Вырождение международного правового порядка? Реабилитация права и политических возможностей - Билл Боуринг

того, что называет «второй волной» прав, не в 1919 г., как последствие Российской революции, а в период после Второй мировой войны. Таким образом, утверждаю я, она упускает политическое содержание весьма реальной дихотомии между гражданско-политическими правами, с одной стороны, и социально-экономическими правами, с другой. Её «третья волна», в которой она помещает Акт о правах человека, связана с глобализацией, темой, которую я вкратце затрону. Но всё же она признаёт, что «…включение социально-экономических прав является решающим, если следует прояснить приемлемость подхода прав человека к текущим политическим дебатам»[801].

Её довод состоит в том, что «…совместные ценности, которые двигали представление о правах человека со Второй мировой войны — свобода, справедливость, достоинство, равенство, общность, а ныне взаимность,— неизбежно вызывают внимание к социально-экономическим правам, какие бы средства принуждения ни были приняты». Это ведёт «…прямо назад, на почву тех, кто ищет новой прогрессивной политики, отличной от левых и правых прежнего времени»[802].

Проблема, с моей точки зрения, состоит в том, что такой подход не только не объясняет пробел в связи с социально-экономическими правами в Акте о правах человека, но и не даёт никакой причины ещё для трёх явлений. Первое — это твердокаменный отказ Великобритании примкнуть в Маастрихте к Европейской социальной хартии. Великобритания и поныне делает упор на частное обеспечение и дерегулирование труда. Второе — это затяжные арьергардные бои, которые Великобритания вела за исключение солидарных — главным образом, трудовых — прав из Хартии ЕС по правам человека, и её настояние, что эти права никогда не должны стать подлежащими рассмотрению в суде[803].

Третье, и, по-моему, наиболее позорное — это глубокое нежелание Великобритании ратифицировать Европейскую социальную хартию (пересмотренную) 1996 г., которую она подписала в 1997 г. Это — пересмотренная, обновлённая версия Европейской социальной хартии 1961 г., задуманной как социально-экономический аналог Европейской конвенции о защите прав человека, но никогда ещё не дававшей права возмещения судебному органу. Новая Социальная хартия (пересмотренная) не только защищает широкий диапазон прав на труд и по месту работы, на жилище, на социальное обеспечение и т. д, но и впервые даёт право коллективной жалобы профсоюзов и неправительственных организаций в Европейский комитет по социальным правам[804].

Несмотря на подписание в 1997 г., Великобритания не приблизилась к ратификации. 13 января 2005 г. тогдашний министр, Берт Рэммелл, дал письменный парламентский ответ, что Великобритания подписала, но ещё не завершила процесс ратификации нескольких конвенций Совета Европы с 1997 г., включая Социальную хартию (пересмотренную)[805]. Он не привёл никакой причины, но в 2003 г. ответил, что «департамент труда и пенсий рассматривает вопрос, как будет функционировать пересмотренная Хартия и, с другими заинтересованными департаментами и деволюционированными администрациями, обдумает условия исходной Хартии в контексте будущих решений о ратификации пересмотренной Хартии»[806]. Неизвестно, когда Великобритания ратифицирует её. Россия подписала её в 2000 г., но весьма вероятно, что ратифицирует раньше Великобритании.

Ясно, что для Великобритании — как и для Соединённых Штатов, которые до настоящего времени не ратифицировали даже ООНовский Пакт об экономических, социальных и культурных правах 1966 г.— ключевой аргумент заключается в том, что только гражданские и политические права подлежат судебному рассмотрению. Ибо, согласно классическому принципу общего права, не может быть права, если нет никакого судебного средства, а из этого следует, что социально-экономические права — не права человека. На деле, утверждаю я, это — второе поколение прав, социально-экономических, на которых только и может базироваться социальная справедливость. Как показывают Черчилл и Халек, этот аргумент больше не заслуживает никакого доверия. Они отмечают, что рассуждение ведётся следующим образом. Экономические и социальные права — часто прогрессивны по характеру, и многие из таких прав «…изложены слишком неточным языком, чтобы быть обеспечены правовой санкцией в судебном порядке»[807]. Однако они напоминают нам, что индийский Верховный суд и южноафриканский Конституционный суд уже имеют юриспруденцию по существу в отношении обязательств, налагаемых конституциями Индии и Южной Африки, «многие из которых изложены в терминах, подобных находящимся в договорах, защищающих экономические и социальные права, в которых они определили не только обязательство, но также и средство»[808]. Таким образом, ясно, что социально-экономическим правам не присуще ничего такого, что бы исключало судебное определение их содержания.

Также важно отметить включение в Социальную хартию (пересмотренную) права коллективной жалобы. Ещё один аспект столкновения между либеральными правами человека — глубокая антипатия на Западе, и, в частности, в Великобритании, к коллективным или групповым правам, тема, которую я рассматриваю в этой книге в другом месте. Для Джона Пэкера, например,— а он был советником Верховного комиссара ОБСЕ по правам человека и одним из самых серьёзных теоретиков и практиков прав меньшинств,— философия прав человека обязательно либеральна и индивидуалистична, так что всякая коммунитарианистская тенденция ведёт к национализму, который является «по своему существу конфликтопорождающим»[809]. Великобритания ратифицировала Рамочную конвенцию о защите национальных меньшинств Совета Европы 1994 г., но на том базисе, что британское право не признаёт существования национальных меньшинств, а просто право индивидов не подвергаться дискриминации.

Однако легко видеть, что социальная справедливость никогда не будет исключительно вопросом индивидуальных прав. Группы, коллективы, меньшинства всегда будут наибольшей частью её предмета. Игнатьев замечает, беря за пример курдов, что «слишком долго права человека виделись как форма аполитичного гуманитарного спасения для угнетаемых индивидов»[810]. Но Игнатьев решительно придерживается индивидуализма. Согласно его образу мышления, «…права человека — только систематическая программа „негативной свободы“, набор инструментов против угнетения, набор инструментов, которые индивидуальные агенты должны быть свободны использовать так, как считают целесообразным, в более широких рамках культурных и религиозных верований, которыми они живут».

Но есть аспект отношений между правами человека, которых Великобритания не избежала.

Опосредование

Несмотря на то, что я сказал выше, европейский подход к правам человека не был просто артефактом «Холодной войны». Это — одна из причин, по которой Великобритания, несмотря на своё отличительное наследие общего права, оказалась способна постепенно и неохотно, но принять Европейскую конвенцию. И, как правительству время от времени приходится осознавать, учреждения государства всеобщего благосостояния и сильный коллективизм в Великобритании глубоко укоренены. Как отметил профессор Дейвид Фельдман, юрисконсульт парламентского Совместного комитета по правам человека в 2000—2004 гг., «…подход Конвенции намного больше гармонирует с чрезвычайно коллективистским культурным наследием, формирующим часть фундамента, на котором развилось и должно возводиться государственное устройство Великобритании»[811].

Это означает, что защита по Конвенции многих прав первого поколения, гражданско-политических, сочетается и уравновешивается правом правительства вмешаться, делая это с законной целью в интересах общества, согласно закону и пропорционально его цели. Это не относится к правам на жизнь и на свободу от пыток, но совершенно точно относится к правам на