Ермак. Князь сибирский - Сергей Егорович Михеенков

издали казаки увидели изготовившихся к схватке татарских воинов. Числом их было не меньше ермаковцев. И строй казался твёрдым и нерушимым. Ермак по опыту знал, что так казалось всегда. А потом первые же залпы пищалей рушили неприступную стену, в ней образовывались бреши, и атаманы уже без его команды вели сквозь них своих людей.

Старец Илларион утром на рассвете всех причастил. Он переходил со струга на струг, правя своей лёгкой берестяной лодчонкой, а теперь, при виде татар, изготовившихся принять их на копья, твёрдым голосом прочитал молитву, бросил на станицу размашистым двоеперстием крест и развернул над атаманским стругом синее полотнище с вышитым серебряной сканью Архангелом Михаилом. Это означало начало атаки.

Татарин Таузак назвал несколько городков, гарнизонам которых приказано атаковать пришельцев на подходе в Кашлыку, с какой бы стороны те ни решили подойти. Бегишево городище. Городки Тунус и Кулары. Сузгун-тура. Бацик-тура. Городок мурзы Аттика. Город есаула Алышая. «Заставной городок» на холме Ятман. Некоторые из них казаки уже прошли, не потеряв ни одного человека.

При взятии Карачина-городка на острове Ермак применил обычную тактику. Струги причалили к острову, и первый залп из пищалей, в том числе затинных, как и ожидалось, ошеломил татар, однако они по-прежнему стояли, кроме тех немногих, которых опрокинул на землю невидимый свинец. Тем временем под прикрытием порохового дыма часть казаков высадилась на берег и, опираясь на протазаны и бердыши для более точной стрельбы, произвела второй залп, давая возможность оставшимся в стругах перезарядить самопалы, а затем высадиться на берег в полной готовности к бою. Струги, оснащённые кулевринами и пищалями, продолжили движение вдоль берега. Теперь они вели огонь, соблюдая очередность, чтобы он казался непрерывным. Раненые кони бились на траве и на мелководье, увеча не успевших соскочить с седла всадников карачи. Их тут же добивали ударами сабель, протазанов и алебард. Тобол окрасился кровью. На стены полетели «кошки», и уже через мгновение десятки казаков с ловкостью куниц перемахнули через стену. Завязалась борьба в городке. Здесь действовали клинками и ножами. С такими свирепыми воинами защитники Карачина-городка ещё не встречались.

Последних не пожелавших бросить оружие приперли к обрывистому берегу. Они сгрудились вокруг татарина в богатом юшмане, надетом поверх кольчуги тонкой работы. Многие из ермаковцев хотели бы овладеть этим юшманом, который так и поблёскивал пластинами цвета старого, седого серебра. Этот знатный татарин ещё и сберёг коня. Гнедой, тонконогий, не здешний, а скорее всего пригнанный из далёких степей Бухары, под дорогим седлом, он позванивал наборной справой с узорными медными пряжками и готов был спасти своего хозяина.

Кто-то из атаманов или есаулов снова предложил окружённым татарам сложить оружие и указал клинком на богато одетого татарина. Но тот растолкал конём своих воинов, сгрудившихся вокруг него, и бросил гнедого на казака, кричавшего о сдаче. Но тут же ударил залп сразу десятка ручных пищалей, и татарина буквально вышибло из дорогого седла.

– Эх, попортили росомахе шкуру! – крикнул Матвей Мещеряк и первым кинулся с тяжёлой своей саблей на татар.

– Бей-убивай!

– Рубай басурман!

Но и горстка татар не сдалась без боя. Отчаянно рубились воины Али-бека, оттеснённые к самой воде. А казаков до того раззадорила кровавая схватка, что не устояли они и принялись рубить и тех, кто бросил им под ноги свои сабли и пальмы.

Кому достались пробитые пулями дорогой юшман и тонкой работы кольчуга знатного татарина, никто уже и не помнил.

Ещё когда раздались первые залпы и затинные пищали, ударившие со стругов, начали валить на землю лучших воинов карачи десятками, от Карачин-городка по дороге, натоптанной вдоль Тобола, понёсся одинокий всадник. Он не щадил коня и, низко припав к его вытянутой шее, стегал по его разом потемневшим бокам витой нагайкой. В Кашлыке уже отворили ворота, будто только его, этого нетерпеливого всадника, и ждали. Конь под ним шатался и, оказавшись за воротами, роняя с морды белые хлопья пены, тут же начал заваливаться набок. Всадник ловко соскочил на землю. Его повели в ханский дворец.

Всадник коротко донёс хану о том, что произошло на Карачине-острове. Кучум молчал. Молчали и его советники. Только Маметкул, всё это время с брезгливостью наблюдавший за воином Али-бека, принёсшего весть о разгроме заслона в устьях Тобола, с той же брезгливостью отвернулся и ждал, что скажет хан.

– Ты видел, как умерли последние воины? – наконец спросил Кучум; он тоже не смотрел на воина, жалкий вид, бледное лицо и опущенные плечи которого свидетельствовали о полной покорности судьбе.

– Нет, – с трудом разлепил иссохшие губы воин.

– Но ты бился с бородатыми? – продолжал хан.

– Нет. Тугэ-бей сразу отправил меня сюда. Он сказал, что мы не устоим, и я поскакал. Но я видел, как урусы перелезли через стену и как упали многие наши воины после первого же грома.

– Ты принёс плохую весть. К тому же ты трус. – И Кучум посмотрел на воина.

Тот дрожал. Дрожащие даже перед лицом смерти не удержат строя на поле битвы. Кучум знал это с тех времён, когда сам не слезал с седла и водил своих воинов в битву. Давно прошли те времена. Как ветер пролетела его молодость по жарким степям, а зрелость нашла пристанище здесь, на больших холодных реках среди пихт и кедров. Он уже давно не садился в седло в полном доспехе. Вокруг было много тех, кто страстно этого желал, чтобы выехать из ворот Кашлыка под ханским бунчуком во главе его войска. Подрастали сыновья. Старший, Алей, возмужал и не раз водил войско, исполняя волю хана. Его он женил на дочери бия Большой Ногайской Орды Дин-Ахмада. Конечно, рядом с ним в поход отправлялись опытные мурзы, старые воины и богатуры, покрывшие себя ранами и славой не одной войны. Но Алея рядом не было. Был другой, и он выполнит его приказ. Маметкул уже переведывался с русскими, бился и с казаками, знает их повадки и оружие. Теперь предстоит война с Ермаком. Кучуму рассказали о нём. Опытный, сильный и жестокий. Бился и с ногаями, и с крымчаками, и с ляхами, и с литвой, и с ливонцами. Вынес из своих многих походов большую науку. Умел брать городские стены и замки, и защищать их. Знал открытый бой в поле и в конном строю, и в пешем. Даже на судах имел затинные пищали – такого Кучум ещё не видел. И ватагу подобрал себе под стать: бывалые разбойники и головорезы. Иных привёл с Яика. Догадывался хан и о том, кто эту разбойничью шайку сюда послал. Строгановы! Это их происки, их змея переползла сюда, в сибирские улусы из-за