Нежность по принуждению - Джулс Пленти

— Стакан воды с лимоном, пожалуйста, — прошу я. Мне не до еды. Не до чего, кроме него.

Руслан кивает, и официант уходит.

— Ты прекрасно выглядишь, — заявляет Данилевский, и я принимаюсь просеивать его интонации через мелкое сито. Комплимент — это всего лишь любезность, а в глазах недовольство.

— Спасибо, — бормочу, забыв, как складывать слова в предложения. — Простите меня за вчерашнее, мой Господин. Я не должна была дерзить вам. Мне так…

— Не надо, Арина, — он обрывает меня строгостью тона и жестом. — Не нужно извиняться за то, какая ты есть.

— Я не понимаю, — внутри меня бьется тонкое стекло и режет сердце.

Руслан достает свой идеально отполированный портсигар, выуживает астеничными пальцами сигарету и принимается дергано постукивать ею о крышку.

— Арина, мне было хорошо с тобой, и, несомненно, ты искупила свою вину. Как я уже пообещал, никаких заявления писать не буду. Ты свободна. Спасибо за твое время.

Уши закладывает выбивающим барабанную дробь пульсом. Я, что ослышалась? Так холодно и безучастно он вышвыривает меня из своей жизни?

Мягким движением Данилевский укладывает на стол передо мной большой бархатный футляр. Я смотрю на крышку с клеймом дорого ювелирного дома и молча глотаю слезы.

— Что это? — гнусавлю я.

— Открой и узнаешь, — приказывает он, продолжая свои игры с сигаретой.

Трясущимися пальцами я отщелкиваю крышку. На синем бархате прекрасное колье из светлого металла со сверкающими белыми камнями. Шикарное, но оно не перебьет и сотой части той горечи, которая заволокла всю меня.

— Красивое, — выдавливаю я. — Прощальный подарок, да?

— Да, — отвечает он спокойно, и я понимаю, что такое истинный садизм.

— Так просто? — сама того не замечая, повышаю тон.

— Не устраивай сцен, Ариша, — придавливает меня воспитательным, холодным тоном. — Вчерашняя сессия показала, что ты не можешь удовлетворить моих потребностей. И к тому же, если мы продолжим, это просто покалечит твою психику.

Я смотрю на него во все глаза. Как Руслан так может? Словно сдает в магазин микроволновку, которая не подошла по характеристикам.

— Не собираюсь я устраивать сцен, — огрызаюсь я. — Но можно вопрос?

Он смотрит на меня выжидательно. Мне никто не разрешал открывать рот, но раз уж это конец, я зло выпаливаю:

— Что сделало вас таким циничным, мой Господин? Почему не имеет значение ничего, кроме Тематичной совместимости? Почему вам так плевать на мои чувства? Впрочем, неважно, что чувствую я. Я просто очередная ваша Сабмиссив, одна из многих. Почему вам плевать на собственные чувства? Вы же не любите Крис, но собираетесь на ней жениться.

Его взгляд пронзает меня ледяной иглой. Теперь я бабочка, приколотая к одному месту и мучимая агонией. Но я не жалею о своих словах. Я уйду, но и его покой заберу с собой.

— Тебе просто не надо быть со мной, Арина, — проговаривает максимально спокойно, размозжив фильтр сигареты о крышку портсигара. — Ты можешь вернуться и спокойно собрать вещи, а потом я вызову тебе такси.

Меня трясет от злости и негодования. А еще от отвращения, которое, наконец, появилось. Меня переворачивает от того, как он ведет себя сейчас. Самодовольный хозяин жизни, который дает расчет очередной девочке для утех. И как я могла подумать, что Данилевский что-то ко мне испытывает? Глупая Аришка-зайчишка.

Захлопываю футляр с громким щелчком и резким движением пододвигаю к нему.

— Не надо. Ничего мне не надо, — встаю рывком, чуть не уронив стул. — Кормите Энди хоть иногда. Вы же не настолько жестоки, чтобы уморить его голодом.

Я не вернусь в тот дом. Никогда. И не нужны мне вещи.

Разворачиваюсь на каблуках и, стараясь не разреветься, иду к выходу.

— Арина, — летит в спину, но я лишь ускоряю шаг.

Глава 18. Руслан

Прищуриваюсь, пытаясь вернуть двоящимся предметам четкость. А впрочем, пускай. Накаченный алкоголем желудок переворачивается, словно меня спустили с карусели, зато в голове приятный вакуум.

Сейчас проверим, нужно ли еще анестезии. Закрываю глаза и откидываюсь на спинку кресла. В алых плывущих, словно жаркое марево, пятнах с мерцающими краями вижу кусочки ее образа. Черты Рыжика выжжены на подкорке. Но хуже то, что я не могу забыть того, как она ощущается. Все еще чувствую под пальцами влажную, нежную кожу, ощущаю, как она сжимает меня внутри своего тела, как принимает в себя глубоко и всецело. Вижу полное подчинение в серых глазах, а потом, как они темнеют от разбивающего на части оргазма. А потом это повторяется вновь. И еще…и еще. И ты уже не можешь слезть с этого наркотика, когда она бьется в конвульсиях, плачет от счастливого опустошения и выкрикивает твое имя.

В ресторане, когда моя малышка отвергла прощальный подарок и просто послала меня, я понял, что несмотря на то, что Арина позволяла мне все, я ею никогда не владел. Я бы мог присвоить ее себе навсегда. Та последняя ночь могла бы дать нам все. Если бы я себя отпустил, моя крошка познала бы все грани Темы и полюбила ее. Я бы стал подлинным Господином моей малышки.

Но я сдержался и оттолкнул Арину от себя, потому что, если бы насытился ею в полной мере, уже бы не отпустил. А отпустить было нужно. И дело тут даже не в Теме или том, что Ариша — не Маза. И даже не в том, что она напомнила мне Алю, из-за которой я в Тему и пришел.

Жизнь — не сказка про Золушку. Нельзя взять и закрыть глаза на нашу разницу в возрасте в двадцать один год. Нельзя притвориться, что между нами нет социальной пропасти.

В теории я могу наплевать на все и привести ее в семью, ударить кулаком по столу и сказать, что это мой выбор.