Камо - Илья Моисеевич Дубинский-Мухадзе
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Очередь Разина-Аксенова. Его отводят, ставят у дерева. Чуть в стороне распростертый у сосны Камо. Изорванная рубашка залита кровью. Никого другого из ранее уведенных не видно. «Побросали в овраг», — мелькает мысль. Солдаты подымают винтовки, целятся. Команда полковника: «Отставить!»
Голосом самым ласковым:
— Дорогой, видишь, что тебя ждет? Надеюсь, будешь благоразумнее. Расскажи, что это за отряд, есть ли здесь поблизости красные войска? Ну!
Исчерпывающий ответ коммуниста:
— Ничего не скажу!
— Не скажешь?! — удар плетью. — Расстрелять!
Снова подняты винтовки.
— По изменнику веры, царя… Отставить!.. Повесить его!
Накинута на шею петля. Один солдат держит, двое тянут веревку… Нечем дышать… Уходят остатки сознания…
В нос ударяет острый запах нашатырного спирта. Парень открывает глаза. Над ним склоняется невредимый, веселый Камо. Целует.
— Понимаешь, испытание было!
Протягивает руку свирепый полковник.
— Молодец, отлично держался!.. Рад познакомиться — Георгий Атарбеков, чекист…
Идея, продиктованная наилучшими побуждениями, от того не менее жестокая. Никогда Камо не покидавшая.
В двенадцатом году Мартыну Лядову: «Придем к тебе, арестуем, пытать будем, на кол посадим. Начнешь болтать: ясно будет, чего ты стоишь. Выловим так всех провокаторов, всех трусов».
И несколько недель назад перед отъездом из Баку Анастасу Микояну: «Хочешь, я останусь здесь, не поеду с Серго. Буду проверять наших работников в Ленкорани. Они далеко, кругом белогвардейцы, могут изменить, оказаться предателями. Как, доверяете? Я поеду с бакинскими коммунистами, переоденемся в деникинскую форму. Ночью неожиданно захватим ленкоранских руководителей, поведем их как будто бы на расстрел. Кто струсит, попросит пощады или начнет выдавать, тех в самом деле убьем. Перед верными товарищами извинимся. Поймут: проверка страхом, потом абсолютное доверие».
Сейчас ко всем прошлым мотивам прибавляется крайняя тревога за успех отряда, за жизнь молодых коммунистов. Сам достаточно пострадавший от донесений провокаторов, от «чистосердечных признании» отступников, он готов на крайние меры. Лишь бы уберечь своих бойцов — в его мыслях воспитанников, продолжателей — от ударов в спину. Ударов смертельных в условиях, в которых отряду придется действовать.
Во благо или во вред в эти дни в Москву приезжает смелый, порой излишне решительный, категоричный в оценках чекист Георгий Атарбеков. Давно знакомые по нелегальной партийной работе, оба весьма симпатизируют друг другу. Сейчас Атарбеков охотно берется сыграть роль отпетого злодея — белогвардейского полковника.
Результатами экстраординарной проверки оба более чем довольны. В отряде, за исключением одного-двух, превосходные парни и девушки. Твердые в своих убеждениях, волевые, бескомпромиссные. Пополнение, с которым ветеранам надежно идти в разведку, в атаку, в решительный бой. Не обходится также без разоблачения подлинного вражеского лазутчика — ловко засланного иностранного разведчика.
Назавтра или на третий день разговор о происшедшем с Владимиром Ильичем. Отнюдь не по инициативе Камо. Не на радость ему. По строгому требованию Ленина.
— Отчитал меня как следует, — не скрывает Камо. — Я ему говорю — понимаете, Владимир Ильич, шпиона поймал. Он задумался, потоки говорит: все равно нехорошо, нельзя так делать. Другое нужно было придумать, есть нормальные способы проверки людей.
27
В немногие дни сентября. Сразу после выгрузки отряда из теплушек. Прорыв фронта превосходящими силами Деникина. Неудачные оборонительные бои. Падение Курска. Предопределенное нераспорядительностью военного командования, бестолковщиной, дезорганизованностью. Обо всем этом Камо докладывает на заседании Оргбюро ЦК двадцать четвертого числа. Вскользь упоминает, что оставался с отрядом в Курске, вел уличные бои уже после ухода всех других частей. Нельзя лишать людей возможности защищать свое родное!
После Курска к отряду примыкают отбившиеся от полков пехотинцы, пушкари с исправным трехдюймовым орудием и запасом снарядов, конники. Вместе со своими набирается до пятисот бойцов. Раздобывают тачанки для пулеметных расчетов. Налаживают обоз. В наилучшем виде выступают в сторону Малоархангельска, небольшого городка Орловской губернии.
Отправленная вперед разведка доносит: «Советские учреждения эвакуированы… Белых еще нет». Подходяще. Помощник Камо Сандро Махарадзе раздает припасенные впрок погоны и кокарды. На рысях в городок влетает кавалерия. Подтягиваются стрелки. Священник и владелец хлебного лабаза приветствуют дорогих освободителей. Попозже, когда стемнеет, объявятся доносчики. В трясущихся руках списки скрывающихся советских работников, местных коммунистов. Велено будет доставить всех обязательно живыми, непокалеченными. Для строгого, конечно, допроса.
Ночь проходит без особых событий. Всего небольшие перестрелки со слишком оторвавшимися от своих белогвардейскими разъездами. Утром пораньше драгуны — так бойцы Камо именуют себя — снимаются на село Александровку. Восемь верст на север. Дома, постройки на взгорье. Внизу мощеная дорога на Орел. Ее не миновать деникинским подкреплениям. По обе стороны в засаде пулеметы. За кладбищенской оградой пушка. Позади в укрытии кавалеристы, тачанки с запряженными конями. На ветряной мельнице Сандро с наблюдателями. Теперь только побольше выдержки…
Приближается, нарастает цокот копыт. «Едут!» Пальцы впиваются в гашетки пулеметов. Скоро, скоро… Сейчас!
«Ого-о-онь!!»
Разом хлещут пулеметы. Ударяет пушка. Вступают в дело стрелки…
«Одни стреляли прямо в лоб, другие прицельным огнем били по середине и по хвосту колонны, — описывает Разин-Аксенов. — Лошади становились на дыбы. Всадники, выброшенные из седла, с распростертыми руками летели на землю в самых разнообразных причудливых позах. Началась безумная паника. Мы вперебежку продвинулись вперед метров на 150, залегли и снова открыли огонь».
Перехваченная на станции Сорочьи Кусты телеграмма белых: «Алексеевский полк разбит наголову. Нужна немедленная помощь».
Пока еще недолгий проблеск солнца на небе, густо затянутом тучами. «Добровольческая армия» взламывает весь центральный участок фронта, прикрывающий подступы к Москве. Вслед за Курском оставлены Воронеж, Орел. Бои на подступах к Туле. Буря, по оценке Ленина, достигает бешеной силы. Опасность есть величайшая, никогда не было такой.
Центральный Комитет партии изыскивает добавочные возможности. Среди всего другого переброска боевиков Камо в глубокий тыл Деникина. Для действий особых.
Камо отбирает шестнадцать человек. Тех, кто ему особенно дорог. Весьма-весьма несхожих: Абол Иван, 24 лет, коммунист с 1917 года, рабочий, латыш; Александр — псевдоним Высокий, — коммунист, грузин; Благовещенский Дмитрий, 19 лет, коммунист с 1918-го, русский; Казаринов Андрей, 20 лет, коммунист с 1919-го, из крестьян, русский; Куталадзе Павел, 18 лет, беспартийный, из крестьян, грузин; Литвейко Анна, 20 лет, коммунистка с 1917-го, работница, русская; Манучаров Михаил, из ветеранов партии, рабочий, армянин; Махарадзе Сандро, 23 лет, военный, коммунист с 1916-го, грузин; Новикова Анна — псевдоним «Иван Иванович», — 19 лет, коммунистка с 1918-го, из крестьян, русская; Новиков Иван, 25 лет, беспартийный, матрос, чуваш; Папьян Ася — псевдоним Сатана, — 19 лет, коммунистка с 1918-го, учащаяся, армянка; Разин-Аксенов Роман, 21 года, коммунист с 1917-го, рабочий, белорус; Страдзин Петр, 19 лет, коммунист с 1918-го, рабочий, латыш; Фролан Николай (Донской), 20 лет, коммунист с 1918-го, шахтер, украинец; Хутулашвили Владимир, большевик-подпольщик, грузин; Щетинников