Стихотворения и поэмы - Ярослав Смеляков

227. ПОСТОЯНСТВО

Средь новых звезд на небосводеи праздноблещущих утехя, без сомненья, старомодени постоянен, как на грех.

Да мне и не к чему меняться,не обязательно с утрапо телефону ухмылятьсянад тем, что сделано вчера.

Кому — на смех, кому — на зависть,я утверждать не побоюсь,что в самом главном повторяюсьи — бог поможет — повторюсь.

И даже муза дальних странствий,дав мне простора своего,не расшатала постоянство,а лишь упрочила его.

228. ВОЗВРАЩЕНИЕ

Я знал, проживая в столице,в двухкомнатном теплом раю,что мне не дано возвратитьсяв прекрасную юность мою.

Я знал хорошо напоследки,под стук беспощадных минут,что лозунги той пятилеткиобратно ко мне не придут.

Я выучил до отвращенья,хоть я человек занятой,что давнее то ощущеньенавеки утрачено мной.

Зачем же, скажите на милость,от этого маяться мне?И всё ж таки чудо случилосьв одной сопредельной стране.

Все сложности выдержав стойко,познав путешествий размах,мы ночью очнулись на стройкев бескрайних монгольских степях.

А утром без всякой натяжкиявилась нам средь пустырейредакция многотиражкии цех типографский при ней.

Рабочей газеты изнанка —ах, как она мне по душе:шпагатом затянуты гранки,набиты на доску клише.

Мне эти известны порядки:строка примыкает к строке,и вновь тяжелеет верстаткав моей ослабевшей руке.

Исполненный милого такта,прекрасен на взгляд и на слух,в костюмчике сером редактор —недавний монгольский пастух.

Он сам, очевидно, не знаетза версткой газетки своей,что в этих степях повторяетисторию русских степей.

Распахнуты двери и ставни,шумит ветерок удалой,и лозунги юности давнейтрепещут опять надо мной.

229. МОРЕ ПОД ОКНОМ

Успокоительно, как горе,всю ночь, и вечером, и днемполуустало плещет мореи у дверей, и под окном.

Оно меня, как мать ребенка,и до отбоя и в отбойкупает, словно бы в пеленках,в своей купели голубой.

Ну что ж? Усну, моя отрада,раз нянька старая велит.Но рано утром — так уж надо! —мальчишка снова закричит…

230. ЕНИСЕЙСКИЕ ПОЛЯ

Берегов не отыщете ширеи воды не найдете сильней —по тайге и по тундре Сибиривеличаво летит Енисей.

Не догонит никто торопливопосредине крутых береговголубые и синие гривыполудиких его табунов.

Забавляться ему надоелобесшабашною силой своей —настоящего русского делазахотел для себя Енисей.

Мы ему подарили плотину,он взялся за работу в ответ —и на тундру вечернюю хлынулпроливной электрический свет.

Для того чтобы жить без печалив снеговом Красноярском краю,мы не зря у тебя перенялимолодецкую удаль твою.

Для могучей твоей красотищи,для мятежной твоей быстротымы такие работы отыщем,о каких и не слыхивал ты.

Мы не станем дремать на покое,мы тебя не оставим, река.Это только начало такое,это только запевка пока.

231. СТИХИ, НАПИСАННЫЕ В ПСКОВСКОЙ ГОСТИНИЦЕ

С тех самых пор, как был допущенв ряды словесности самой,я всё мечтал к тебе, как Пущин,приехать утром и зимой.

И по дороге возле Пскова —чтоб всё, как было, повторить,—мне так хотелось ночью сноватебе шампанского купить.

И чтоб опять на самом деле,пока окрестность глухо спит,полозья бешено скрипелии снег стучал из-под копыт.

Всё получилось по-иному:день щебетал, жужжал и цвел,когда я к пушкинскому домунетерпеливо подошел.

Но из-под той заветной крышина то крылечко без перилты сам не выбежал, не вышели даже дверь не отворил.

…И, сидя над своей страницей,я понял снова и опять,что жизнь не может повториться,ее не надо повторять.

А надо лишь с благоговеньем,чтоб дальше действовать и быть,те отошедшие виденьяв душе и памяти хранить.

232. МИХАИЛ СВЕТЛОВ

Всё совершается, как надо,хоть и не сразу, не сполна.Но горсть земли из-под Гренадыбыла в Москву привезена.

Ее везли не без опаскичерез границы вдалеке,как будто в старой русской сказке,в полукрестьянском узелке.

Ей красоты недоставало,оттенков сизо-золотых, —она из пыли состоялаи мелких камешков нагих.

Но несмотря на это, всё жеона на свой особый ладбыла для нас куда дорожеи украшений, и наград.

И мы ее, чтоб легче былотебе лежать от всех вдали,на тихий холм твоей могилы,как надлежало, принесли.

Ведь есть естественность прямаяв том, что сегодня над тобойземля Испании сухаясмешалась с русскою землей.

233. ПЕЙЗАЖ

Сегодня в утреннюю пору,когда обычно даль темна,я отодвинул набок шторуи молча замер у окна.

Небес сияющая силабез суеты и без трудасосняк и ельник просквозила,да так, как будто навсегда.

Мне — как награда без привычки —вся освещенная земляи дробный стрекот электрички,как шов, сшивающий поля.

Я плотью чувствую и слышу,что с этим зимним утром слит,и жизнь моя, как снег на крыше,в спокойном золоте блестит.

Еще покроют небо тучи,еще во двор заглянет зло.Но все-таки насколько лучше,когда за окнами светло!

234. НА КРАСНОЙ ПЛОЩАДИ

Куда подевалась, Россия,поэзия тройки твоей,глаза твоих женщин косые,копыта твоих лошадей?!

Куда вы исчезли из вьюги,полозья рязанских саней,звучащие черные дугии красные розы ноздрей?!

В какой утаились округе,уйдя от грохочущих дней,бубенчики, вожжи, подпруги,медвяные губы подругии снежные дуги бровей?!

Но вот я взволнованно вижу,как Красная площадь кипит.С минутою каждою ближеликующий топот копыт.

Куда ты спешишь? Погоди же!Но конница мимо летит.

Где двигались медленно танки,вдоль красных стены и воротстучит на колесах тачанкиуже одуревший в гражданкегражданской войны пулемет.

Стремительно катится лава.Прорублена в проблеск клинкапосмертная Блюхера славаи мертвая жизнь Колчака.

Ах, сколько их, тех генералов,и в штабах своих, и во снепо площади этой мечталона белом проехать коне!

Но все они сгибли, однако,позорно закончив бои.Со мной на трибунах рубакаглаза утирает свои.

Испита бесславная чаша,и выпита чаша побед.

Идет кавалерия нашана уровне наших ракет.Зачем же ты плачешь, папаша?Ведь снег пропусков и ромашекеще не замел ее след.

Уже через Балчуг на Преснюустало уходят полки,и, словно бы красные песни,за ними летят башлыки.

235. МАЙОР