В твой гроб или в мой? - Жаклин Хайд

Ее раскрасневшееся лицо снова озаряется, и она хихикает. Я посмотрю тысячу фильмов, если это значит, что я увижу ее такой.

— Ты хоть понимаешь, насколько ты красива? — спрашиваю я.

Она останавливается и откидывается на спинку дивана.

— Знаешь, ты, наверное, красивее меня. В тебе есть все эти европейские черты, — она наклоняется и касается моего лица. — Я имею в виду, просто посмотри на свои скулы. Мне, возможно, будет трудно удержать дам подальше от тебя завтра вечером.

Я наклоняю голову вперед, желая уйти от разговора о моем лице. Пока щеки не покраснели и я не потерял часть драгоценной крови, которую высосал ранее, я спрашиваю:

— Ты нашла какие-нибудь костюмы, которые тебе нравятся?

Она делает глоток вина и качает головой.

— Для себя — нет. Наверное, я просто надену одно из платьев, которые ты купил.

Ухмылка кривит мои губы, зная, что на ней будет платье, которое я заказал в тот же день, что и те, что есть в ее шкафу. Оно должно прибыть завтра.

Притягивая ее к себе через подушку, я наслаждаюсь тем, как она тает рядом со мной, когда вдыхаю аромат ее волос в свои пустые легкие. Ее взгляд скользит по комнате, останавливаясь на большом столе, ломившемся от еды, который теперь выглядит так, будто на него напала целая деревня. Я очень горжусь нами.

— Это был лучший день, — выдыхает она, ее щеки розовеют, а кровь маняще гудит в венах, разгоняемая небольшим количеством алкоголя в организме. Она смотрит в окно с довольным выражением лица, наблюдая за падающим снегом.

— Так и было, правда? — соглашаюсь я, откидываясь на спинку дивана и кладя руку ей на плечо. Она поднимается на ноги. — Куда ты?

Она выгибает бровь, глядя на меня. Одним быстрым движением ее обнаженная грудь подпрыгивает, а верх одежды падает на пол.

Черт. Я в шоке замолкаю от вида самой красивой груди в мире, и одна мысль становится мантрой в моей голове. Я хочу так сильно вонзить свой член в ее киску, чтобы она прокричала мое имя.

Мой член дергается, и с диким желанием в следующий момент я делаю выпад. Пуговица отлетает от ее штанов, громко ударяясь о стену, когда я мысленно случайно снимаю их.

Она задыхается, в ужасе уставившись на свои штаны.

— Что за черт?

— Черт, — бормочу я себе под нос, зажмурив глаза. Признаю ли я, что ненамеренно пытался сорвать с нее одежду силой?

Прежде чем я успеваю решить, как объяснить неисправность ее гардероба, внизу раздается грохот. Я напрягаюсь, сдерживая желание повернуться от неожиданности. Последнее, что ей сейчас нужно видеть — это мои когти и клыки. Какого хрена он делает?

Она подпрыгивает и смотрит в сторону двери.

— Что это было?

— Я сейчас вернусь, — говорю я, поднимая руку.

У меня нет ни времени, ни терпения разбираться с этим. Судя по крикам внизу, Дойл спорит с шеф-поваром, а Обри теперь смотрит на себя сверху вниз так, словно за считанные минуты стала на два размера больше. Они так громко разговаривают, что, бьюсь об заклад, их слышит вся деревня.

Я рычу от раздражения. Прямо сейчас она должна пялиться на мой член, пока он входит в ее сладкую щелку.

— Я убью его, черт возьми.

— Убьешь кого? — спрашивает Обри, глядя на меня снизу вверх с выражением замешательства на лице.

— Что? — как, черт возьми, она услышала мои мысли? Или я сказал это вслух?

Ее брови хмурятся, как будто я потерял рассудок, но я потерял его столетия назад.

— Ты сказал: «Я убью его, черт возьми».

— Дойла. Я убью его за то, что он нам помешал, — отвечаю я и поднимаюсь на ноги. — Иди в мою комнату, прими душ и устраивайся поудобнее. Я вернусь.

— Но я…

Я прерываю ее протесты поцелуем.

— Я пойду разберусь с ними. Ты расслабься. Я принесу вина, хорошо?

— Да, хорошо, — говорит она, улыбаясь.

Я бросаюсь к выходу, притворяясь, что не слышал, как она только что спросила, есть ли в замке весы. Я убью его.

С другой стороны, возможно, это было вовремя. Одна простая мысль о том, чтобы снять с нее одежду, и пуговица отлетает? С этим нужно будет разобраться в ближайшее время.

Я открываю дверь, и до ушей доносится пронзительный визг.

— Это Уитли? — Обри вопросительно кричит.

— Нет. Я думаю, это был Дойл, — я бы узнал этот девчачий визг где угодно.

Она смеется, звук мерцающий и легкий, прежде чем он затихает вдали.

Мое тело для нетренированного глаза кажется размытым пятном, когда я бегу через замок на нижний этаж, где, кажется, творится вся эта суматоха. Я вхожу в большой зал.

— В последний раз говорю, никаких кексов из единорогов не будет, — говорит Дойл.

— Кексы-единороги, идиот! — отвечает шеф-повар, и без того красное лицо Дойла вспыхивает еще ярче.

— Ладно, но единороги-кексы необходимы, — невозмутимо заявляет Джордж, уперев руки в бока. — Не то чтобы кого-то волновало мое мнение.

Джордж стоит на большом лежащем саркофаге. Я не видел его десятилетиями, но почти уверен, что Дойл в свое время припрятал его здесь на хранение.

— Как ты туда забрался? — спрашиваю я его, замечая разбросанное стекло по мраморному полу.

Дойл и шеф-повар все еще спорят, похоже, не обращая внимания ни на что другое.

Он пожимает плечами и указывает на двух идиотов.

— Они занимаются этим уже почти час.

— Что?

— Извини за стакан. Я думал, может быть, немного водки успокоит всех, но они ведут себя «ответственно», — говорит он, показав руками кавычки в воздухе. — Не то чтобы это сработало.

Он пьяно покачивается и икает. Я замечаю рядом с ним пустую бутылку из-под водки, подаренную моему отцу султаном Османской империи еще в 1300-х годах. От гнева, которого я не испытывал целую вечность, хочется выпустить когти, но я стону, когда вспоминаю, что нахожусь в присутствии людей. На удивление, мне нравится именно этот.

Я машу пьяному дураку.

— Джордж, почему бы тебе немного не отдохнуть, а дальше я сам разберусь?

— О, ни за что в жизни. Я жду грузчиков, — он икает, качаясь на месте.

— Что?

— Дойл упомянул бригаду грузчиков, я бы сказал, больших парней, судя по виду этого дивана. Не могу дождаться, когда они его перенесут. Я просто хотел спуститься и встретиться с одним… или с тремя… за ужином, — он печально вздыхает. — Конечно, они еще не приехали. Ты что-нибудь слышал?

— Грузчики? — весь этот фарс рушится, как карточный домик.

— Ну, да, большой красный грузовик. Дорогой, как еще, по-твоему, все это можно организовать