Ведущий в погибель. - Надежда Попова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я все сказал… — начал сторож, и Курт оборвал — теперь требовательно и жестко:
— Довольно, Дольф. Хватит. Бессмысленные препирательства тебе не помогут, тебе поможет твой ответ на мой вопрос — на сей раз ответ честный. Говори сейчас, или тебе придется сказать все позже, когда я буду не просто спрашивать.
— Я не могу, — выдавил парень тихо. — Меня попрут с работы. Нормальную работу в Ульме сейчас не найти, а у меня семья.
— Вот и подумай о семье. Если ты проведешь в каталажке с неделю, на твое место здесь все равно возьмут другого, и как ты полагаешь, примут ли тебя обратно, когда… если ты выйдешь? Сомневаюсь. И пойдешь ты, Дольф, уголь грузить с утра до ночи… Давай. Колись. Рассказывай все как есть, а там посмотрим, быть может, все и обойдется.
— Не обойдется, — отмахнулся сторож обреченно. — Вы ведь все расскажете совету, там ведь тоже свое расследование начнут, наверняка. Черт меня дернул… Просто деньги нужны очень. Вы себе даже не представляете, как дорожают продукты по весне.
— Ну, отчего же, вполне даже представляю. И что такое «очень нужны деньги» — тоже знаю отлично. Рассказывай, — поторопил Курт, вновь сбавив тон. — Все равно ты, считай, уже сознался, так давай подробности. Что тут было этой ночью?
— Не этой ночью, — кисло возразил Дольф. — Много раньше. Я… Платят тут неплохо, это верно, но тогда я еще только-только начал работать, долгов куча, на шее жена, ребенок только родился, да еще мать — хоть и при последнем издыхании, но ведь и она тоже ест. И тут мне предложили денег; не так, чтоб очень, а все же неплохая была прибавка.
— Денег — за что? — поторопил Курт, когда он снова умолк; сторож вздохнул.
— За труп, — пояснил Дольф нехотя. — Старикашка один предложил. Я его, в общем, плохо знаю, мне только известно, что он в своей лавке продает книги или что-то в таком духе… Тогда как раз похоронили одного мужика, от сердца умер, кажется; и тот старик мне предложил такое дело: я ему помогу выкопать труп и взгрузить на тележку, а он мне заплатит — тогда и потом, когда этот труп надо будет закопать обратно.
— Обратно? — уточнил Курт недоверчиво. — И что же — закопал?
— Закопал. Через ночь.
— Ты спрашивал, для чего ему мертвое тело?
— Спросил; любопытно же. Тот сказал, что он вроде лекарь, а свежие трупаки — их можно разрезать и посмотреть, что переменилось внутри, чтобы потом, когда лечишь живых, понимать, что с ними происходит. Ну, я о таких слышал, потому не удивился. Нет, я знаю, что так нельзя, что запрещено, что дурно это… Но деньги были очень нужны. И он ведь закопал его обратно, в землю; а порезан он там или нет — какая ему теперь разница? Мертвец ведь. Чего ему.
— Ну, это спор долгий, — отмахнулся Курт, — и сейчас значимости не имеющий. Скажи-ка лучше, сколько раз ты проворачивал такие дела?
— Трижды, — тихо вымолвил сторож. — Тот раз и еще два.
— И всякий раз он привозил тела обратно?
— Всякий раз.
— Похвально, — усмехнулся Курт, и парень болезненно покривился. — Итак, это было прежде. Что случилось этой ночью? К тебе снова пришел тот старик?
— Да. Только вчера он… — Дольф замялся на мгновение, подбирая слова, и неуверенно договорил: — Вчера он был какой-то не такой. Злой, что ли. Нервный. Все, что ему было нужно — это чтобы я не совался, если услышу что-то, чтобы ходил в другой оконечности кладбища и к склепам не забредал. Я спросил, зачем, но теперь он мне отвечать не стал; знаете, он, вообще, старик обходительный и спокойный, но тут нахамил. Мне как-то не понравилось, что он тут задумал, и я даже хотел послать его куда подальше… Но он заплатил больше — намного больше. А мне…
— Очень нужны деньги, — кивнул Курт. — Я помню. Ты видел его, когда он пришел?
— Нет, я, когда начало темнеть, так и оставался вон в той стороне. Он так велел. Пса я привязал, чтобы шум не поднял ненароком… Вы расскажете все совету, да? — обреченно спросил сторож, искоса бросив взгляд на следователя; он вздохнул.
— Дольф, Дольф… А тот факт, что ваши с этим стариком темные делишки подпадают под обвинение в осквернении могил и граничат с обвинением в занятии чернокнижием — это тебя не заботит? А ведь это к костру прямая дорога.
— Мне нельзя на костер, — оторопело пробормотал сторож. — У меня семья…
— Думал ты о семье, когда влезал в это? — сдвинув брови, чтобы удержать невольную усмешку, оборвал Курт. — А теперь — что это за старик? Имя тебе известно?
— Франек Штайн, — вяло отозвался парень. — Он сказал — «доктор Штайн». Говорил, что он доктор медицины или что-то такое… Может, и врал. А может, и правда профессор, и его из какого-нибудь университета поперли за эти забавы с трупами…
— Где он живет — ты знаешь?
— Я покажу, — снова вмешался стриг, и Курт кивнул:
— Хорошо. Это все, Дольф? Больше тебе сказать нечего?
— Нет, все, что знал… И что теперь со мной? Я ведь не со зла, и никаким чернокнижием я не занимался. Он говорил — это во благо.
— А ты, можно подумать, поверил, — усомнился Курт и, перехватив растерянный взгляд, вздохнул: — О, Господи… Посмотрим, что можно сделать. Пока я ничего и никому не скажу. Пока, — повторил он строго и, поднявшись, кивнул в сторону склепа: — Иди туда, исполни хотя бы сейчас свою работу. Внутрь никого не пускать; не приведи Господь, я узнаю, что труп растащили на кусочки на память; понял меня? И не вздумай удрать из города. Найду. Тогда никакие слезные истории о семье и детях меня уже не проймут… Свободен.
Глава 13
От ульмского кладбища, оживленного сегодня, как никогда прежде, Курт уходил молча, ведя в поводу жеребца, тоже словно понурившегося и задумчивого; стриг вышагивал рядом так же безгласно, не пытаясь острить над его внезапным человеколюбием, то ли давая ему размыслить, то ли и сам думая о том, что в этом городе привычные правила работы приходится исправлять на ходу, и исправления эти — далеко не в лучшую сторону. Разумеется, на прежнем месте службы Курт наверняка не стал бы слушать повествований о старушке-матери и малых детях и упек бы парня в камеру — на пару дней, исключительно в воспитательных целях, дабы запомнил на будущее. Упомянутого им книготорговца уже сейчас направлялись бы арестовывать с пяток арбалетчиков, и, учитывая возраст, уже к завтрашнему, много — послезавтрашнему утру тот выложил бы все, что знал, что не знал и что мог бы вообразить в страшных или блаженных снах. Народ с кладбища разогнали бы вмиг, и сейчас майстер инквизитор не тревожился бы о том, что останки, быть может, вполне благочестивого или не очень, однако — вполне даже человека в эту минуту растаскивают для ритуального попирания ногами, а с черепом, насаженным на палку, кто-нибудь уже бегает по всему городу, демонстрируя победу человечества над чуждыми элементами природы…
— До моего дома три улицы, — заговорил, наконец, фон Вегерхоф, словно и впрямь угадав его мысли. — Завернем. Пошлю кого-нибудь в ратушу с просьбой охранить тело.
— И не трепаться, — докончил Курт настоятельно. — Чтоб не трезвонили об обезвреженном стриге… Словом, пусть твой холуй попросту отнесет то, что я напишу.
— Полагаешь, тебе подчинятся? — усомнился стриг, и он недобро усмехнулся:
— Полагаешь, им не донесли уже, что я составляю список тех, кто попадет под чистку в первую очередь, когда здесь осядут наши?.. Не подчинятся, разумеется; но и нагло переть на распрю рат не станет. Жить и мухе хочется. Слухи пойдут, понимаю, однако избежать всеобщего экстаза хоть на пару дней — это уже хорошо.
— Закрыто… — пробормотал стриг чуть слышно и пояснил в ответ на вопросительный взгляд: — Вон его лавка; дверь видна отсюда. Сегодня заперто.
— Еще бы. После таких-то ночных потех — наверняка отсыпается дедуля… Кто он такой? Откуда знаешь, где лавка?
— Я покупаю у него книги; покупаю или беру на время — такую услугу он предоставляет тоже. Также он имеет лицензию аптекаря.
— Ага, — отметил Курт, и стриг кивнул:
— С'est ça[90]. Кстати замечу, не такой еще и старик — ему всего около пятидесяти; с виду тихий, однако в нашем деле это еще никогда не было подтверждением неповинности. Родом из Праги, если, опять же, не лжет.
— Почти земляк, словом? — усмехнулся Курт. — Ты прав, и впрямь — le monde est petit[91]. Заглянуть бы к нему этой ночью, посмотреть поближе, что там у него за книжки и порошочки…
— Это вряд ли, Гессе. Лавка — она же дом; второй этаж жилой. Если мне не изменяет память, твой последний набег на лавку со спящим хозяином завершился не слишком благополучно.
— Как сказать, — пожал плечами он. — В конце концов, de facto именно это и привело меня в Конгрегацию, а сей факт я полагаю весьма даже удачным… Но ты прав. При таких условиях идея так себе. С другой стороны — ведь у нас есть ты; тебя-то, полагаю, он не услышит и даже не увидит при небольшом усилии с твоей стороны.