Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект - Яков Ильич Корман

же, как известно, Кривая, поэтому имеется и третий вариант: «Но когда противник наседает, / Ей кричат: “Кривая, вывози!”» (АР-13-75), — как и в «Двух судьбах»: «Я воскликнул, наливая: / “Вывози меня, Кривая, — / я на привязи!”». Кроме того, обращение «Родная, вывози!» напоминает обращение к коням, символизирующим судьбу, в «Погоне»: «Ты куда, родной, / Почему назад?».

Все эти переклички подчеркивают единство авторской личности, выступающей в разных масках.

***

Как было показано выше, жена и возлюбленная лирического героя часто становятся его судьбой. Но поскольку судьба обнаруживает также сходства с властью, то это же относится и к жене (возлюбленной) героя — например, в песне «Про любовь в каменном веке», где поведение жены-людоедки буквально повторяет действия карточных шулеров из песни «У нас вчера с поза^^^]^^…»: «И шерстят они нас в пух — им успех, а нам испуг <.. > Зубы щелкают у них — видно, каждый хочет вмиг / Кончить дело и начать делить добычу» = «Спокоен я, когда ты крепко спишь, / Мне боязно, едва лишь я усну: / Ведь ты зубами щелкаешь, сидишь. / Нельзя из людоедок брать же-ну!»/2; 471/.

Поэтому и главные герои оказываются в одинаковом положении: «И пошла у нас с утра неудачная игра» = «Но дела мои скверные»; «А ну, отдай мой каменный топор» = «Может, мы еще возьмем, да и всё свое вернем» /2; 353/. Похожим образом обращается лирический герой к своему противнику в «Дворянской песне» (1968): «Закончить не смогли вы кон, верните бриллианты.».

А раз жена, судьба и власть наделяется одинаковыми характеристиками, то вполне закономерными будут выглядеть следующие переклички: «Мы в потемках наугад — нам фортуна кажет зад. / Ничего — мы разберемся со старухой!» («У нас вчера с позавчера…», 1967; АР-6-68) = «Пять бы жен мне — наверное, /Разобрался бы с вами я!» («Про любовь в каменном веке», 1969); «Не вяжу от страха лыка <…> Весу в ней — пудов на десять: / Ну как вздумает отвесить / мне затрещину?!» («Две судьбы», 1977; черновик /5; 458/) = «Ох, боюсь, что придется мне дни коротать / С самой сильною женщиной в мире» («С общей суммой шестьсот пятьдесят килограмм…», 1971), «Потому у супруги такое житье, / Каждый день у нее тренировки» (там же; черновик /3; 332/) = «У него ни дня без тренировок.» («Честь шахматной короны», 1972; черновик /3; 393/) = «Черные силы всегда в тренаже.» («Веселая покойницкая», 1970; черновик — АР-1-70).

Эти же черные силы встретятся в стихотворении «Мой черный человек в костюме сером!..» (1979), где смерть кружила возле лирического героя и «побаивалась только хрипоты». Точно так же вела себя его судьба в «Песне о Судьбе»: «Бывают дни — я голову в такое пекло всуну, / Что и Судьба попятится, испуганна, бледна». Здесь же герой говорил: «Сам вою, сам лаю». А в стихотворении его «хрип порой похожим был на вой», после чего герой «со смертью перешел на ты»[2520], то есть устал от всех издевательств со стороны «черного человека» и кликуш, и решил умереть, как в «Песне о Судьбе»: «Я не постарею — / Пойду к палачу: / Пусть вздернет на рею, / А я заплачу» (в стихотворении он также будет готов «заплатить»: «Я всё отдам — берите без доплаты / Трехкомнатную камеру мою»).

В обоих случаях герой зарекается: «Я зарекался столько раз, что на Судьбу я плюну» = «Я даже прорывался в кабинеты / И зарекался: “Больше — никогда!”»; немеет от мучений, которым его подвергают судьба и «черный человек»: «А горлом немею» = «И я немел от боли и бессилья»; и тащит свою ношу: «Судьбу на закорки / Взвалю я и с горки / Пьянчугу влачу» (АР-17-130) = «И худо-бедно, но тащил свой воз» (кроме того, характеристика худо-бедно вновь напоминает черновик «Песни о Судьбе»: «Живу, как умею»; АР-17-130).

Примечательно также, что судьба склоняет лирического героя к эмиграции: «Мол, я бы в Нью-Йорке / Ходила бы в норке, / Носила б парчу». И такую же цель будут преследовать кликуши в «Моем черном человеке»: «Пора такого выгнать из России! / Давно пора, — видать, начальству лень». Между тем герой говорит, что его судьба «беспомощна, больна», а о себе он скажет: «И я немел от боли и бессилья», — как уже было в «Песне микрофона», в «Балладе о ненависти» и в «Гербарии»: «Я бессилен — чудес не бывает» (АР-3-170), «Мы в плену у бессилия бьемся сейчас» (АР-2-202), «Лежу я обессиленный» (АР-3-14). Опять налицо взаимозаменяемость лирического героя и его судьбы.

***

В главе «Конфликт поэта и власти» мы выдвинули гипотезу о политическом подтексте песни «Про Мэри Энн» (1973): Мэри Энн = персонифицированная власть (с. 373, 374). Но эта героиня имеет общие черты и с судьбой лирического героя: «Толстушка Мэри Энн была» = «Ты же — толстая, в гареме будешь первая!» («Две судьбы»); «Так много ела и пила. / Что еле-еле проходила в двери. <…> Спала на парте Мэри / Весь день, по крайней мере» = «Она, когда насытится, всегда подолгу спит» («Песня о Судьбе»)[2521]; «Но в голове без перемен / У этой глупой Мэри Энн» (АР-1-133) = «“Кто здесь?”. Дура отвечает: / “Я — Нелегкая!”» («Две судьбы»; АР-1-14).

Интересные сходства обнаруживаются между предводителями дикарей (вождем и колдуном) в «Песенке про Кука» и Кривой с Нелегкой в «Двух судьбах»: «Ди-карий вождь — он целый день палил из лука» (АР-10-170) = «На подмогу мне живая кривоногая Кривая, / одичалая» (АР-1-20); «Есть вариант, что ихний вождь Большая Бука…» = «И огромная старуха…»; «…Что всех науськивал колдун — хитрец и злюка» /5; 109/ = «Хохотнула прямо в ухо, / злая бестия. <.. > Вдруг навстречу нам живая / Колченогая Кривая — / морда хитрая».

Если в черновиках «Песенки про Кука» сказано, что «всюду — искривленья, аномалии» /5; 433/, то в «Двух судьбах» появится их источник — Кривая, ставшая судьбой лирического героя.

В ранней песне «в полном мраке жили дикари» (АР-10-172), а в поздней лирический герой скажет: «Я бреду во тьме кромешной» (АР-1-18). Поэтому закономерно, что совпадает образ Кука с образом лирического героя: «Открывал до жизни жадный Кук» /5; 432/ = «Не до жиру — быть бы жИвым!»; «Подплывал покойный ныне Кук» = «Плыл, куда глаза глядели, — / по течению»; «…и на реку, / Появился Кук, / Сделав полный круг / по шарику» (наброски; весна