Метаморфозы жира. История ожирения от Средневековья до XX века - Жорж Вигарелло

больных с ожирением. Лишь у небольшого их количества наблюдается замедленный метаболизм, который объясняется гормональной недостаточностью, в частности дефицитом гормона щитовидной железы, что действительно замедляет процесс сгорания[1180]. Иначе говоря, в отдельных случаях ожирение по-прежнему понимается как следствие переедания, практически аналогичное «откорму гусей»[1181]. В других случаях ясности нет, ожирение считается следствием не поддающейся анализу слабости, которую нельзя объяснить недостаточностью сгорания. Отсюда неопровержимый вывод: возможное ожирение людей, ведущих «нормальный» образ жизни, — своего рода слепое пятно. Способность к сжиганию в их организмах полностью сохраняется в состоянии покоя и натощак, что можно измерить скоростью базового метаболизма. Однако по неизвестной причине при переваривании пищи степень сжигания снижается — причиной могут быть эмоции, ритм питания, безвкусность еды, отсутствие нормальной реакции организма… Гипотез множество. Фрэнсис Эккель, встревоженный несколькими несчастными случаями или нервными потрясениями, которые привели к безудержному набору веса, настаивает на возможной «рассогласованности деятельности желез и нервов»[1182]. Марсель Лаббе, ориентируясь не столько на силу сжигания, сколько на препятствия, с которыми оно может столкнуться, подозревает излучение и испарение через кожу:

Ожирение происходит от невозможности для некоторых индивидов выделить тепло, в избытке производимое питанием, вследствие плохого функционирования кожи[1183].

Иногда сжигание протекает нормально, но не справляется с поступившими в организм продуктами питания. Гипотезы не имеют значения — их много, но вывод из них однозначен: сбросить вес трудно или невозможно.

Это главное следствие. Обнаружено существование регулирующего принципа, согласно которому поток энергии модулируется, разгоняется или сдерживается. Принцип сгорания и регулирующий принцип связываются более чем когда-либо, что позволяет ускорять или ограничивать эту энергию в соответствии с питанием и потребностями, а внутренний механизм этого баланса остается скрытым. Академик Марсель Лаббе в 1929 году признал это и авторитетно заявил: «Механизм регулирования существует, суть его неясна»[1184]. Регулирование или его ослабление сохраняет элемент тайны, поскольку при сохранности механизма сгорания может не быть процесса сгорания.

Лечение сталкивается с многочисленными препятствиями, которые можно распознать, но нельзя объяснить: несмотря на разнообразие методов лечения, полнота часто остается «незыблемой». Во многих случаях ожирение неисцелимо: диеты, различные манипуляции, химические препараты не приносят результатов, и складывается совершенно определенный образ толстяка: это больной, чьи надежды потерпели крах. Нельзя сказать, что это свойственно всем — многим тучным людям или обжорам удается избежать подобного. Проблема неизбежно затрагивает больных, количество которых растет по мере расширения медицинских услуг. Они страдают вдвойне: им трудно принять свой жир и трудно добиться его исчезновения.

Появляется и новый образ врача, который, отбросив прежнюю убежденность в необходимости «простых» действий, ведет пациента по долгому тернистому пути, а вероятность достичь цели подчас призрачна.

Между испытанием и пыткой

Повсеместно публикуются истории похудения, страсти накаляются, количество этих историй растет, что само по себе знаменательно. Начинается все с постоянной озабоченности жиром, затем описывается лечение, иногда весьма рискованное. Похудание становится смыслом жизни.

Безусловно, никто не испытывает никаких сомнений: журналы 1920–1930-х годов приводят свидетельства читателей и читательниц, чье похудение, как правило, прошло успешно. Вот обычная занимательная подробность о весе и продолжительности лечения:

Принимая таблетки Гальтона в период с 15 сентября до 20 октября, я похудела на 3 кг. С тех пор я продолжаю успешно худеть, причем мне не надо бросать работу и в чем-либо себе отказывать[1185].

Это счастливая история удачного опыта, более или менее «по-своему» интерпретированная журналом.

Помимо историй людей, удовлетворенных результатами лечения, в 1920-х годах появляются три совершенно новых типа рассказов, подводящих к нашей современности.

В первом случае речь идет об ожесточенной борьбе со скрытыми признаками полноты. Например, «превращение» жительницы Берлина Марлен Дитрих в голливудскую диву в конце 1920-х годов. Обладая стройным телом, точеными ногами и острыми скулами, она постоянно боролась с мнимой полнотой и повторяла, как мантру: «Я слишком толстая… <…> мне надо принимать больше слабительного, пить кофе, курить и не есть ни кусочка». Утверждение «Я слишком толстая»[1186] со временем произносится все чаще, звучит все настойчивее, за словами следуют пищевые «ограничения», кофе, «сдобренный сульфатом магния» для усиления процесса сгорания. Напряжение сохраняется, и борьба начинается снова и снова: похудеть любой ценой, стать практически невидимой. В этом видны истоки современного явления: озабоченность тем, чего практически не видно. Похудение как постоянная битва, оно так важно для худеющего, что все время будет ему казаться «недостаточным».

Рассказы второго типа сложнее: это истории практикующих врачей, подробно описывающих свои сомнения и муки выбора, возникающие, когда они сталкиваются с настоящим ожирением. Речь идет о постоянно пересматриваемых расчетах, опытах и все более изощренных попытках совершить что-то новое, превращение процесса похудения в сменяющие друг друга эпизоды: разнообразные диеты, ванны, всевозможные массажи, сочетание физических упражнений и медикаментов. Врач находится внутри этой истории и может ее комментировать. Изменение графика веса вызывает у него самые разные реакции, он дает все новые рекомендации и подбирает новые методы лечения:

Надо всеми своими пациентами в ходе лечения я проводил разнообразные опыты <…>. Особое действие на вес оказывают нервные потрясения и сильные эмоции…[1187]

Врач рассказывает об этом как о приключении, в котором сталкиваются разнообразные и неожиданные факторы.

Наконец, третий тип рассказов — свидетельства мечтавших похудеть и потерпевших неудачу пациентов: в журналах описываются их горестные эксперименты над собой и, несмотря на все жертвы, никуда не уходящий жир: «Моя огромная грудь висит, во мне 170 см роста, и я никогда не отважусь появиться на людях в купальном костюме. Я в отчаянии»[1188]. Очень показательна в этом отношении книга Анри Беро «Страдания толстяка», в 1922 году получившая Гонкуровскую премию, в которой речь идет о настоящем, «непобедимом» ожирении.

На первый взгляд это зло не выглядит трагедией. «Толстяк» не страдает физически: он не «недееспособен» и не «утомлен». Он «огромен» в глазах окружающих, но, вероятно, в своих собственных — не так чтобы очень. Иначе говоря, умеренная полнота скорее оригинальна тем, что ее упоминает сам субъект.

Прежде всего дело в несбывшихся надеждах. Есть история о том, как один тучный мужчина долго добивался любви женщины, она же, отказывая ему, регулярно называла его «своим толстячком», «хорошим толстячком» и даже «несчастным толстячком», и это было для него мучительно[1189]. Когда же возникает чувство утраты идентичности, страдание внезапно обостряется: такие слова, как «простодушие», «наивность», «бесхитростность»[1190], сказанные о полном человеке, кажутся ему неприятным недоразумением, подобный «месседж» искажает его самооценку. Рассказчик стремится похудеть, отвергает диеты, делает массаж и гимнастику, принимает наркотики, ходит в