее того, в чем она с таким презрением отказывала другим парням.

Конечно, Фабр не знал, что Азалаис стала любовницей негодяя, и именно плотник попытался убить госпожу де Монсальви по наущению своей странной дочери. В обмен она обещала полностью отдать себя в его власть! Эта мысль свела с ума несчастного. Для того чтобы завладеть ее телом, о котором мечтал ночами, он согласился бы заколоть аббата Бернара во время праздничной мессы.

Что же касается Азалаис, то она не только отдала Жерве одну из рубашек Катрин, на которой она чинила кружево, но и собственноручно написала пресловутое» любовное письмо «, подделав почерк сеньоры. Обладая всевозможными талантами, она умела не только писать, но и рисовать, благодаря чему легко изготовила фальшивку. Все это было спущено Фабром на веревке ночью в установленное время и в условленном месте во время его дежурства на стене…

Возгласы, сопровождавшие речь Николя, донеслись до крепостных стен, дозорные стали свешиваться со стен в город. Теперь маленькая площадь стала похожей на какой-то ведьмин котел с орущими головами, пылающими глазами и бешено жестикулирующими руками — невероятное собрание, имеющее огромную смертоносную силу.

Несколько раз Гоберта высказывала общую мысль, подводя итог:

— Нам нужны Огюстен и Азалаис! — горланила она. Потрясая своим веретеном, как Жанна д'Арк усеянным королевскими лилиями штандартом, она спрыгнула с фонтана и устремилась к дому плотника, увлекая за собой Бушующее людское море, затопившее мастерскую, несмотря на категорические протесты сержанта, призывавшего на помощь всех святых и молившего небеса о том, чтобы все обошлось малой кровью. Кроме этого, он приказал подтянуть людей к готовому взорваться дому и помешать Гоберте и ее сторонникам поджечь его, так как огонь неминуемо перекинется на другие дома.

Однако нельзя было не признать, что плотник и его дочь исчезли. Таинственным образом предупрежденные об опасности, которая им грозила при пленении Жерве Мальфра Азалаис и ее отец предпочли бегство и исчезли словно по волшебству, не оставив не только ни малейшего следа своего пребывания, но и доказательств поспешности сборов. Дом плотника в тот момент, когда в него ворвались Николя и его солдаты, был в безукоризненном порядке. Постели не были разобраны, посуда была на месте. Исчезли только одежда и какие-то личные вещи…

Когда Гоберта и ее свита вернулись на площадь, порядок возобновился. Каждый пытался понять, каким образом Фабру и Азалаис удалось бесследно исчезнуть и кто мог предупредить их о решении Совета, членом которого плотник не состоял…

— Необходимо узнать, кто их осведомил, — заключил Николя. — У кого-то из нас слишком длинный язык, это уж точно…

Он