Ведьмины камни - Елизавета Алексеевна Дворецкая

хотела престол! Она ждала кое-кого другого. Когда мы пришли в Киев, думали, сейчас все и случится. Мистина получит княгиню и сам займет Олегов стол.

– И почему же ничего не вышло? – спросил Фридрек Зима; он прибыл только этой весной и первого похода не видел.

Ему не сразу ответили.

– Мистина – Ингваров побратим, – сказал Брюньяр. – Он не захотел его предать.

– Что проку от такого побратима? – с досадой отозвался Эскиль. – Мистина уже мог бы два года быть здешним конунгом. И он не поступил бы с нами так подло! Он понимает, что такое доблесть и честь! У него есть настоящая удача!

– Но он не конунг, – возразил еще кто-то из тени под столбом.

– В нем есть княжеская кровь! Его мать была дочерью одного князя вендов, он – внук настоящего князя!

– Не как ты? – с насмешкой спросил еще кто-то.

– Нет! – яростно ответил Эскиль. – Там все законно. Женись он на госпоже Эльге – из него вышел бы конунг не хуже других. И если он еще об этом подумает, я его поддержу!

Хедин, поначалу слушавший одним ухом, широко раскрыл глаза. Эскиль и его товарищи надеются, что Мистина Свенельдич решится на мятеж против Ингвара, своего князя и побратима? И намерены его поддержать? Ему, разумеется, было известно, как высоко варяги ценят ум, опыт, ловкость, отвагу и, главное, удачу Свенельдова сына, который был их вождем в те три месяца войны в Вифинии. В тот ужасный день под огнеметами больше пострадали люди и корабли, шедшие вблизи Ингвара, в середине общего строя; Хельги Красный успел проскочить вперед, а Мистина, видя, что происходит, вовсе не стал входить в пролив, и державшиеся при нем уцелели. Те, кто попал под струи жидкого огня, но выжил, в основном остались с Ингваром, ушли с ним в Болгарию, а потом и в Киев. Из троих вождей похода Ингвар вернулся первым – и с неуспехом, лишь немного прикрытым новой женитьбой на родственнице болгарского цесаря Петра. Все два года были причины считать, что удачей Ингвар уступает и брату жены, и собственному побратиму. Особенно сильно это убеждение держалось среди варягов – тех, кто ничего не имел на Руси, кроме собственной жизни и оружия, и вся судьба их зависела от удачи вождя. Под стягом Мистины они обрели и славу, и добычу – понятно, кто казался им более достойным вождем.

Хедин и сам отчасти разделял эти мнения. Но чтобы задумать мятеж?

– Если случай и был, то теперь упущен, – сказал Хамаль Берег. – Ускакали наши валькирии. Скоро Ингвар заключит тот договор с Романом, и как знать, удержится ли Мистина в Киеве? Или тоже станет не нужен, как и мы?

– Да уж многие думают, что для конунга было бы лучше убрать Мистину подальше от своей жены, – дерзко ответил Эскиль.

– Вот видишь, как умелы некоторые люди в обольщении женщин! – засмеялся Велейв Зола и похлопал Эскиля по плечу. – Учись!

Но Эскиль таких шуток не терпел и так пихнул его, что Велейв отлетел к столбу. Вскочив, было бросился на Эскиля, который уже ждал его, мгновенно поднявшись, но его перехватили и увели в сторону.

– Хватит, дренги, пошутили!

– Глядь, я из-за тебя пиво пролил!

– Не ломай этот дом, Велейв, нам в нем сидеть до будущего лета!

– А ты, Эскиль, не совал бы нос в чужие дела с чужими женами – а то откусят.

– А хотите, я расскажу, как один мужик у медведя жену отбил?

– Чего? Он что, с медведицей того…

– Да нет! Свою жену! Они в лесу были, а на бабу медведь напал. А тот мужик…

Варяги разошлись, разговор перешел на другое, поспела каша в большом котле, повешенном над костром на дворе, чтобы не дымить в доме. Но Хедину даже есть расхотелось. Может, это все пустая болтовня. Но Эскиль Тень – человек решительный и совестью не слишком обременный. Как знать, до чего его доведет необходимость еще год служить Ингвару, больше не имея надежд на славу и большую добычу?

* * *

В сытую пору жатвы Ингвар не скупился на содержание варягов: княгинина челядь усердно варила пиво и медовую брагу, и каждый вечер в Ратные дома привозили несколько бочонков, вместе с прочими припасами: печеным хлебом, толченым ячменем, свежей рыбой из Днепра, ранними овощами. Желающие размяться могли когда угодно поохотиться в княжьем бору близ Киева, так что и мяса хватало. По вечерам варяги долго пили, без конца обсуждая былые сражения, павших и живых товарищей, рассказывали разные байки о своих приключениях, а иногда даже о родных краях. После этого, не имея нужды ни в каких трудах, многие спали до полудня и вставали, когда в широко раскрытые двери длинного дома уже вовсю тянулись горячие солнечные лучи, доставая до камней холодного очага.

Хедину тоже было некуда спешить – если не являлся спозаранку Ингвар-младший с лошадьми и не увозил куда-нибудь. Неспешно поднявшись, он поел каши, уже остывшей, и вышел из дома – на что там смотреть? Прошелся немного и улегся в траве на небольшом пригорке, откуда был виден и Днепр, и киевские горы, и огороды неподалеку. Раньше вокруг Ратных домов кияне пасли скот, но теперь перегнали подальше от чужаков. Огороды и сады, защищенные плетнями и псами, перенести было нельзя; бабы, девки, подростки возились в грядах, дергали сорняки, рыхлили, поливали, обирали гусениц. Варяги, если кто мог объясниться по-славянски, выбрав бабу помоложе, от скуки пытались завести разговор. Иной раз это вознаграждалось пучком свежей моркови или репы, а иной раз – синяком под глазом: мужья баб тоже не дремали.

От земли сочилась приятная прохлада, густая трава пахла нагретым соком. Заглядевшись на облака, Хедин не сразу заметил, что к нему кто-то идет; обернувшись на шорох травы под ногами, увидел рядом Эскиля и от удивления сел. Но Эскиль на ходу сделал знак: мне ничего не надо, – и непринужденно растянулся поблизости. Однако Хедин знал: не такие уж они приятели, чтобы Эскиль подошел просто так.

Выглядел тот усталым: лицо недовольное, под глазами круги.

– Слышал, какую подлость он нам готовит? – начал Эскиль.

Хедин и удивился, и обрадовался в душе, что Эскиль сам заговорил с ним о том, о чем он хотел знать.

– Он – кто?

– Ингвар конунг. Мы вчера встречались с греком – я, Хамаль, Гримар, Стейнтор Сова, Ятмунд Ведун.

– И что?

– Он-то сам был бы очень рад нанять нас после этого… – Эскиль окинул взглядом днепровские горы. – То есть Роман цесарь. И хорошо платить.

– А ты готов? – неожиданно для самого себя ответил Хедин. – Служить Роману? Грекам? Не ты ли рассказывал, как Хавстейна под Гераклеей нес на себе, а он кровью истек…

– Ётуна мать! – Эскиль перевернулся на живот и ударил кулаком по траве. – Да я и сейчас просыпаюсь иногда, и мерещится, будто я весь в его крови! У меня у самого клибанион вот так был разрублен, на двух ремнях держался!

– И ты хочешь им служить? В той же тагме, если возьмут, где убийцы Хавстейна?

– Мы к ним приходили за добычей… А они к нам не придут.

– Про твой хутор они и не слыхали. Думают, там уже турсы живут… Да и про мой Силверволл тоже, пожалуй.

– Но нам бы еще суметь туда попасть, в Миклагард. По старому договору, времен Хельги Хитрого, люди, желающие служить грекам, могли идти туда, когда хотят, а здешний князь не имел права им мешать. Но Ингвар, видно, испугался, что от него уйдут все до одного. Что ему не захочет служить никто. Он хочет записать такое условие, чтобы веринги уходили в Грикланд только с его разрешения. Он сам будет собирать дружину, давать ей харатью, где написано, сколько людей, кто они и зачем идут. И если кто придет в Грикланд без такой харатьи, то их не примут на службу. Где такое слыхано? Мы что ему, рабы? Челядь? Кто ему дал право решать, куда идти и кому служить свободным людям?

– Может, это и неправда? – Хедин даже повернулся к нему и лег на бок, подпирая голову локтем. – Кто это сказал? Сам Ингвар?

– Это сказал нам грек. Что они, дескать, обсуждают такое условие. Я сказал, что мы могли бы договориться сейчас, пока еще никто нам не в праве