Лже-Нерон. Иеффай и его дочь - Лион Фейхтвангер

стояло древнее, чтимое святилище богини. Старый и новый город соединялись мостом. Население старого города состояло исключительно из сирийцев; в новом городе, Селевкии, большинство населения было тоже сирийское; безопасность города охранял сильный римский гарнизон.

Выше Апамеи от Евфрата отходил Канал Горбата, снабжавший водой всю округу. Уровень реки и канала исстари регулировался плотинами и шлюзами, построенными, по преданию, легендарной царицей Семирамидой; теперь они назывались Плотинами Горбата и слыли техническим чудом. Опытные сторожа обслуживали хитрый и вместе с тем очень простой механизм этих плотин. Никто не помнил, чтобы здесь когда-либо случались более или менее серьезные повреждения.

Тем сильнее был ужас жителей старого города Апамеи, когда однажды в апрельскую ночь Евфрат внезапно вломился в их улицы и жилища и затопил все мгновенным мощным разливом. Раньше, чем можно было поверить в это, вся территория старого города превратилась в одно желтое, тихо плещущее озеро. Отделенный с незапамятных времен от реки водоем с рыбами Тараты соединился с нею вновь, священные рыбы уплыли, вся нижняя часть храма исчезла под клокочущими водами. По озеру, которое было раньше старым городом, плыли между наспех снаряженными лодками домашняя утварь, скот, течением уже уносило первые трупы. Над тихо плещущей водой раздавались душераздирающие вопли застигнутых врасплох людей, рев и мычание скота. Нагие и полуодетые люди плыли на надутых мехах по улицам, по которым еще вчера двигались носилки, повозки, всадники.

Никто не постигал, как могла так внезапно разразиться катастрофа. Лишь через несколько часов где-то на берегу ниже по Евфрату нашли одного из сторожей Плотины Горбата, связанного и с кляпом во рту. Когда полумертвого от мук и ужаса человека развязали, он рассказал: один из его помощников вместе с кучкой неизвестных внезапно напал на него; его повалили, связали и бросили в реку; что было дальше, он не знает, это чудо и неслыханная милость богов, что его живым прибило к берегу и что он спасся. Имя помощника, напавшего на него, а затем, очевидно, в безумии или по злому умыслу обрушившего воды Евфрата на Апамею, – Симлай. Он христианин.

С тою же быстротой, с какой несколько часов назад воды Евфрата разлились по низменному старому городу, разнеслась по расположенной на холме Селевкии весть, что потоп этот – деяние преступных рук. Уже и христианин Симлай признался, что его нанял для этой цели писарь Аристон, служащий римской администрации. Население города охватила бешеная злоба. Еще до полудня стало определенно известно, что христиане, эти отбросы человечества, подкупленные преступным правительством узурпатора Тита, взялись разрушить святыню богини Сирии и ее прекрасный город, так как сирийцы замышляли отказать в повиновении Титу и вернуться к своему законному императору Нерону.

О том, что христиане – бунтари, знал весь свет. Они не признавали собственности и семьи, от них можно было ждать любого злодеяния. Жители Апамеи обрушились на них, врывались в их дома, убивали, громили их убогий скарб.

Римские солдаты явно сочувствовали населению. Всеми силами старались они помочь тем, кому угрожала опасность. Перевозили людей на лодках и плотах на правый, высокий берег, спасали, что можно было спасти, из сил выбивались, чтобы восстановить мост, сорванный в первые минуты наводнения. Солдаты, которым пришлось остаться в крепости – она охраняла правый берег реки, – стояли на сторожевых башнях и бастионах и с любопытством глазели на потоп. Вчера еще их крепость стояла на берегу реки, сегодня она оказалась на берегу широкого озера. Странным было это желтоватое озеро под голубым небом с белыми набухшими весенними облаками. Причудливо торчали из воды верхушки домов. На крышах в важной и комической позе застыли на одной ноге цапли, между желтыми водами и светлым небом носились с криком стаи водяных птиц. По озеру, в котором утонул город Апамея, хлопотливо сновало между крышами все больше и больше лодок и надутых мехов, переполненных спасающимися, грабящими, отчаявшимися и всяким сбродом. Необычайное зрелище представлял собою храм Тараты. Крыша была сорвана, и солдаты могли заглянуть в целлу. Непристойные символы богини, высокие каменные изображения фаллоса почти покрыты были водой, торчали только самые их верхушки. Вода поднялась уже выше голых грудей гигантского бронзового уродливого изваяния богини, стоявшего в полунище, над алтарем; над водой оставалась только голова с короной да одна рука, держащая веретено. Тут же плавали куски дерева и всякая священная утварь. Призрачно и грозно высилась над водой голова богини, и когда кто-то из солдат сострил насчет ее рыбьего хвоста, который мог бы ей теперь пригодиться, никто не посмел рассмеяться.

Но кто это плывет сюда, вон оттуда, с севера, на больших лодках? Римское оружие, римские доспехи – это свои! Наконец-то! Да, это они, ребята из других рот Четырнадцатого легиона, тех, что стояли в Эдессе и Самосате. А вот и сам общий любимец, великий капитан Требоний со своими людьми. Тысячу раз солдаты из гарнизона Апамеи спрашивали себя с любопытством, с надеждой, со страхом: явится ли он? Скоро ли он явится? Отважится ли? И что делать, если он явится? Вступить с ним в бой? Или открыть ему ворота?

И вот он здесь. Он явился вместе с великим потопом. Как быстро они проплыли это огромное расстояние! Его саперы сразу же присоединяются к саперам из гарнизона, вместе с ними принимаются за восстановление моста. Понтоны всплывают, появляются веревки, летят в реку мехи, в воде протягиваются канаты, они напрягаются, волокут, подымают. Тут же, смеясь, жестикулируя, стоит Требоний, приказывает, ругается, кричит, подгоняет. Мост – единственный подступ к цитадели.

Как будто все готово. Мост стал длиннее, он изгибается, плывет, шатается, но держится. И вот выезжает вперед толстый, молодцеватый и наглый капитан Требоний, любимец армии, герой; он хочет первым перейти по мосту, массивный, тяжелый, обвешанный оружием, верхом на коне Победителе.

Он скачет без всякого прикрытия впереди всех. Никаких предосторожностей. Небрежно висит сбоку его щит. Из орудий можно было бы без труда разнести в куски его и весь его отряд. Беззащитный капитан пошел бы, конечно, ко дну. Теперь уж и орудий не надо, теперь достаточно стрел, а скоро уж и дротиков довольно будет, чтобы расправиться с ним. Спокойно скачет он по гремящим бревнам над желтыми водами, на его панцире, на сбруе его коня сверкают под светлым весенним небом знаки отличия.