Игры. Нерассказанное - Дженнифер Линн Барнс

тобой, невыносимый, высокомерный, талантливейший, бесящий до одури и обожающий саморазрушение, чудеснейший ублюдок, я неимоверно счастлива.

Тоби поднес руку к моему лицу, и мне вспомнилось, как он рисовал мой портрет и приговаривал: «Прям как в жизни».

– Я хорошо знаю свою сестру, – с жаром продолжала я. – Кэйли всегда желала мне счастья. – Я твердо решила, что не буду стесняться произносить ее имя вслух. Пусть Тоби знает, что я могу любоваться им и желать его и мне не нужно для этого на время забывать о сестре.

Возможно все, если любишь кого-то без сожалений.

– Она мне нравилась… – сказал Тоби и коротко вдохнул, а потом выдохнул. Я попыталась проделать тот же трюк, которым пользовалась еще в дни ненависти, когда Тоби от боли почти терял сознание. Я поймала его взгляд и стала дышать с ним в такт.

– Твоя сестра стоила десяти таких, как я или мои друзья, – тихо сказал он. – И сама понимала это.

У меня сдавило горло, а в глазах защипало. Я снова улеглась ему на грудь, чтобы еще и на физическом, осязаемом уровне дать ему понять, что никуда его не отпущу, и рассказала про тот сон.

– Никаких сожалений, – повторила я после. – Она взяла с меня обещание.

– Боже, Анна, мне так…

– Не говори, что тебе жаль, – перебила я и зажала ему рот ладонью. Слов всегда мало. А его – достаточно. Нас – достаточно. – Я не хочу, чтобы ты сожалел.

Хочу, чтобы ты был моим.

Он поцеловал меня всего один раз, легонько – это был скорее даже призрак поцелуя, – а потом мы уснули. И только утром, когда я проснулась и увидела на месте Тоби письмо, я поняла…

Что поцелуй был прощальным.

Глава 39

Дорогая Анна Слева Направо и Справа Налево…

Я не стала читать дальше, а тут же бросилась на маяк. Там его не было. Я побежала по каменистому пляжу и, проделав путь в несколько миль, оказалась в городе, куда планировала его увести, куда хотела сбежать вместе с ним.

Ни следа. Я не смогла его найти. Я искала повсюду – и все было тщетно.

Казалось, небо обрушилось на меня и придавило своей тяжестью. Я не могла дышать. Зачем прятаться, когда можно сбежать?

Уж в побегах Тоби Хоторну равных не было. И я знала – так же хорошо, как знала его тело, шрамы, запах, что не смогу его отыскать. Знала, что он не вернется. Так же отчетливо, как ощущала его в темноте или представляла, какой он меня видит.

И как понимала, что нас ждало бы прекрасное будущее, останься мы вместе.

Я вернулась к Джексону и прочла это чертово письмо до конца, проклиная Тобиаса Хоторна Второго каждую секунду. Тоска и боль были такими мучительными, что казалось, что они никогда не прекратятся. Начиналось письмо с просьбы воздержаться от ненависти – вернее, Тоби хотел, чтобы его простили за побег, а если и возненавидели, то по другим, справедливым причинам.

Можно сколько угодно повторять, что я никогда бы не зажег ту спичку. Ты вправе так думать. Наверное, в хорошие дни я и сам готов буду с этим согласиться. Но из-за меня погибли три человека, и это уже не изменишь.

Я дышала сквозь боль, как Тоби когда-то – в дни, полные моей ненависти и последствий пожара.

Я дышала сквозь боль и думала о том, что больше во мне ненависти нет. Даже когда я читаю: «Я не могу тут остаться. Не могу быть с тобой».

Нет же, он мог! Мог остаться!

Я жадно продолжила чтение.

Я этого не заслуживаю. Домой я тоже не вернусь. Не позволю отцу замять всю эту историю.

Дальше он обстоятельно предупреждал, что его отец рано или поздно приедет в город, что его прихвостни узнают, что его сын выжил. И лучше мне не дожидаться самого худшего. Тоби просил уехать из Роквэй-Вотч, как мы и планировали.

Только одной.

Смени имя. Начни все с чистого листа. Я знаю, ты любишь сказки, но у нас с тобой не может быть никакого «жили долго и счастливо». Не получится вечно прятаться в нашей маленькой крепости. Тебе нужно найти новый замок. Нужно двигаться дальше. Нужно жить, ради меня.

Это нечестно! Он ведь знает об обещании, которое дала я, согласившись жить, чувствовать и танцевать несмотря ни на что.

Если тебе что-нибудь понадобится, обратись к Джексону.

Прочитав этот совет, я стиснула зубы. Не осталось никаких сомнений, что он успел переговорить с рыбаком перед самым своим побегом. Следующие строки подтвердили мою догадку.

Ты ведь знаешь, круг – это очень важно. И понимаешь почему. Ты все понимаешь.

Какой туманный образ – «круг». Вполне в духе фаната шифров вроде Тоби. Вряд ли посторонний человек вообще понял бы, о чем тут речь.

А от следующего предложения у меня перехватило дыхание.

Пожалуй, ты единственный человек на планете, который знает меня настоящего.

Да, я знала, что он любит головоломки, загадки, игры – и доводить меня до белого каления. Знала, что на вопрос о боли он способен ответить, что это не важно. Что он художник. Что он необыкновенно одарен. Что он жаждет нового. Что он нежен. И в то же время придирчив и едок, особенно если речь обо мне. Что он не прочь сыграть в шашки сразу в трех измерениях и процитировать поэзию, но при этом вряд ли представляет, что продается в супермаркетах, кроме бурбона и лимонов. И любит палиндромы.

И меня.

Я заставила себя дочитать последние строки.

Если сможешь, возненавидь меня – на это есть много причин. Но то, что я ушел, пока ты спала, – не повод для ненависти. Я понимал, что ты меня не отпустишь, а прощания бы не выдержал.

Гарри

Словами не описать, что я подумала и почувствовала при виде этой подписи. Внутри вдруг стало так пусто, будто там разверзлась черная дыра. Казалось, я забыла, как дышать.

Но тут меня вдруг обняли чьи-то руки. Джексон.

– Вы его отпустили! – Я с силой оттолкнула рыбака, но он держал меня крепко. Этот ворчливый, нелюдимый отшельник, который в случае чего сразу хватался за ружье, обнимал меня долго-долго, пока дамба чувств не прорвалась. Тут уже я сама прижалась к нему. Ближе друга у меня в этом мире не было.

– Некоторые люди – как океан, малютка Анна, – сказал Джексон привычным грубым