Том 4. Пьесы 1865-1867 - Александр Островский

(берет у Скопина меч)

Держу сей меч, и сим мечом клянусь,Что всякого, кто помешать захочетМоей священной воле, уничтожуИ прах его развею далеко.Ну, что же ты не молишь о пощаде?Что не трепещешь? Иль тебе не страшенНи суд мирской, ни грозный гнев царя?

Шуйский

Не стану я просить себе пощады.Моя вина — слепое исполненьеВелений царских.

Дмитрий

(отдает меч Скопину-Шуйскому)

Говори прямее!

Шуйский

Мы утверждались крестным целованьемЦарю Борису.

Голицын

(Мстиславскому)

Ишь куда пошло.

Шуйский

Ты знаешь сам, что всяка власть от Бога.Иной за страх служил, иной за совесть,Да не порок служить и за награду.Боярин твой, Петр Федорыч Басманов,Не по уму и не по летам, раноДобился чести преданностью рабскойЦарю Борису. Царь бояр крамольныхНе миловал, грозна была опалаОслушникам! Вон Бельский попытался,Да сам не рад, проворовался в службеИ надолго себе бесчестья добыл.Меня, раба, Борис послал к народу,И раб пошел, творя его веленье,И говорил, что не царевич ДмитрийИдет в Москву с иноплеменной силой,А вор, расстрига, еретик Отрепьев.Поверили иль нет, и кто поверилСловам моим — не знаю; я исполнил,Что царь велел. Вот вся вина моя!

Басманов

Не верь ему, великий государь!

Шуйский

Я все сказал, что за собою ведал,Перед лицом царя я повинился,И больше нет вины за мной. ВелитеПытать меня, хоть до смерти замучьте,Вы не услышите ни слова больше!Напрасно ты, Петр Федорыч, безвинныхСирот пытал! Узнать тебе хотелось,Что говорил, по царскому приказу,Я с лобного; на каждом перекресткеСпросил бы ты — тебе без пытки скажут,Да не запрусь и я, не потихоньку —На всю Москву я громко говорил.Ждет милостей народ, а ты пытаешь.Что значит — кровь! Отец был в палачах,И ты по нем.

Басманов

Он лжет перед собором,Бесстыдно лжет! он ведомый обманщик!Не с лобного — то было, да прошло, —В своем дому недавно он народуБездельные те речи говорил.

Шуйский

Ни слова! Стой! Заглазно сколько хочешьНашептывай; в глаза не смей порочитьВернейших слуг московских государей!Чем клеветать на Шуйских, вы бы лучшеЦарям служить у Шуйских поучились.

Щелкалов

У тех ли Шуйских, что в Литву бежали?У тех ли Шуйских, что царя ИванаВ младенчестве не досыта кормили,В его глазах бояр его губили,С митрополитов облаченье рвали?Или у тех, что черный люд московскийНе раз, не два водили бунтом в Кремль?

Шуйский

Наш род большой, в семье не без урода.Я б насчитал тебе десятки Шуйских,Проливших кровь и головы сложившихНа всех концах, на всех украйнах русских,В бою ручном и в городских осадах —Да говорить я не хочу с тобой.

Бельский

Боясь Бориса, ты солгал народу;Зачем же ты потом не повинилсяВо лжи своей? Когда Гаврило ПушкинС Плещеевым нам грамоты читалиДимитрия Иваныча, ты где был?Ты что ж молчал? А в день царева въездаОпять не ты, а я да Петр БасмановПоехали с народом говорить;А ехать бы, по совести, тебе!Ты Федором Иванычем был посланПохоронить царевича, ты знаешь,Кого ты хоронил. Вы с патриархомНе раз божились, что царевич ДмитрийПохоронен тобой в соборной церкви;Зачем же ты молчишь теперь, не скажешьНароду правды? Вы похоронилиПопова сына, так бы ты и молвил;А ты молчишь да морщишься — мол, знаю,Да не скажу до случая

Дмитрий

Василий,Зачем молчал ты о своем обмане?Ты виноват передо всем народом —Ты лгал ему. Я здесь, я на престоле,Не в Угличе, не мертвый! ХоронилиДругого вы. Кого вы хоронили?Ну, говори!

Голоса

Казнить его, злодея!

Шуйский

Ты выслушай, великий государь!Про мой обман, про вымыслы БорисаНарод забыл и знать про то не хочетНа радости. Бездельные те речиЯ говорил давно; с Мстиславским послеМы за тебя, под звоном колокольным,Народ московский ко кресту водилиИ верой, правдой, не жалея жизни,Служить тебе учили. Для чего жеПро старое напоминать народу!И Бельский да Басманов неразумноНарод московский на Пожар сбивали,Чтоб клясться в том, чему и так все верят.Недаром же руками им махали,Чтоб не клялись: «Мы и без вас-де знаем».А без нужды божиться, лишь в сомненьеНарод вводить… И стало им обидно,Что я разумно сделал, не поехалНа лобное. Чему бы обижаться?Кому как бог даст: разум или глупость,Так и живи! На Бога с челобитьемК кому пойдешь!Великий государь,Я все сказал тебе, что может правыйСказать в защиту правоты своей.Теперь в твоих руках и суд и милость,И головы и честь холопей царских,Бояр исконных, суздальских князей.

Дмитрий

Увесть его!

Шуйского уводят.

Вы слышали, бояре,Окольничьи и думные дворяне,И вы, честные люди; обсудитеИ приговор поставьте по законуИ совести и расходитесь с Богом!Чему приговорите, так и быть.

Выходит из палаты, впереди идут рынды и Скопин-Шуйский.

Мстиславский

Подумайте! Чтоб не было обиды:Казнить легко, да после не воротишь.

Басманов

Хоть думайте, хоть нет, а он изменник!

(Щелкалову.)

Пиши скорее приговор соборный!

Щелкалов

Честной собор, чему повинен Шуйский?

Голоса

Казнить его! — Повинен смертной казни. —Изменник он! Ему и смерти мало! —Все Шуйские изменники! — И братьевПомиловать нельзя. Какая милость! —Всем Шуйским смерть! На том и порешили.

Мстиславский

А тех за что? Они не виноваты.

Один голос

Чай, Дмитрий-то свояки с Годуновым,Вот и вина.

Мстиславский

Нет, этак не порядок!

Щелкалов

Так что ж писать?

Один голос

Пиши: казнить Василья,А Дмитрию с Иваном снять боярствоИ в ссылку их по дальним городам.

Щелкалов

Согласны все?

Голоса

Согласны! — Ладно, ладно! —Чтоб так и быть тому без перемены!

Мстиславский

Пиши, Василий! Расходитесь с Богом!

Все расходятся с поклонами. Остаются Мстиславский, Голицын, Воротынский, Бельский, Масальский, Басманов и Щелкалов, который садится за стол и пишет.

Мстиславский

Народ — волна: куда его подует,Туда и льет. Уж Шуйских ли не любят,А вымолви за них в защиту слово,Так разорвут.

Воротынский

Не знаю только, ладно льСудить бояр собором черни буйной!

Голицын

Короток суд народный — беспощадный.Кровавый суд, без совести, без толку —В нем Бога нет.

Мстиславский