Ермак. Князь сибирский - Сергей Егорович Михеенков

пытавшиеся атаковать группу казаков на песчаной косе, бросились к спасительному завалу. Но никто из них не добежал до него, сражённый прицельным огнём со стругов. Большие судовые пищали умело поддерживали атаку сотни Матвея Мещеряка.

В этой схватке на песчаной косе перед засекой отвёл душу Фемка. Он так и не привык к самопалу, который остался лежать на корме струга, но одну за другой посылал свои длинные стрелы в толпу сибирцев. Ещё минуту назад перед завалом стояла стройная шеренга, копейный рубеж, который выставили татары, чтобы не дать казакам проникнуть в засеку, но теперь, когда сотня Матвея Мещеряка опрокинула атакующих вдоль косы и уверенно пошла вперёд, шеренга в один миг смешалась и превратилась в толпу. По ней и повели огонь казаки из бортовых пушек и ручных пищалей, чтобы расчистить берег для высадки сотен Ивана Грозы, Ивана Кольца, Богдана Брязги и других атаманов и есаулов. Синие стяги уже были развёрнуты, трепетали в дыму, который с каждым мгновением становился всё гуще. Но сотни на берег ещё не сошли.

Фемка выцеливал в этой толпе воинов и посылал свои длинные стрелы. Воины и охотники отличались друг от друга даже в этой толпе, в сутолоке боя. Воины были лучше экипированы, имели железные шлемы и кольчуги. Охотники – в простой одежде, в лохматых шапках простой выделки. Они поняли, в какой переплёт попали, и пребывали в ужасе. (Художник Василий Суриков очень точно уловил это. Вглядитесь в его гениальное полотно «Покорение Сибири Ермаком Тимофеевичем», в толпу сибирцев, в которых посылают заряд за зарядом казаки.) А Фемка тем временем внимательно вглядывался в толпу противника, выхватывая из неё только воинов, ибо они представляли наибольшую опасность.

Кучум стоял на мысу, на самом его шихане. Он был не один – в окружении своих верных уланов. Глаза его к тому времени уже не могли различить жутких сцен битвы, которые менялись каждые несколько минут. Обычно ему рассказывали о происходящем на поле боя. Этот бой тоже начинался с рассказа. Потом хан прервал комментатора и отослал его прочь. Ход битвы он читал по звукам. Вот атаковали его воины. Свист стрел. Сотни стрел. Тысячи! Целые тучи стрел, пущенных из луков воинов и охотников. Вот атаковали бородачи. Атаковали и тут же отошли к стругам. Маметкул купился на эту уловку. Хан услышал голос племянника. Маметкул бросил первую шеренгу вперёд. Нет-нет, стойте на месте! Засека спасёт от пуль. Атаковать рано. Ударили судовые пищали. Они били снова и снова. До слуха Кучума долетали крики и стенания его воинов, сражённых картечью. Настало мгновение тишины. Что там происходит? И вот послышался рёв сотен глоток. Теперь атаковали бородачи. Огненный бой усилился. Должно быть, Ермак получил то, чего желал с самого начала. У Маметкула ещё есть возможность исправить все допущенные ошибки разом – развернуть конницу и ударить вдоль песчаной косы. Но сделать это непросто. Нет, племянник не смог этого сделать. Так и есть – не смог. Это чрезвычайно трудный манёвр. Теперь бородачи начнут карабкаться сюда.

Кучум подал знак, и к нему снова подлетел один из уланов.

– Что там происходит? – спросил хан.

– Маметкул отступает, мой повелитель, – севшим голосом поведал улан о том, что увидел внизу.

– Что ещё?

– Отряды остяков…

– Что? Бояр уводит их?! – упреждая ответ улана, спросил хан; он знал, что остяки нестойки, что при первой же неудаче и опасности они побегут.

– Да, мой повелитель, Бояр уходит.

– Что с войском?

– Войско распадается. Казаки разрезают его на несколько частей. Как волки оленье стадо.

Зачем улан это сказал? Кто его просил сравнивать ханское войско, его воинов, со стадом животных? Но он прав. Казаки… Вот каких воинов не хватает ему.

Пора. Пора и ему… Но сразу уходить нельзя…

Кучум сел на коня, тронул поводья. Конь послушно подошёл к обрыву. Какое-то время хан стоял неподвижно, словно языческое изваяние. Конь тоже замер. Ещё мгновение назад Кучум чувствовал себя здесь, на Чувашевом мысу, безраздельным хозяином, повелителем, воином. Он часто бывал здесь, чтобы насладиться видом бескрайних просторов, простиравшихся вокруг, часами смотрел на голубые воды Иртыша. Его уланы разбивали шатёр, жарили на костре молодого барашка. Одна из жён, самая желанная, ждала его в шатре, на шёлковых подушках… А теперь всё это исчезло. Даже земля под копытами его верного коня была не так тверда и надёжна. Конь, уланы, сабля… Теперь он мог повелевать только ими. Когда донесли, что ранен Маметкул, он молча сделал знак рукой, и это означало, что нужно поторопиться.

Он ехал по лесной дороге рядом с огромным уланом. Улан беспокойно крутил головой, осматривая окрестность. Теперь, когда он, великий хан, бежит с поля боя – да-да, бежит! – можно ждать чего угодно. Всегда недовольные северные князцы могли бы послать сюда своих лучников, чтобы угодить победителю. Победителю… Кучуму до сих пор не верилось, что он бежит. Мечтал собрать под свою руку верных, убедить или силой заставить служить себе сомневающихся, чтобы сперва подчинить Поволжье и вместе с пелымским князем овладеть Казанью, Астраханью и Большой Ордой, а потом совокупными силами двинуться на русские улусы, пока московский Иван не оправился после изнурительной войны в Ливонии. Иван, доносят, устал от войн, одряхлел. Но и он, повелитель Сибири и Урала, уже не молод. Тело, некогда послушное, служило ему уже не так охотно, и первыми начали сдавать глаза. Ему втирали дорогую китайскую мазь, но она помогала только на время, избавляя от болей. Уже не мог он долго находиться в седле, тянуло в шатёр: откинуться на подушки, расправить спину, закрыть глаза и представить себя молодым, неутомимым и жестоким. Бухарские учители, и в первую очередь великий бухарский хан, всегда напоминали ему о его происхождении и земном назначении: в тебе течёт кровь Чингисхана и ты должен быть жесток, ибо только так добывается большая власть. С детских лет Кучум готовил себя к большой власти. Так родилась идея овладеть тихим и относительно спокойным сибирским улусом, сделать его ханством, а потом…

Но жизнь прошла. Когда-то он был действительно молод и жесток. Сутками мог скакать по степи, а потом утомлять своими ласками любимых жён, выбирая самых молодых и горячих. А теперь он давно не видел огня в их глазах…

Мечтал покорить казанцев, накинуть на них такую же тугую узду, как на сибирских татар, придавить ногайцев и огненным смерчем пролететь по русским землям. А теперь бежит от шайки казаков и какого-то Ермака, чьего роду и племени невозможно дознаться.

В эти минуты горьких размышлений Кучум чувствовал себя жалким и смешным и потому