Чучело и его слуга. Я был крысой - Филип Пулман

– Значит, вы не имеете понятия о том, что произошло с Чудовищем после того, как оно сбежало?

– Ни малейшего, ваша честь.

– А как обстоят дела в вашем выставочном павильоне на данный момент, мистер Штоппор?

– О, у нас сейчас великолепная и весьма необычная выставка, ваша честь! Серпентина, Девушка-Змея. Наполовину змея, наполовину женщина. Это гибкое и зловещее создание продемонстрирует вам поистине сверхъестественную…

– Она настоящая? Или такая же, как ваша русалка?

– А вас, я вижу, не проведешь! – мистер Штоппор расплылся в улыбке. – Нет, это всего лишь безобидное развлечение. Сегодня и только для вас – за полцены, дамы и господа! Шанс увидеть Девушку-Змею всего за полцены, пока идут слушания…

– Спасибо, мистер Штоппор. Можете покинуть трибуну.

Сойдя с трибуны, мистер Штоппор двинулся по проходу, раздавая листовки направо и налево, пока не заметил Боба и Джоан, сверливших его яростным взглядом. Тут он быстро отвел глаза и поспешил вон из зала.

Пристав между тем передал судье какую-то записку. Судья прочел и воскликнул:

– Отлично! Пригласите его прямо сейчас.

Пристав вышел, а Боб шепнул жене:

– Чем дольше они болтают, тем хуже! Нужно было просто привести малыша сюда и поставить перед залом. Все бы сразу увидели, что никакое он не чудовище!

– Это вряд ли, – шепотом возразила Джоан. – Чем дольше это тянется, тем меньше шансов, что они увидят в нем человека. Теперь они уже просто не могут себе этого позволить.

Пристав вернулся и объявил:

– Доктор Септимус Проссер, королевский философ!

– Ну да, конечно. Теперь они поползли из всех щелей! – еле слышно пробормотал Боб, пока королевский философ поднимался на трибуну.

– В чем заключаются ваши обязанности, доктор Проссер? – приступил к допросу судья.

– Его величество король – чрезвычайно талантливый философ-любитель. Я имею честь служить его личным советником по вопросам философии.

– Не будете ли вы так любезны поведать суду о своей встрече с Чудовищем?

– Разумеется. До моего сведения довели, что в городе появился ребенок, утверждающий, что раньше он был крысой. Мне стало любопытно. Я разыскал ребенка и провел несколько испытаний.

С этими словами королевской философ извлек из чемоданчика стопку бумаг и надел очки.

– Мне удалось выявить, – продолжал он, – ярко выраженную диссоциацию и отрицание паранойяльного характера. Испытуемое существо продемонстрировало аномальную задержку когнитивного развития…

Боб заскрежетал зубами. Королевский философ тем временем продолжал вещать с трибуны гладко, как по писаному, разъясняя термины, на ходу выдавая определения и приводя наглядные примеры. От этого Роджер казался все менее и менее реальным, постепенно превращаясь всего лишь в очередное слово среди множества других пустопорожних слов.

В конце концов, судья не выдержал:

– Прошу прощения, доктор Проссер, но я хотел бы удостовериться, что понял вас правильно. Вы полагаете, что это создание по сути своей крыса, а не человек?

– Абсолютно верно, милорд. Экзистенциальная природа этого создания такова, что мы не вправе поместить его в один нравственный континуум с нами самими.

– Позвольте еще одно уточнение. Вы полагаете, что мы как человеческие существа не несем моральной ответственности перед этим созданием? Что он не человек, а значит, с ним следует поступить так же, как с любым вредным грызуном?

– Да, именно так.

И Боб не выдержал. Вскочив со скамьи и грозно потрясая кулаком, он зарычал на королевского философа:

– Да вы же с самого начала обращались с ним, как с животным! Старый мошенник! Вы дали нам слово – а сами позволили ему сбежать! К черту все эти ваши красивые разговорчики! Он не чудовище, и не какое-то там «создание», и не крыса, и не вредный грызун! Он всего-навсего маленький мальчик!

Он еще не успел договорить, а судья уже громыхал молотком. Пристав бежал к Бобу через зал, а следом мчались на подмогу двое полицейских.

Когда Боба схватили за руку, он выкрикнул:

– Приведите его в суд! Пусть все на него посмотрят! Послушайте, как он говорит! И вы все поймете сами! Он – просто мальчик! Он – человек, такой же, как мы! Приведите его и посмотрите!

На этом его вытолкали за дверь. Джоан крикнула Бобу, что она тоже сейчас выйдет, но голос ее потонул в общем шуме. Люди кричали и гикали, смеялись, забирались на скамьи, чтобы не упустить из виду подробностей скандала. Таких увлекательных разбирательств в суде не случалось уже много лет.

Алые туфельки, или О пользе ремесла

По правде говоря, младшему редактору пришлось переписать статью королевского философа от начала и до конца: иначе никто бы ее не понял. Но суть того, что хотел сказать доктор Проссер, осталась прежней. Все согласились, что статья просто замечательная. Читатели кивали и говорили друг другу, что и впрямь нельзя судить по одежке и доверять внешности: на деле непременно ошибешься.

Джоан не прочитала эту статью, да и Боб тоже. Не до того им было! Когда их выставили из зала суда, они попытались найти репортера, чтобы рассказать историю Роджера со своей точки зрения, но никто не желал их слушать. «Бич правды» твердо решил, что публика предпочтет, чтобы Чудовище уничтожили, и другие мнения журналистов не интересовали.

Только под вечер, когда старики сидели за столом и отчаянно пытались придумать что-то еще, Джоан попалась на глаза газета. Боб уже проглядел ее и гневно отшвырнул, прочтя статью философа, – и газета осталась лежать, развернувшись на странице с фотографией новоиспеченной принцессы.

И тут Джоан как будто осенило.

– Мэри Джейн! – внезапно воскликнула она.

– Кто такая Мэри Джейн? – спросил Боб.

– Помнишь, мы говорили о королевской свадьбе? – быстро заговорила она, схватив мужа за руку. – И о новой принцессе? Роджер тогда сказал, что ее на самом деле зовут Мэри Джейн!

– А, да, помню. Я подумал, он просто сочиняет.

– Да и я тоже. Но он так настаивал, хотя вообще-то упрямиться – совсем не в его духе! И я не стала больше его расспрашивать. Но неважно, – Джоан взмахнула рукой. – Я вот о чем: может, попросить ее помочь?

– Но как?

– Не знаю. Но она, кажется, добрая, если судить по снимку…

– Не судите по внешности, – криво усмехнулся Боб.

– Ох уж мне эта философия. По чему же тогда судить? Говорю тебе, она кажется милой. Может, так оно и есть. Да и потом – что еще нам остается?

Боб почесал в затылке.

– Да, – согласился он. – Похоже на правду. О, слушай! – Он вскинул голову и посмотрел в глаза Джоан. – Я знаю, как нам с ней увидеться!

– И как?

– Помнишь те