В твой гроб или в мой? - Жаклин Хайд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Пойдем, давай спустим тебя оттуда и уложим в постель.
Я протягиваю ему руку, и он берет ее легко, как перышко, и прижимает ладонь к груди, как покрасневшая матрона в былые времена. Джордж прочищает горло.
— Рыцарство не умерло, успокойся, мое сердце.
Как только я помогаю ему встать двумя ногами на землю, он радостно плывет к двери, время от времени кружась, как балерина. Мне действительно нравится Джордж.
— Тебе помочь добраться до твоей комнаты?
— Нет. Разберусь, — он машет рукой над головой.
Я поворачиваюсь к паре, спорящей возле задней балконной двери, которая закрыта жуткими черно-белыми занавесками. Дойл выглядит так, словно готов совершить убийство, и если бы обстоятельства сложились иначе, я, возможно, действительно наслаждался бы этим. Но нет, вместо того, чтобы раздевать Обри зубами, я разбираюсь с тем, что, черт возьми, вытворяет Дойл.
Но, похоже, он действительно был занят.
Моя любимая часть большого зала, массивный камин пятнадцатого века, занимающий всю стену, превращен в паучье гнездо. На дне даже есть туннельная паутина, внутри которой, похоже, устроился паук.
— Как умно. Интересно, как они это сделали.
Конечно, вопрос остается без ответа. Дойл и Уитли настолько поглощены собственной мелодрамой, что еще не заметили моего присутствия.
Миниатюрная шеф-повар все еще одета в свою униформу, но шляпы на ней нет, ее темные волосы собраны на макушке в узел, а глаза пылают яростью.
— Конечно, твое мнение имеет значение, Дойл. Только не для меня.
Я хмурюсь, услышав ответ. Странно встретить женщину, которая не влюблена в Дойла с первого взгляда, и еще более странно, что он, по какой-то причине, презирает ее. Обычно он любит женщин, а они, в свою очередь, обожают его.
— Ты мне не нравишься, — ворчит он.
Она усмехается.
— Если я тебе не нравлюсь, поздравляю, мне похуй, Дойл. Чего я действительно хочу, так это делать свою работу. Как насчет того, чтобы ты занялся своими делами и меньше беспокоился о том, что я делаю, если у тебя нет никаких жалоб на еду?
— Кексы…
Ее рука поднимается в воздух, чтобы остановить его.
— Кроме кексов, которые я еще даже не испекла. Знаешь что, Дойл? Поскольку вы все сказали мне взять под контроль кейтеринг, я буду печь то, что мне нравится, а если вам это не понравится, не ешьте!
Уитли стремительно уходит, оставляя Дойла кипящим от ярости, как неопытного мальчишку. Он действительно собирается преследовать ее? Я использую телекинез, чтобы поднять чугунную кочергу, спрятанную под паутиной, и обрушиваю ее на толстый затылок Дойла.
Он разворачивается, как и предполагалось, злой.
— Какого хрена ты делаешь? — рычу я.
— Какого хрена, чем ты меня только что ударил? — говорит он, морщась, когда его глаза снова становятся естественными карими. Он потирает затылок.
— Кочергой для камина. Ты и твоя новая подружка портите мне вечер, не говоря уже о твоей очевидной неспособности держать себя в узде, — говорю я, замечая, как по его коже пробегает рябь под пиджаком.
Такое случается только тогда, когда Дойл крайне взвинчен, а это бывает крайне редко. С первого года своего обращения он ни разу не потерял контроль над собой, что неслыханно для любого сверхъестественного существа. Я не ожидаю от него меньшего — не с учетом всего, через что ему пришлось пройти.
— Она не моя подружка, — говорит он обиженным тоном.
— Я ни разу не видел, чтобы ты был так неприятен с леди.
Его руки сжимаются в кулаки, а ноздри широко раздуваются.
— Она не леди! Она сатана в женском обличье, посланный утащить меня в мой личный ад. Она отказывается прислушиваться к голосу разума, и удивительно, как на нее не действует то, что я говорю «нет». Что заставляет женщину вторгаться в мои владения и указывать мне, как вести хозяйство? Она постоянно твердит, что мне нужно… Что ты делаешь?
Я ухмыляюсь, порхая пальцами по экрану телефона.
— Отправляю шеф-повару список твоих любимых блюд. Она прислала мне свой номер.
— Пошел ты, Влад, — рычит он, набрасываясь на меня.
Я хлопаю ладонью по его обтянутой костюмом груди и чувствую стену силы. Этот мужчина обладает силой Голиафа, заключенного в жуткое человеческое тело.
— Ты буквально вибрируешь, Дойл, и через двадцать четыре часа к нам прибудут еще гости.
Он моргает, затем заметно вздрагивает в попытке подавить свой гнев.
Мое раздражение, однако, все еще кипит.
— Обри в моей комнате, голая, и какого черта я делаю, Дойл? Где я? Стою с оборотнем, которого нужно нянчить впервые за три столетия его жизни? Думаю, нет.
— Если ты еще хоть раз когда-нибудь ударишь меня кочергой, я тебя съем.
— Держи себя, блядь, в руках, и мне не придется этого делать.
Тихий звук шагов по коридору заставляет все его тело снова напрячься. Странно.
— Когда приедут грузчики? — спрашивает Уитли, появляясь снова с искаженным от раздражения лицом.
Что не так с этими людьми и грузчиками?
— А что? Что тебе нужно, шеф? — спрашиваю я вежливо.
Я ухмыляюсь, видя неподдельное раздражение, написанное на лице Дойла. По крайней мере, это будет весело.
— Джордж упомянул, что грузчики приедут поздно вечером, и я подумала, не будут ли они возражать перенести кое-какие вещи, которые мне понадобятся на утро. Будет гораздо разумнее сделать это сегодня вечером, когда гостей не будет повсюду, чтобы поставщики провизии могли пройти.
— О, — у меня возникает идея, и я злобно ухмыляюсь, показывая зубы. — Я уверен, что у Дойла сейчас нет никаких неотложных дел. Он может тебе помочь.
— Мне нужно, чтобы печи передвинули до завтра, — она смотрит на Дойла, кривя губы от отвращения. Ее голос страстный, но в глазах есть вызывающий блеск. — Я полагаю, при условии, что он будет держать рот на замке во время процесса.
Мои брови поднимаются до линии волос от двусмысленности.
Как и было предсказано, глаза Дойла полыхают холодной яростью, и я действительно впервые жалею, что не обратил внимания на то, о чем они вообще спорили.
— Ты же знаешь, что мы можем уволить тебя в любой момент, верно?
— Дойл, — огрызаюсь я, пытаясь подавить рычание. — Она нужна нам.
— Хорошо, — говорит он, провожая ее взглядом, когда она снова выходит из комнаты.
Я прищуриваюсь.
— Это была твоя маленькая идея, и я более чем готов отправить всех прочь в течение часа, если это означает, что я получу немного тишины и покоя.
Дойл ухмыляется, но в его глазах мелькает злобный огонек.
— О, но это неправда, Влад? Не тогда, когда это приносит пользу Обри и ее
