Двуявь - Владимир Прягин

честными глазами смотрела! Иногда полезно быть отличницей, вот!

Она продолжала болтать – он слушал и любовался ею, пока жёлто-красный город расстилал перед ними бульвары и переулки. А когда наползли и загустели сумерки, Тоня остановилась и, кивнув на один из домов, сказала:

– Ну вот, пришли. Это мой.

– Жаль, – сказал Юра, – как-то уж слишком быстро.

– Может, в гости зайдёшь?

– Я-то всегда готов, а родичи твои как? Не будут против?

– С чего вдруг? Мама у меня классная!

– Ага, мама классная, зато папа – сразу в табло…

Тоня прыснула:

– Откуда у вас, товарищ Самохин, столь замшелые предрассудки? И вообще, папа в командировку улетел утром. Так что…

Её браслет засветился. Прервавшись на полуслове, она показала Юре жестом – минутку, надо ответить.

– Да, мам, привет. Ага, сейчас поднимусь. Что? – Тоня, чуть улыбнувшись, покосилась на спутника. – Да, тот самый, который на фотографии… Нет, он боится, что папа его побьёт… А? Сказала, конечно, что улетел… Ладно, поняла, передам.

Завершив разговор, похлопала Юру по плечу и сказала:

– Всё, теперь не отвертишься, мама нас засекла с балкона.

– Высоко сидит, далеко глядит?

– А ты думал! Пошли знакомиться.

Товарищ Меньшова-старшая оказалась крайне эффектной худощавой блондинкой. По логике (раз Тоня – младшая дочь), ей было уже за сорок, но выглядела она на тридцатник максимум.

Придя к такому выводу, Юра сам себе удивился. С каких это пор он стал смотреть на дамочек в возрасте оценивающим взглядом? Или в нём опять пытается прорасти чужая натура из зазеркалья? Тамошний сыщик-пропойца – уже старпёр, родился вроде в семьдесят пятом, ему такая тётенька подошла бы вполне…

– Ага, значит, вы и есть вездесущий Юрий?

– Почему «вездесущий»?

– Ну как же! Дочка из турпоездки привозит фотки, на которых красуется с таинственным незнакомцем. Потом выясняется, что он и живёт под боком, и учится в том же вузе. А теперь вот и домой провожает. Шустрый паренёк, сразу видно.

– Стараюсь, – скромно подтвердил Юра.

– Проходи, старательный, – рассмеялась хозяйка. – Нам тут как раз пригодится суровый мужской подход. Торт в холодильнике дожидается – мы с Тонькой при всем желании не осилим.

Как стало ясно из дальнейшей беседы, родительница трудилась технологом на кондитерской фабрике, а её муж – врачом в Космофлоте; сегодня он отбыл с экипажем в экспедицию на Каллисто.

– На четыре месяца с половиной, – пожаловалась покинутая супруга. – Я, конечно, всё понимаю – наука, почёт, надбавка за дальнее Внеземелье, но эти отлучки уже нервируют. Сейчас – ещё полбеды, а в прошлый раз вообще на год усвистел, в этот их пояс Койпера. Представляешь, Юра?

– Ага, у меня дед как раз в экспедиции. Транснептун.

– Вот! А если звездолёты изобретут? Это ж вообще будет тихий ужас! Я, может, какой-то древней мумией покажусь, но, по-моему, нам лучше пока без этого. Разве на Земле плохо? И вообще, мне мой муж дороже всех братьев по разуму вместе взятых…

В темноте за окном сверкнуло, потом раскатисто бухнуло.

– Ой! – Тоня вздрогнула. – Это что – гроза в ноябре? Такое разве бывает?

Все трое встали и подошли к окну, выключив предварительно свет, чтобы не мешал. Молнии вспыхивали одна за другой; розоватые сполохи ложились тучам на брюхо. Дождь, однако, не начинался – асфальт под фонарями был сух.

– Жутковато, – призналась Тоня.

Мать улыбнулась и обняла её; их лица озарила новая вспышка, и Юра вспомнил, что всё это уже было – подсвеченный небосвод и люди, стоящие в тёмной комнате у окна. Да, было – только не с ним…

– Я, пожалуй, пойду, – сказал он, – поздно уже.

– Даже не думай, – возразила Меньшова-старшая. – Думаешь, мы тебя по такой погоде отпустим? Сейчас ещё, наверно, и ливанёт. И вообще, мы чай не допили.

Она опять включила плафон, и мягкий домашний свет отгородил от них непогоду. Они ещё долго сидели и разговаривали – Тоня рассказывала про универ, мама вспоминала свои студенческие проделки, Юра улыбался и вставлял замечания. Потом перебрались в комнату и досмотрели по телевизору концерт из колонного зала Дома Союзов – нудный, как и все предыдущие.

Гроза утихала, так и не пролившись дождём, но едва Самохин собрался распрощаться-таки с хозяйками, гром грянул с новой силой, будто выскочил из засады. В ушах зазвенело, и даже голова слегка закружилась.

– Юра, – с тревогой сказала Тонина мама, – ты не заболел? У тебя кровь из носа.

– Ерунда, – язык ворочался тяжело, – просто устал немного. Высплюсь, и всё нормально будет…

– Ночуешь у нас, и никаких возражений. Тоня сейчас постелет.

Гость хотел объяснить, что ему надо в кабинет к психологу с хитрой аппаратурой, но глаза буквально слипались, а мысли путались. Поэтому он предпочёл не спорить, а пошёл в соседнюю комнату, где ему отвели диван. И, прежде чем провалиться в дождливый омут, успел включить свой планшет и зафиксировать в памяти спасительную картинку – скрещённые клинки на щите.

Глава 10. Вокзал

– Заснул, что ли, Пинкертон?

Марк поднял голову – рядом стояла Римма и смотрела на него с ироничным недоумением. Он, впрочем, и сам усмехнулся, представив, как выглядит со стороны: чувак, которого десять минут назад едва не убили, мирно прикорнул за столом, будто умаявшийся бухгалтер. Тут напрашиваются два варианта – либо у него железные нервы, либо цыплячьи мозги. Ну или, может, волшебная комбинация того и другого сразу.

– Поехали, – сказала хозяйка клуба, – машина ждёт.

Он встал и вышел вслед за ней в коридор. Труп уже унесли, хмурая тётка-уборщица подтирала кровищу. В зале всё так же звучала музыка, продолжал работать проектор, но в воздухе ощущался отчётливый привкус паники. Посетители, завидев хозяйку, сунулись было с расспросами – охранники их оттёрли, сама же Римма лишь успокаивающе махнула рукой.

Марк, отмечая всё это краем глаза, пытался вспомнить, что ему снилось на этот раз. Сон не то чтобы выветрился бесследно – нет, он присутствовал где-то в памяти, валялся как туго набитый мешок с припасами в прохладной тёмной кладовке, и оставалось только его нашарить. Сыщик чувствовал – ещё буквально пара секунд, последнее усилие, и тогда…

– Залезай, чего встал?

Во дворе уже ждал «москвич» серо-стального цвета – перестроечная модель, зализанная и вытянутая на буржуйский манер. Охранник, который помогал Римме в клубе, сел за руль, она устроилась рядом. Ещё двое крепышей втиснулись назад вместе с Марком, и машина вырулила на улицу.

«Дворники», как два уродливых метронома, раздражённо дёргались влево-вправо, госпожа Кузнецова молча размышляла о чём-то, здоровяки угрюмо сопели, а вокруг колыхался дождь.

Вокзал показался через десять минут – с натугой