Лже-Нерон. Иеффай и его дочь - Лион Фейхтвангер

14

Как фабрикуются императоры

Умный парфянский царь Артабан медлил признать Нерона. Искусно пользовался он в своих письмах цветистыми восточными выражениями, чтобы избежать какого бы то ни было однозначного ответа. Агенты Маллука и Варрона сидели в прихожих парфянских министров. Но самое большее, на что согласился Артабан, была посылка каравана с почетными подарками, коврами и пряностями. Назначение каравана было определено весьма двусмысленно: в дар человеку, именующему себя императором Нероном. Это можно было толковать и как признание, и как непризнание. А для дела Нерона было крайне важно, чтобы царь решился окончательно. Если он не выступит немедленно в пользу Нерона, держаться дольше не будет возможности ни в военном, ни в финансовом отношении. Правда, весь Восток с облегчением вздохнул, увидев снова орлов императора, но подняться, взлететь эти орлы смогут только в том случае, если Артабан будет их кормить.

Агенты Варрона, подгоняемые им, работали лихорадочно. И тем не менее парфянские министры были по-прежнему неповоротливы, обстоятельны, до отчаяния медлительны.

Наконец через два месяца Варрон получил вразумительный ответ. «Царь царей, – сообщал ему великий канцлер и маршал Артабана, – готов дать своему другу, Римскому императору, тридцать тысяч человек вспомогательных войск, в том числе шесть тысяч тяжеловооруженных всадников из своего отборного войска. Он предоставляет ему также заем в двести миллионов сестерциев. Но лишь при том условии, если император Нерон будет признан населением не только Междуречья, но и римской Сирии. Если достаточное число укрепленных городов на территории Римской империи, на том берегу Евфрата, перейдет на сторону Нерона и он будет крепко держать их в руках, Артабан пошлет ему деньги и войска».

Когда Варрон в первый раз пробежал письмо, в котором сообщалось об этих условиях царя, он просиял: они показались ему умеренными, разумными. Но чем больше о них думал, тем труднее представлялось ему их осуществление. Можно было, конечно, как предлагал безрассудно смелый Требоний, вторгнуться в римскую Сирию и взять несколько пограничных городов. Но это было бы безумием. В ответ на такую провокацию Цейоний, с одобрения Палатина, может с полным основанием продвинуться за Евфрат с двумя или даже тремя легионами и разбить наголову Нерона, не рискуя вызвать войну с Парфянским царством. Ведь если римляне будут спровоцированы и выступят не как нападающие, а как защитники своей страны, Артабан не в состоянии будет объединить своих парфян для войны против них. Нет, это не так просто, как представляет себе какой-нибудь Требоний. Надо, чтобы римские города сами собой, добровольно перешли к Нерону. И таков, очевидно, смысл условия, поставленного хитрым Артабаном.

И вот несколько пограничных римских городов подверглись обработке с помощью денег. Они были хорошо подготовлены, но медлили и медлили. Не находилось удобного предлога отпасть от правительства Антиохии, а Цейоний был достаточно осторожен, чтобы такого предлога не дать. Варрон искал, искал до изнурения. Как подтолкнуть эти города? Как заставить их сделать решительный шаг, взбунтоваться против римского губернатора? Варрон сумел преподнести своему Нерону всю страну между Евфратом и Тигром и Коммагену в придачу. Неужели всему этому великолепному предприятию суждено рухнуть из-за ничтожной до смешного задачи? Неужели нет средств побудить к переходу несколько пограничных римских городов? Он искал, проводил бессонные ночи, мучился. Проходило драгоценное время. Он не находил выхода.

Явился Кнопс. Его юркие глаза скользнули по немного измятому лицу сенатора. Наслаждался ли Кнопс его беспомощностью? Во всяком случае, он не дал этого заметить.

– Условия парфян кажутся умеренными, но они жестки, – сказал он деловитым тоном.

– Правильно, мой мальчик, – насмешливо отозвался Варрон.

– Надо подумать, – констатировал Кнопс.

– Ну что ж, подумайте.

– Я уже сделал это, – ответил Кнопс. – У меня есть идея.

– Я слушаю, – вежливо и устало сказал Варрон и улыбнулся скептически, безнадежно.

Эта скептическая улыбка недолго оставалась на его губах. То, что измыслил этот сумасброд Кнопс, было подло и дерзко, но при всей своей фантастичности логично и обещало успех. Эти простолюдины обладают плодотворной фантазией, отметил про себя Варрон, с отвращением и удивлением слушая болтовню Кнопса.

План Кнопса был таков: чтобы побудить окраинное население римской Сирии отложиться от правительства Цейония и перейти на сторону законного императора Нерона, нужен был только внешний, каждому понятный повод, ибо внутренне население было к этому готово. Следовательно, дело сводится к тому, чтобы сделать для всех ясным и очевидным один из реально существующих поводов, а это не так уж трудно. Разве, например, бог, называвший себя Христом, не имел на сирийской границе многочисленных последователей, так называемых христиан, которые фанатически ненавидели законного императора Нерона? Разве эти христиане из одной лишь преступной ненависти и фанатизма не подожгли шестнадцать лет тому назад город Рим? По всей вероятности, они и теперь носятся с такими же дерзкими планами, поддерживаемые правительством Цейония, которое стремится расправиться с верным Нерону населением Сирии. Тот, кто знает настроения этих христиан, кто имеет представление о злобной жажде мести, обуревающей узурпатора Тита и его чиновников, может легко понять, куда направлены преступные устремления этих христиан и тех, кто их подстрекает. Например, весьма вероятно, что эти фанатики могут преступно открыть или как-нибудь повредить один из шлюзов на реке Евфрат или на одном из его каналов с целью затопить и разрушить какой-нибудь из окраинных римско-сирийских городов, тайно уже склоняющихся на сторону Нерона. Можно почти с полной уверенностью утверждать, что в том случае, если такое преступление действительно будет совершено, все пограничное население как один человек восстанет против правительства Антиохии. Разве это не так? И Нерон мог бы тогда, опираясь на туземное население, по крайней мере несколько месяцев держаться в перешедших на его сторону окраинных городах. Условия Артабана были бы выполнены, и мы получили бы обещанные войска – и обещанные деньги.

Варрон неподвижно уставился на Кнопса, который непринужденно болтал, будто речь шла о подготовке увеселительной прогулки. Этот тип прав. То, что он изложил, было действительно идеей, находкой! Да, план этот в его ошеломляющей простоте был столь же великолепен, сколь и гнусен. Он сулил успех. Он должен был вызвать в народе требуемые сопоставления. Варрону не нужно было это долго растолковывать.