Холод южных морей - Юрий Шестера

— Спасибо тебе, Андрюша, за возможность поддержать дружбу с местным племенем. Но что я буду делать, когда прибудут в гости вожди других племен — ведь стольких ружей просто не напасешься, — озадачился Фаддей Фаддеевич.

— Зря волнуешься, Фаддей, — успокоил друга Андрей Петрович. — Во-первых, больше никаких вождей не будет, так как эта территория принадлежит местному племени, а все племена новозеландцев, как известно, враждуют между собой. Во-вторых, если и прибудет какой вождь, состоящий в дружбе с местным, что само по себе маловероятно, то ты вовсе не обязан одаривать его ружьем, так как это будет ошибкой, потому как столь дорогим подарком одаривается только местный вождь, и тем самым ты нанесешь ему смертельную обиду, сам того не ведая. А другому вождю или, быть может, вождям, можно совершенно спокойно подарить, например, по топору, и они, уверяю тебя, будет ему несказанно рады.

— Что же ты мне раньше об этом не сказал? — обиделся капитан.

— А ты меня об этом спрашивал? — вопросом на вопрос ответил Андрей Петрович.

И друзья рассмеялись, радуясь самой возможности общения друг с другом.

Утром Беллинсгаузен пригласил Андрея Петровича, художника Михайлова, астронома Симонова и некоторых офицеров шлюпа «Восток», а также лейтенанта Лазарева и офицеров шлюпа «Мирный» посетить островитян на двух катерах. На каждый из них по его приказу установили по фальконету, все были при ружьях и сверх того у некоторых офицеров было по паре пистолетов. С таким вооружением мореплаватели уже нисколько не опасались возможного вероломства новозеландцев.

Вождь встретил гостей на берегу, обнялся с Беллинсгаузеном, коснувшись с ним носами, и было видно, что он был очень рад их приезду. На берегу вождя сопровождали только воины. Оставив караул у гребных судов, все поднялись на холм и через узкую калитку в частоколе прошли в селение. Здесь к ним присоединились женщины, смешавшись в толпе.

Видимо, у старого вождя еще были свежи воспоминания о полученных от капитана дорогих подарках во время его приезда на шлюп в первые два дня, поэтому он решил своеобразным способом отблагодарить его. Избрав не старую, но довольно отвратительного лица женщину, он предложил ее ему во временное супружество. Бедный Фаддей Фаддеевич, как предполагал Андрей Петрович, внутренне содрогнувшись, вежливо отказался, потрепав вождя по плечу.

Вероятно, европейцы, ранее посетившие это место, дали новозеландцам повод предлагать такие услуги, приносящие им много драгоценных для них вещей. Так, к примеру, ученый Форстер, бывший натуралистом в экспедиции капитана Кука, писал: «Одна из женщин имела порядочные черты лица, при некоторой нежности и приятности в глазах. Родственники всякий день предлагали ее в замужество за одного из наших квартирмейстеров, которого все зеландцы особенно любили по причине ласковых его поступков. Тангари, так называлась сия девка, крайне была верна своему нареченному, с сердцем отвергала все просьбы других служителей, говоря, что она замужем за Тира-Танне… Он виделся с ней только на берегу, и то днем, угощал ее гнилыми, брошенными сухарями, которые она очень любила».

Последующий ритуал приема новозеландцами гостей был тот же, что и в селениях Рандоги и Умангу во время посещения Андреем Петровичем Новой Зеландии, так что ничего нового он не увидел. Однако после угощения гостей жаренными на раскаленных камнях свининой и рыбой на зеленой лужайке за хижинами туземцы забавляли их пляской, состоящей из разных кривляний при громком пении, топании ногами и движении руками. Лица пляшущие искривляли так, что порой неприятно было смотреть, а глаза иногда подводили под лоб. Эта пляска казалась воинственной, изъявляла презрение к неприятелю и победу над ним. Тем не менее, сравнивая пляску новозеландцев с воинственными плясками индейцев в Русской Америке, Андрей Петрович безусловно отдавал предпочтение последним.

При прощании вождь удержал Беллинсгаузена. По его приказу вынесли жезл длиной в восемь футов (около двух с половиной метров), верх которого наподобие алебарды[29] был резной со вставленными раковинными глазами, а низ похож на узкую лопатку. Капитан, полагая, что тот дарит ему, принял жезл, но когда хотел передать его на катер, вождь обеими руками ухватился за него. Стало ясно, что он не дарит, а променивает. Фаддей Фаддеевич, улыбнувшись, дал вождю два аршина красного сукна, и тот, крайне обрадованный удачной мене, во весь голос рассказывал об этом своим соплеменникам.

Возвращаясь на шлюпы, шли вдоль берега и видели на мысах на довольно большой высоте обработанную землю. Пристали в одном месте и увидели длинный ряд корзин с картофелем, только что вырытым из земли. Взяв с собой несколько клубней и сварив их, убедились, что картофель весьма вкусен и не уступает английскому. Следовательно, несколько кустов картофеля, посаженных в 1773 году Фанненом, штурманом одного из кораблей экспедиции капитана Кука, и показанных жителям залива королевы Шарлотты, стали родоначальниками целых плантаций этого овоща, пришедшегося по вкусу новозеландцам. Однако после 47 лет разведения получить картофель у них пока было невозможно, ибо они сажают его только для своих потребностей.

— Надо бы набрать семян новозеландского льна, — обратился Фаддей Фаддеевич к Андрею Петровичу, — который по сходству климата и почвы можно было бы развести на южном берегу Крыма, и доставить тем немалую пользу как жителям этого края, так и отечеству.

Для этого пристали к одному из островов, но отыскать желаемых семян так и не смогли. Зато набрали по берегу столько дикорастущей капусты и сельдерея, что хватило для команд обоих шлюпов на одну варку свежих щей. Свежих, а не из опостылевшей квашеной! Это может понять только моряк, надолго оторванный от земли…

— Действительно, не знаешь, где найдешь, а где потеряешь, — философствовал Фаддей Фаддеевич, чрезвычайно довольный столь удачной находкой, и уже не раскаивался, что зря посетил остров. — Надо будет, Михаил Петрович, — обратился он к капитану «Мирного», — дать команду нашим старшим офицерам, чтобы они организовали заготовку сих диких овощей, пока будем находиться в заливе королевы Шарлотты.

— Обязательно, Фаддей Фаддеевич, — с готовностью откликнулся практичный Лазарев.

С утра Фаддей Фаддеевич в сопровождении Андрея Петровича и нескольких офицеров выехал на баркасе в Корабельную бухту, чтобы осмотреть ее и выбрать удобное место для налива бочек питьевой водой.

При входе в бухту поразило прекрасное пение множества береговых птиц, обвораживающих слух, привыкший лишь к завыванию ветра в корабельных снастях, к громким хлопкам изорванных в клочья парусов да к грохоту громадных волн, обрушивающихся на палубу судна, а потому давно чуждый подобных божественных звуков. Все притихли, очарованные столь чудным пением под аккомпанемент плеска волн у форштевня баркаса. Это были звуки давно забытого реального мира, на которые ранее если и обращали внимание, то как-то не задумывались об их столь сильном эмоциональном воздействии на человеческую душу. Правильно говорят, что все познается в сравнении и что начинаешь ценить что-либо, лишь потеряв его…