Ермак. Князь сибирский - Сергей Егорович Михеенков

гор. Ну ничего, ничего… Пройдёт и эта гроза. И тогда надо собрать большое войско, вооружить всадников ружьями с огненным боем, перейти каменные перевалы и выжечь всю Великую и Камскую Пермь. Все строгановские городки! Снова натравить на Прикамье пелымского князя Аблыгерима и черемису. И тогда Иван, называющий себя царём, уже не порадуется на своих казаков и промышленников.

Хан хотел увидеть глаза воина, осмелившегося принести ему дурную весть, но тот стоял, низко опустив голову, и дрожал: так дрожат за мгновение до смерти.

От мысли о том, что произошло в устьях Тобола, у Кучума сильнее заболели глаза. Он давно начал терять зрение. Заметил это на охоте, когда его стрела перестала догонять полёт утки. Казалось, что утка, с шумом поднявшаяся из зарослей камыша, летит быстрее. Вскоре он понял причину медленного полёта своей стрелы и перестал стрелять по мелкой цели. Но потом и косулю не мог он достать первой стрелой, и нужны стали вторая и третья… Первыми заметили это сыновья. Они молча переглядывались и ждали, что скажет отец. Отец тоже молчал. Подстреленную косулю вскоре приносили нукеры, приносили к шатру и бережно опускали на землю. В её шее торчала ханская стрела. Нукеры утверждали, что подранка они настигли у ручья…

– Перестань дрожать, воин, – сказал Кучум и похлопал вестника по плечу, и тот почувствовал в этом жесте прикосновение не столько повелителя, сколько отца. – Тебя не убьют. Слишком мало у нас воинов, чтобы рубить головы трусам, приносящим плохие вести своему господину. – И, повернувшись к нукерам, готовым исполнить любую его волю, сказал: – Верните ему саблю.

Кучум чувствовал, что стареет. У него хватало мужества спокойно принимать это. Он знал, что его сыновья уже выросли, умеют держать саблю и копьё, а седло любят больше, чем мягкие ковры уютной юрты. Алей… Не сегодня завтра бразды правления и ханский бунчук он передаст ему, старшему сыну. Алей хороший воин, добрый и заботливый сын. Пусть порой излишне горяч и даже строптив. Но это пройдёт. А пока не пришла мудрость, с ним должен быть кто-то из старших и надёжных. Об этом надо позаботиться, прежде чем передать ему бунчук великого царя Сибири. Мудрость, как дар прожитых лет, приходит постепенно. А лета должны быть прожиты в трудах и походах.

Боль в глазах усилилась. В прежнее время она досаждала только зимой, когда солнце светило особенно ярко и пронизывающая сила его света умножалась, отражаясь в снегах. Тогда он старался беречься и целые дни проводил во дворце. Там принимал нукеров, заезжих купцов, родню, там разговаривал с сыновьями, беками, мурзами и князцами северных улусов. Теперь же боль раздирает лоб и летом, когда тайга своими зелёными пеленами окутывала всё вокруг, даже реки. В воде спокойная зелень лесов смешивалась с пронзительной голубизной неба, и это успокаивало душу хана. Он родился и вырос в далёкой Бухаре. Его родина не отличалась буйством красок. Но оазисы благоухали, и зелень деревьев и кустарников там тоже бывала буйной. Но степь оставалась голой, особенно летом, когда солнце сжигало всё живое. Сибирь стала ему второй родиной, которую он любил, пожалуй, больше.

Алей не возвращался. Без той, лучшей, части своего войска, размышлял Кучум, бородачей Ермака, пожалуй, не одолеть. Стараясь не привлекать особого внимания своих ближних людей, он на всякий случай отдал распоряжение вывезти из Кашлыка казну, запас продуктов, дорогое оружие, лучшие меха и спрятать в тайге, на заимках, а также в дальних городках, где сидели надёжные улусники. Об этом ведали немногие, кто умел хранить ханские тайны и намерения.

А здесь, на Иртыше, надо было готовиться к большой войне.

Кто возглавит войско? Ему самому это было уже не под силу. Битва с казаками – это не на непокорный улус напасть, пусть даже он далеко, и хорошо защищён, и князец там свиреп, как росомаха. Младшие сыновья ещё молоды. Хотя и дрались с казаками под Бабасанами и у городка Кадыра Али-бека. Дрались они храбро. И даже отмечены ранами. Но они дрались, как простые воины, даже не десятники, и их самих в бою надо было защищать, отвлекая для этого опытных воинов, потому что другие не смогли бы их в трудный момент вывести из схватки живыми.

Маметкул. Племянник. Последняя надежда Кучума. Такой расклад в очередной раз предлагала ему судьба. Сыновья роптали: «Слишком большую власть ты отдаёшь нашему двоюродному брату, отец». Они с обидой говорили: «Маметкул уже презирает нас, отец». Со слезами умоляли: «Позволь возглавить войско кому-то из нас, отец».

Но Кучуму было жаль своих нукеров. И сыновей тоже. И поэтому командовать наспех собранным войском он поставил племянника Маметкула. Старый хан надеялся на него. Если кто и сможет остановить русских, то только Маметкул.

Алей всё ещё не возвращался. Кучум уже несколько раз высылал навстречу ему надёжных нукеров, чтобы Алей поторопился с возвращением. Но ни Алея, ни войска, ни посланных нукеров до сих пор не было.

Визирь, чувствуя его настроение, начал нашёптывать: мол, напрасно великий хан так слепо доверяет царевичу. Во-первых, он молод и, возможно, погубил войско каким-нибудь опрометчивым решением, во-вторых, почему он допустил, чтобы ермаки проникли в Сибирь, а не перехватил их и не разбил на перевалах, когда они были особенно уязвимы? И, в-третьих, не плетёт ли вошедший во вкус Алей свой узор? Ермаки измотают сибирское войско, да и сами значительно иссякнут на заслонах, которые их встречают на копьё, и царевич вернётся и встанет на костях тех и других, и без особых усилий подберёт обронённый ханский бунчук, и провозгласит себя великим ханом Сибири. По праву чингизида. Ведь в нём течёт высокая кровь потрясателя полумира.

Кто лучше, сокрушал себя невесёлыми думами Кучум, опасный друг или опасный враг? Ермак был опасным врагом. Русский шёл открыто. Кучум ещё не научился предугадывать его шаги и читать мысли, но скоро научится. Если русский даст ему время. А визирь был и тем и другим. Хан знал паучьи повадки своего ближайшего подручного, его тайные и явные таланты. Казнить открыто, как поступал со своими ближними людьми Иван Московский, Кучум не мог. Убить тайно? Заколоть, как сохатого, рукою опытного охотника на охоте, как не единожды это делали с его родственниками по его же приказу? Или отравить? Утопить в реке с камнем на шее? Нет, карача ему ещё очень нужен. Никто не умеет так ловко и с большой выгодой выполнять некоторые поручения, как Кадыр Али-бек, эта хитрая казахская степная лиса. Никто так энергично, полно, без недоимок не умеет собрать ясак, вытащить шкурки соболей, белок и росомах из