Фениксы и сфинксы. Дамы Ренессанса в поэзии, картинах и жизни - Софья Андреевна Багдасарова

с графиней новые росписи во дворце, залюбовался лицом Вероники. И предложил написать ее портрет:

– Моя госпожа, я никогда не писал портретов, это мой принцип, но ради вас мне безумно хочется сделать исключение.

Она встретила его слова со смехом и спросила:

– Ты что, ставишь себя выше Рафаэля? – а затем объяснила: – Все говорят, что я очень похожа на свою тетку Эмилию, у нас обеих крупные черты лица и никакой девичьей прелести. Езжай в Урбино и посмотри на ее портрет – даже Рафаэль не сумел изобразить такое лицо красивым, вот и ты не сможешь!

Художник молча поклонился и более к этому разговору не возвращался. Фрески во дворце вышли великолепными, графиня щедро наградила живописца, и он уехал.

Но через несколько недель вернулся. И произнес: «Чихал я на вашего Рафаэля! Садитесь позировать!» И Вероника, не споря, села позировать для портрета. Только оговорила, что наряжена она будет не в роскошные шелка и бархат, а в коричневое и черное. Будто монашка – в знак траура по мужу.

– И подпояшусь веревкой. А на чаше начертай «непенф». Это греческая трава забвения, о которой писал Гомер… Но все же это глупое дело, Антонио, тебе не сделать мой портрет красивым!

Но когда он закончил картину – единственный портрет, написанный им в своей жизни, Вероника застыла в изумлении. И наконец почти – но не окончательно – уверовала в то, о чем твердило ей сердце, – красота не в пропорциях черт лица, а в глазах того, кто смотрит.

После, повесив портрет в своих покоях, она иногда подходила к нему и любовалась с мыслью: «Неужели я такая? Нет, не может быть, Антонио просто польстил мне». И снова печалилась.

Жизнь текла безмятежно – насколько возможно в краю, раздираемом постоянными войнами. Город Корреджо пережил еще одну осаду, после чего император выделил графине, как своему вассалу, приятную сумму на обновление его укреплений. Тем более что на его коронации в Болонье ее дипломатический дар помог уладить несколько конфликтов. Он умел быть благодарным, особенно к таким восхитительным дамам.

Вероника продолжала сочинять, продолжала в стихах грустить от одиночества. Но читать другим людям она давала лишь пасторали и пейзажные сценки. И хвалебные оды к могущественным покровителям, разумеется. Ах, прекрасная эпоха Возрождения, когда поэзия ценилась столь высоко! Флорентийский герцог Козимо I Медичи был так восхищен посвященным ему строками, что дал ее сыну в управление город Сиену.

«Искусная поэтесса, но мало в ней глубоких, искренних чувств», – продолжали говорить о Веронике, а она и рада была, что душа ее не обнажена напоказ.

Лежа в постели, она как-то залюбовалась своими ногами, стройными и мускулистыми, несмотря на старческие 37 лет. А потом заплакала, потому что вспомнила, как счастлива была с мужем, как сильно они любили друг друга и как хорошо друг друга понимали. А что теперь? Пустота в душе, никаких чувств, скука.

Но однажды, проходя среди толпы императорских придворных, она услышала: «Вот знаменитая графиня Гамбара!»

Да, та самая знаменитая поэтесса и дипломат, с печальной улыбкой подумала она про себя.

Но вдруг услышала: «Какая она красавица!»

Она не могла не обернуться.

И встретилась с ним глазами.

Никто так никогда и не узнал его имени, потому что в любовных стихах, которыми Вероника вновь, после долгого перерыва, начала наполнять свой стол, никаких имен не стояло.

В тот день она и сама не узнала его имени, потому что через час ей надо было уезжать.

По приезде она услышала от служанок, что в замке появилась гадалка, молодая совсем девушка, которую звали Кармента.

Вероника немедленно позвала ее к себе и задала вопрос, который мучил ее с той секунды, когда она услышала его голос:

– Скажи, моя мечта сбудется?

А гадалка ответила «да».

* * *

Много лет спустя, после смерти графини, ее семья занялась подготовкой стихов к печати.

Нельзя доверять подобное родне! Ведь они так хорошо знают, что прилично, а что нет!

В книгу вошли ее стихи про природу. Про почтительную привязанность к мужу. Патриотические строчки. Поэма, посвященная флорентийскому герцогу.

Про горячую любовь – ничего. Ничего про страдания, ничего про зуд, снедающий душу и тело. Это ведь так неприлично для благородной дамы, знаменитой графини Корреджо…

И с той поры все так и говорили, как и в предыдущие годы: стихи Вероники Гамбары тщательно отделаны по форме, изящно придуманы и построены. Но в них нет истинного чувства, нет глубоких эмоций. Это всего лишь милые упражнения беззаботной, спокойной дамы.

Только в 1890 году, триста сорок лет спустя после ее смерти, любовная лирика Вероники Гамбара, пламенеющая и горькая, была напечатана впервые. И оказалось, что она – совсем иной поэт, чем было принято считать.

Но кому посвящены эти стихи – неизвестно. Вероника Гамбара тщательно сохранила свои тайны.

Гаспара Стампа

Баллада

Я убила в себе надежду,

Ту, которой душа пылала,

Но я нарочно так загадала —

Пусть не будет все как прежде.

Я убила в себе надежду,

Зря я раньше ей так доверяла —

От надежды сердцу больно,

Ей смешно: разум я потеряла,

Теперь мучаюсь безвольно

От любви недобровольной.

Меня к смерти она направляла,

Спутав страстью, совсем изнуряла,

Превратила меня в невежду.

Я убила в себе надежду,

Я надеялась, и эти планы

В сеть медовую меня затянули.

Хватит – глупо! Пора оплакать

Грезы любви, что так обманули.

Забери меня, смерть, больную!

В сердце ноет место пустое,

Освободила его не без боя,

Сладостно там жилось ей прежде.

Я убила в себе надежду.

Маяком она мне светила —

И благами казались беды,

А сияние погасила —

От безделок я оробела.

Миг блаженства и вечность муки

Вот что вспоминаю ныне.

Превратилась я в рабыню,

Раз сомкнувши с нею вежды.

Я убила в себе надежду.

Ее, сладкую, так алкаю,

Без нее в тоске поникла!

Почему вместе с ней не пропали

Боль души да из сердца иглы?

Теперь чудится – я погибла

Ни следа ведь ее не осталось.

Силы нет, одна усталость,

Ведь ни капли нет надежды.

Я убила в себе надежду.[8]

№ 11. Пять трупов для Бьянки Каппелло