Птица-жар и проклятый волк - Полина Бронзова

и тут же откатился в сторону, чтобы медведь его не придавил. Тот неуклюже последовал за ним, сколько-то пробежал, а после тоже съехал боком, выставив пятки. Он даже и не понял, что цепь никто не держит.

Оказавшись внизу, медведь шумно встряхнулся. Завид тоже поспешно смахнул с локтей да с коленей песок и приставшие иглы, почесал медведю лоб, взялся за кольцо в носу, когда-то намертво закованное кузнецом.

— Ничего, — повторил опять. — Скоро…

И осёкся. Звон разнёсся над лесом.

Долго ещё угасал тонкий отголосок. Когда он совсем истаял, Завид опять потрепал медведя по бурой шерсти, решительно закусив губы.

— Вот уж почитай и пришли, — сказал он потом.

С кольцом в носу да с цепью медведю на воле не прожить. Только что за кузнец возьмётся его расковать? К кому ни пойди, начнутся расспросы, тут же сойдутся и люди. Медведя, ясно, отнимут. Завида вором назовут и накажут.

Только одного подходящего кузнеца он и знал, у него и надеялся отыскать помощи. Да кабы не вышло худа…

Углядев наконец чёрную нору, он долго стоял, не решаясь приблизиться. Дивьи люди, сказывают, железо куют, да захотят ли помочь? Не попросят ли платы, и не будет ли она высока? И если от дыма их кузен идут по земле лихоманка да мор, не захвораешь ли, подойдя?

Медведь терпеливо ждал, лишь раз или два почесал за ухом. Вот поднялся, шумно дохнул: может, оголодал или жажда измучила, да он ведь зверь, как пожалуется? Устыдился тогда Завид, шагнул вперёд и кликнул вмиг охрипшим голосом:

— Эй, хозяин!..

Тихо, ни звука.

— Эй, хозяин, помощь надобна! — кликнул Завид вдругорядь и подумал, что, может, нужны особые слова, да он их не знает. — Помоги, сделай милость!

Ждёт-пождёт — никого, ничего. Всматривался, уж все глаза просмотрел. Да есть ли и вовсе те дивьи люди? Мало ли чья это нора…

Тут колыхнулись тени, и понял Завид, что вовсе это не рябь в глазах, а кто-то движется по тёмному ходу, тоже тёмный в сумраке. Вот добрался до порога и выпрямился, держась за камень узловатыми пальцами.

Кузнец седым волосом оброс, сам от копоти чёрен, бос и рубахи на нём нет. Глаз у него светлый, как речная вода на мели над камешками — то будто серый, то с зеленцой. Второго не видно, космы лицо прячут. Да и нет у него второго глаза, так Пчела сказывал. И рука, и нога одна.

Молчит кузнец, и Завид молчит, его разглядывая. После опомнился, на медведя указал, попросил:

— Разожми кольцо! Сумеешь?

Кузнец, опершись плечом на скалу, протянул руку, и медведь понял, подошёл, обнюхал его пальцы. Тут Завид попятился: кто знает, не поползёт ли мёртвый дым, как кузнец за работу примется! Отходит он, да отвернулся на миг, чтобы о корни не запнуться, и ничего не успел разглядеть, только услышал, как звякнула цепь да наземь упала. Тут же медведь отскочил и принялся нос тереть. Не понимает он, что стряслось, только чует, кольца не хватает, а так уж к нему привык — будто части себя лишился.

Кузнец рукою махнул, будто гнал их прочь, наклонился, поднял цепь, да и двинулся вглубь норы, согнувшись. Только и слышно, как звякает железо о камень. Вот уж исчез, и стихло всё, а Завид и поблагодарить забыл.

— Свободен ты, — сказал он медведю. — Да сумеешь ли прожить на воле? Ты уж к людям не ходи: не поглядят, что у тебя след от кольца в носу, не приметят, возьмут рогатины… Тебе бы за реку, где чащоба нехоженая.

Только что медведь поймёт? Сидит, всё лапой по морде возит, кольцо ищет, ревёт негромко.

— Идём! — позвал его Завид. — Вывести бы тебя, покуда нас не сыскали.

А медведь-то без цепи уж его не слушает, и с места не сдвинешь. Завид отошёл, зовёт, приманивает, да где там! Походил вокруг, набрёл на черничную поляну, сколько-то ягод собрал. Медведь долго принюхивался, языком их слизал.

— Идём, ещё дам! — говорит ему Завид. — Идём!

Нейдёт медведь, да ещё будто сердиться начал. И жаль его Завиду, и под тяжёлую лапу попасть не хочется. Отошёл он тогда, следит издалека.

Сидит медведь, из стороны в сторону покачивается, да вот поднялся и побрёл, точно знает, куда идёт. Вот в густую тень ступил, под старые ели. Меж плотно сплетённых ветвей один золотой луч упал, и на миг увидел Завид, будто рядом с медведем идёт старик седой, волосы да борода мхом обросли. Опирается тот старик на палку, другую руку на медвежьем горбатом загривке держит.

Моргнул Завид — нет старика. Там, где была его палка, торчит из земли тонкий надломленный ствол; где были волосы, покачивается разлапистая ветка. А птицы-то, птицы заливаются! Ясно: лесной хозяин пришёл медведю дорогу указывать. Уж он позаботится о звере, бояться нечего.

Пошёл тогда Завид своею дорогой. Думу думает, как быть. Хорошо бы теперь под шумок и уйти от разбойников, да куда ещё уйти, чтобы с ними вовек не встретиться?

Услыхал он в стороне конский топот да людские крики. Остановился, прислушался — едет кто-то, да не один, не двое, а много. Долго они проезжали. Копыта стучат, а телеги не скрипят, колёса не постукивают — значит, верхами едут.

Сел Завид под старой елью. Та, усталая, опустила ветви, они уж и в землю вросли, изнутри без солнца иссохли. Прячется Завид, ждёт, когда всё стихнет, да прослушал шаги. Вскинулся, испугался — ан нет, свои идут, Тишило с Лаптем, каждый на плече пеньковую верёвку несёт. Оба с лица темны, смурны, тяжело дышат. Лапоть Завида и приметил.

— Гляди-кось, парень наш, — указал рукой, останавливаясь. — Затейник-то где?

— У гиблого места, должно быть, — ответил Завид, пожав плечами.

Тишило, скалясь, прислушивался и ждал, когда проедут кони. Дождался, махнул рукой: идём, мол. Делать нечего, поднялся Завид и следом побрёл.

Ничего ему не сказал Тишило, ни о чём не спросил. Молчал, покуда они не вышли к небольшой поляне, где кони пощипывали траву.

Уж вечерело, тянуло прохладой. У поляны потрескивал костерок, дымил, отгоняя звенящую мошкару. Подле него растянулись, отдыхая, мужики. Первуша, завидев гостей, поднялся на локте, сам весёлый, в зубах травинка.

— Ишь, кто идёт! — смеётся. — Легки на помине! И Косматый-то наш явился, а медведь где же?

— Будто я знаю, — развёл руками Завид. — Где-то остался. Что мне тот медведь? Я свою шкуру спасал, вы же меня бросили.

— Ну, будет плакаться! Ведь ты не дурак, не сплоховал, ушёл…

Тишило в это время сбросил на траву ком верёвки и, уперев руки