Сострадание к врагу - Сергей Герасимов

– А что, есть другие?

После того, как не сработал инертный газ, применили еще три ядовитых смеси. Все с тем же успехом, точнее, безо всякого успеха. Мыши без проблем выдерживали воздействие любых ядов, изобретенных человеком

– В конце концов, можно использовать радиацию, – сказал Денисов. – Мы убьем их потоком нейтронов. Но после этого их нельзя будет съесть. Их тела станут слегка радиоактивными. Не так, чтоб очень, но когда радиация попадает вам прямо в желудок, это к хорошему не приведет. Вам грозят язвы и внутренние кровотечения. Это поначалу, а если вы будете и дальше придерживаться такой диеты…

– Тогда зачем мы их ловили?

– Чтобы убить и съесть. Убить-то мы их убьем, а вот съесть уже не получится. Других путей уже не остается. Обратите внимание, что они уже полностью обгрызли дюралевую внутреннюю обшивку шлюза. Их зубы способны разгрызать мягкий металл. Этот шлюз – наш единственный выход наружу. Пока они сидят здесь, мы остаемся заперты. Поэтому их надо просто уничтожить. А утром мы выбросим их тела.

Когда включился нейтронный поток, мыши забегали быстрее. Чем сильнее становился луч, тем быстрее они двигались. Казалось, что радиация только придает им бодрость и силы. Однако, это не могло продолжаться вечно. Спустя два или три часа первые мыши начали умирать. К утру лишь считанные зверьки вяло шевелились. Люди победили в этой первой схватке с природой. Но каждый уже понимал, что это только начало.

Утром Денисов включил Машу, сделал на ней пробный круг по высокой траве, которая к утру стала еще плотнее. Идти по такой траве без каких-либо вспомогательных средств сейчас казалось просто невозможным. Однако, колеса Маши без труда справлялись с этой проблемой, она просто подминала упругие стебли под себя. Позади машины трава снова распрямлялась, так, словно она была резиновой.

– Ты куда-то собрался? – спросила Йец.

– Да. Пора бы заняться исследованием этой планеты. У нас слишком много вопросов и ни одного ответа.

– А ты не боишься ответов?

– Смотря, на какой вопрос.

– А вопрос такой: «Что-то на этой планете убило строннеров, а если оно убило даже строннеров, то нас оно уничтожит за секунду. И эта штука совсем рядом. Что ты будешь делать, если на нее наткнешься?»

Денисов спрыгнул с погрузчика, подошел к ней и обнял за талию. Йец положила руки ему на плечи.

– Если нас действительно все тут держат за сладкую парочку, то почему бы и нет? – сказала она, слегка отстранившись. – Пора бы мне уже втянуть свои колючки, как ты думаешь?

– Пора. Но это ведь не так просто.

– Точно, – согласилась она. – Будь осторожен. Я за тебя волнуюсь. Я не хочу тебя потерять. Давай поедем вместе?

– Нет. Ты можешь понадобиться здесь. Ты единственная, кто может принять решение. Ты отвечаешь за жизнь остальных.

– Знаешь, – сказала она, – в Галактике миллионы хорошо обжитых планет. На каждой – миллиарды разумных существ. Когда я думаю, сколько раз они, например, целовались, или стояли вот так, как стоим мы, мне просто становится тошно. Но, с другой стороны, когда я об этом не думаю, мне кажется, что мы единственные, и всего этого никогда не происходило. Может быть, мне нужно поменьше думать?

Она убрала его руки, отошла и села на ступеньку лесенки.

– Миллионы планет, это много, – сказал Денисов. – А мы на Земле до сих пор считаем себя единственными. Расскажи мне об этом. Как это все устроено?

– Да никак. Разведано примерно две трети Галактики. Это сейчас. А первые цивилизации возникли еще тогда, когда по вашей планете бегали динозавры. Или еще раньше, я даже не знаю. Есть множество цивилизованных миров, но они почти не общаются между собой. Не из-за расстояния, а потому что все они очень разные. Есть миры, которые растут кучками, как грибы, все из одного корня. Десятки и сотни планет, жизнь на которых имеет общее начало. Иногда бывают войны. Иногда миры гибнут. Например, их уничтожают строннеры, эта галактическая чума. Но чаще они вымирают по собственной вине.

– Как это? – не понял Денисов.

– По той же причине, по которой умерла моя мать. Мы все беззащитны перед этим.

Сегодня он собирался пройти гораздо большее расстояние, чем вчера. Судя по данным картографического зонда, в тридцати километрах от места посадки начиналось большое озеро, которое тянулось очень далеко. Где озеро заканчивалось, зонд разглядеть не смог. Стоило съездить в те места и поохотиться.

Он взял с собой скорострельную винтовку с полуавтоматическим наведением. Несмотря на то, что настало утро, и мыши полностью исчезли, зайцев поблизости не было. Они так и не появились, и Денисов отчего-то был уверен, что больше не увидит их рядом с кораблем. Определенный запас мяса оставался в холодильнике, но народ ел с таким аппетитом, что надолго этого мяса никак не хватит. На завтрак зайчатину ели все четверо; голод, как известно, не тетка. Впрочем, Йец пообещала сделать в течение дня точный анализ этого мяса. Неизвестно, что еще в нем имелось, кроме гормонов и средств, возбуждающих аппетит.

– Почему мы движемся так медленно? – спросила Маша.

– Девятнадцать километров в час, быстрее ты не умеешь. Или ты считаешь себя гоночным автомобилем?

– Не хочу показаться навязчивой, но я бы могла разогнаться и до тридцати пяти.

– Никогда в жизни, старуха, – ответил Денисов. – Двадцать два это твой предел. Ты создана для перевозки багажа, при тридцати пяти ты просто развалишься.

– Спорим? – спросила Маша.

– Что? Ты умеешь спорить?

Машина дернула вперед, так, что Денисов чуть не вылетел в траву. Маша не нуждалась в управлении, она сама выбирала дорогу. Сейчас она бодро неслась в сторону леса, мягко пружиня на кочках, скрытых в глубине травы. Маша выдавала тридцать пять километров в час, как она и обещала.

Денисов продвигался вперед значительно быстрее, чем он ожидал. Маша без труда поддерживала высокую скорость. Вначале она шла со скоростью тридцать пять, а затем начала разгоняться еще сильнее. Маша была электромобилем, причем объем ее сверхпроводникового аккумулятора был рассчитан на десять лет эксплуатации без перезарядки. Но при такой интенсивности работы эти десять лет могли превратиться в десять дней.

Лес проносился по левую руку от него. Когда лес закончился, трава исчезла, грунт стал каменистым, но ровным. Маша разогналась до сорока пяти, что было для нее уже совершенно нереальным режимом.

– Может быть, ты притормозишь? – спросил он.

– Я чувствую себя прекрасно, – ответила Маша.

– У тебя просто сгорят подшипники.

– Я контролирую свое состояние. Но, если я доставляю вам неудобства, я могу снизить скорость.