Буковый лес - Валида Будакиду

Нет, пожалуй Рональд Спинкс – вложивший больше пятидесяти миллионов зеленью только в луганские мосты и в днепропетровские элеваторы совсем не Гойко Митич, и племена его в Канаде о Иосифе Виссарионовиче точно не знали, хотя… А, что это сидит там в углу на диване? Небесное создание. Слишком молодое, чтобы быть дочерью и слишком красивое, чтобы быть «просто знакомой». Ну, понятно. Девчушке сказали, что сейчас сюда приедут «взрослые дяди и тёти с настоящего телевидения и будут снимать кино». Как же упустить такой шанс и не показать киношникам свои высокие ножки с прозрачными коленками?!

Секретарша индейца Викуля кинулась приглашать гостей, помогать с тарелками и мытьём рук в многочисленных туалетах. Пожалуй, без Викули на самом деле можно было запросто заблудиться в пентхаузе Рона, где окна открывались в небо, было очень много спален, ванных комнат и даже шкаф, как сказали съёмочной группе «с приведеньями». Рон его купил на блошином рынке и везде возил с собой во все свои квартиры.

Танюша быстро расставила камеры по нужным ракурсам, и «семья» с новой «мамкой» села за круглый стол принимать пищу.

Рон, десять лет живший в Киеве, всем своим видом показывал, что не понимает ни единого слова ни на русском, ни на «мове».

Линда на правах «жены» особы, «приближённой к императору», ухаживала за господином Спинксом на столько, на сколько ей позволял развившийся с возрастом рвотный рефлекс. Такого «обеданья», как она наблюдала у господина Рональда Спинкса, ей не доводилось видеть никогда и нигде, даже в интернате для детей с ограниченными возможностями, куда её два раза в год отправляли в качестве врача на медосмотры.

Ровно половина риса из тарелки босса была рассыпана по всему столу. Он каким то чудесным образом ухитрялся громко говорит, почему-то на немецком, шутить, смеяться, даже петь и содержимое его рта вместе со слюной перелетало на довольно большие расстояния. Он чавкал при пережёвывании пищи, похрюкивал, и зелёные кусочки шпината скатывались по его груди на пол. Вождю «краснокожих» скорее всего никто и никогда не давал уроков этикета, а может и давал, но он их не брал. Для успеха в жизни правила хорошего тона ему, ровно, как и «украиньска мова», были не нужны. При таком как у него количестве вновь процветающих концернов Рон вполне мог позволить себе абсолютно всё.

Машенька ела молча, опустив голову в тарелку. Она не реагировала ни на что, словно ничего и не происходит.

Линда сидела за столом с белой скатертью и думала, что эта экзекуция не закончится никогда. Она с утра кроме тех двух конфет так ничего не съела, но и здесь, не могла проглотить ни кусочка. Ей казалось, что слюни Рона долетают до неё и капают в тарелку.

Если верить Иннеске и вчерашним её словам во время записи «дневника», Клава по личной инициативе привозит Рону «домашнюю» еду, накрывает ему стол, сидит с ним рядом, ухаживает. Хара сто курайо тис! (Весёлого куража! (греч.). Не каждому дано.

Зачем здесь снимать? Что они здесь снимают? Линда вообще не поняла.

Наконец, прихватив с собой бутылку шампанского, которую Рональд торжественно подарил молодожёнам «на свадьбу», они уехали.

В машине Линда открыла окно, её всё ещё мутило от воспоминаний.

«Издержки твоей специальности. У многих стоматологов эта проблема», – подумала Линда, – вспомнив о работе, о том с каким трудом ей стали даваться приёмы. Она тут не кстати вспомнила о Сашеньке, расстроилась. Ей внезапно до боли, до крика захотелось прижать её к груди, зацеловать, замять, занюхать. Линда в эту секунду особенно остро почувствовала, как она по ней соскучилась. Казалось, что прошло не четыре дня, а четыре тысячи лет. Дома, в её чемодане лежит икона Богородицы, снятая со стены над Сашкиной кроватью, это хорошо, можно будет сегодня прямо с ней лечь спать, и тогда покажется, что дочечка где-то тут, совсем рядом.

– Марго! Ты чего приуныла? – «Муж» положил ей ладонь на колено. Она удивилась, но не отдёрнула ногу. Ей не было неприятно. Пусть лежит, если ему нравится. Посмотрим что дальше будет.

– Я не расстроилась, я думаю. Слушай, Вальдемар, а что это за девица там сидела? Если она даже платная проститутка, не было никакой необходимости демонстрировать эту бледную немочь съёмочной группе ну и мне заодно. Это ты с Рональдом вась-вась, а мы то ведь чужие люди. Зачем это всё?

– Ты понимаешь, – Вальдемар задумался, говорить или нет, – дело в том, что Рон спит с молодыми девочками, конечно за деньги, потому, что считает к нему от них перетекает энергия. Он как бы омолаживается. Ты заметила, как хорошо он выглядит?

– Что ж не заметить?! Выкрасил волосы в чёрный цвет, ввинтил себе зубы и «выглядит». Где он там «выглядит», я тебя умоляю?! Мой папа лучше выглядит и без вкрученных зубов. И девица это… ой я не могу… тьфу ты! Противно, ей-богу же!

– Понимаешь, это его личное дело и никто не вправе их судить. Все эти девушки совершеннолетние и никто их насильно с ним спать не заставляет.

– Безусловно!

Тошнота дошла до высшей точки.

– Тебе что-то не понравилось?

«Вот ему надо философствовать! Прямо нельзя ехать, молча.»

– Да, нет. Это не совсем так. Мне нет никакого дела до его сексуальных предпочтений. Проще говоря – мне не интересен ни твой Рон, ни его увлечения малолетками.

«Когда мы уже доедем до дома, я сейчас сойду с ума», – Линда грызёт ноготь большого пальца.

– …я думаю о другом, – она не может сдержаться, – я просто пытаюсь прикинуть – сколько лично мне должен заплатить этот твой Рональд, чтоб я с ним смогла хотя бы просто остаться наедине?

– Я тебе вчера говорил не судить поспешно о людях? Говорил? Ты опять за своё? Почему ты никого не слушаешь?!

– Вальдемар, нам до дома ещё далеко? Мне плохо! – Линда решилась спросить, дальше это терпеть было невозможно.

– А мы и не едем домой. Ты забыла? Мы едем за твоим сюрпризом. Машку уже отправили домой на такси, так что, майне гелибт, мы с тобой опять вдвоём и нам никто не мешает.

«Я сейчас подвинусь рассудком…»

– Мой «сюрприз» уже был, более эффектного времяпрепровождения быть не может. Слушай, по-братски: купи мне «Боржоми» где-нибудь, а то я, клянусь, вырву. Мне плохо на самом деле.

– Если потерпишь буквально пять минут, будет тебе всё, и «Боржоми», и «Ессентуки-17» принесу.

Они остановились возле небольшого продуктового магазина, и опять Линда ждала в машине, а Вальдемар быстренько сбегав, принёс ей минеральной воды и подсоленных орешков.

– Я заметил, ты ничего не ела. Подкрепись пока, а вечером мы с тобой поедем в театр и поужинаем ресторане.

Как не простить такому человеку всё? Какой он при всех своих недостатках добрый, сердечный и внимательный. И, в конце-концов Володя сам же не виноват, что Рон похож на козла.

– Полегчало? Ну, вот и хорошо! – он улыбался так весело и загадочно, все утренние происшествия казались гадкой шуткой, – Теперь можешь выйти из машины?

– Могу, конечно.

«Боржоми» – святая вода.

Линда оглянулась, ища глазами съёмочную группу.

Их машина стояла неподалёку. Паша курил, а Таня говорила в квадратную штуку с антенной.

«Рация у неё что ли? – Удивилась Линда, – Зачем ей рация, если у всех, кроме меня, есть мобильные телефоны?!»

– Дорогая! – «Чоловик» подошёл почти вплотную. Она почувствовала его пальцы на своих волосах. Вальдемар наклонился ещё ниже и, закопавшись в завитушки волос на её виске, сексуальным шепотом дохнул прямо в ушко, – Дорогая! Помнишь, я тебе предлагал покататься на моей машине? Что ты мне ответила? Ты сказала, что «Лексус» это «скучно»…

– Помню, конечно… – аромат его тестостерона взрывает мозг…

– Помнишь, ты мне сказала, что хочешь покататься на танке с «правосторонним рулём»?

– Да-а…

– Так вот, я тебе открою один секрет – у танков нет правостороннего руля, но может тебе понравится то, что я для тебя нашёл? Повернись и посмотри назад.

Линда рванула ворот своей куртки, и микрофон отвалился. К ней подбежал Паша-продюсер. Он попытаться поймать Линду и снова наладить связь. Она с силой оттолкнула его, провод почти весь вылез, и «вошка» осталась у Паши в руках.

– Для любимой женщины мне ничего не жалко! Марго! Я готов исполнить любое твое желание. Это тебе, майне гелибт!

Линда в предчувствии феерии как павиан, вертелась во все стороны, лихорадочно ища глазами нечто совершенно невероятное.

И вдруг…

Что это?! Уж не галлюциногенных ли грибов она на досуге объелась?!

Танк! Сверкая своей металлической бронёй и натёртыми до блеска смотровыми щелями, из-за угла вдруг вынырнул и понёсся на Линду самый настоящий танк. Вынырнул так просто, без предупреждения, так естественно прямо на проезжую часть улицы словно колесил тут каждый день на завтрак, обед и ужин. Вынырнул нагло, словно блохастый, таксующий «Москвич» или «Копейка»! Самый настоящий танкулище – с дулом, с гусеницами, весь огромный и зелёный ехал посреди улицы.