Фантазии Дарио. Тру-крайм с поразительной развязкой - Пабло Тринчия

она фантазировала и представляла себя Барби. Она была оторвана от реальности. Она часто пыталась брать наши вещи, в том числе личные, говорила неправду, ябедничала на нас с сестрой за то, что мы не делали. Ее отношения с одноклассниками в школе тоже были плохими. Она постоянно меняла друзей, рассказывала людям разные вещи про себя: иногда что-то нормальное, а иногда что-то мрачное и, вероятно, далекое от реальности. Из-за этого одноклассники постарались отстраниться от нее. Так или иначе, Кристина больше предпочитала компанию взрослых, потому что это было для нее удобнее: в силу своей роли взрослые могли и должны были давать ей больше внимания и подарков. Отношения она строила исходя из выгоды, которую они могли ей принести, и быстро отстранялась, если не получала то, чего хотела. Мы с сестрой не воспринимали ее как члена семьи. Это была чужая маленькая девочка, из-за которой ругались наши родители, которая утомляла мою маму и любого взрослого, который за ней присматривал. Она была вруньей, рассказывающей мрачные истории в ванной каждое утро (хотя, может быть, некоторые из моих воспоминаний об этом уже скомпрометированы внушением), которая обвиняла нас во всем подряд и которой было на нас плевать».

Достаточно жесткий анализ того, кем стала Кристина и некоторые другие дети после изъятия из их родных семей.

«Меньше всего во всем этом мне нравилось поведение социальных работников, психологов и учителей… Они убедили Кристину в том, что мы – неподходящая семья (как и ее первая приемная семья, и родная семья), и она ни в чем не виновата. Они даже убедили ее, что она может менять семьи сколько угодно, пока не найдет подходящую. Я считаю, что такой подход навредил и ей, и нам. Ознакомившись с литературой на эту тему, я убеждена, что это морально и методологически неправильно».

Джованна считала, что заявления Кристины психологам и судьям относятся к категории «решетчатых обвинений» (англ. latticed allegations), частый случай при групповом заражении. «Отличительная черта решетчатых обвинений – большое количество бесед, навязанных детям психологами, чтобы получить как можно больше информации».

10 октября 2000 года, менее чем через год после прибытия в дом вторых приемных родителей, Кристину определили в новую семью, и Джованна больше никогда о ней не слышала. Мне не удалось узнать многого о том, что происходило с девочкой после этого, не считая того, что она переехала в другой регион и поступила в колледж. Как-то я поймал себя на том, что уже в который раз перечитываю письмо, которое она написала судьям осенью 1998 года – через несколько месяцев после того, как ее забрали, когда она все еще была в своей первой приемной семье. Это письмо вместе с ее показаниями разрушило семьи Морселли и Ковецци. Оно заканчивалось призывом: «Если родители и дяди начнут говорить, что я говорю правду, будьте к ним добры, но если они не будут говорить правду, будьте строгими».

Многое в этом письме не имело смысла. Не похоже, что оно и правда было написано 8-летней девочкой. Почему она решила сама обратиться к судье? В чем смысл предложения «Я папробую [sic] изо всех сил заставить себя вспомнить, что это за люди»? Если у слов есть конкретные значения, что же Кристина должна была «заставить себя вспомнить»?

– Особенно выделяется отрывок «Я папробую [sic] все это понять», – сказала в интервью системный психолог Даниэле Амистади. – Если бы насилие, о котором идет речь, имело место, Кристина ясно представляла бы его. Ей не нужно было бы прилагать усилия, чтобы понять то, что она испытала лично. Более того, многие использованные выражения не соответствуют ее возрасту. Документ мог быть написан под диктовку или, как минимум, под руководством взрослого.

Через несколько месяцев после того, как я связался с ними, Вероника, Кристина, Маргерита и Мелания отправили мне письмо через адвоката во Флоренции. В нем они защищали доктора Донати и ее коллег, атакуя тех, кто считал, что их беспричинно забрали из семей. «Мы заверяем вас, что причин было предостаточно, и мы счастливы, что нас забрали. На протяжении долгих лет те люди причиняли нам страдания».

20

Глава CISMAI Глория Соави игнорировала любую критику своей организации во время нашего разговора. Юридические психологи обвиняли CISMAI в создании «абьюзологов» – психологов и социальных работников, которые начинают искать признаки сексуального насилия у детей, проявляющих хоть какой-то намек на стресс.

– CISMAI не является сторонником поисков насилия там, где его нет, и никогда им не был, – решительно заявила она.

Однако создается впечатление, что психологи CISMAI использовали именно этот подход в некоторых из громких дел по подозрениям в педофилии. Словно свидетельство ребенка должно быть признано веским, и неважно, каким оно было и при каких обстоятельствах было получено. Кроме того, CISMAI сотрудничает с Международным обществом по предотвращению жестокого обращения с детьми и безнадзорностио (англ. International Society for the Prevention of Child Abuse and Neglect, ISPCAN). На домашней странице сайта ISPCAN приводится тревожная статистика – хотя источник данных нигде не указан, – согласно которой «каждая четвертая девочка… жертва насилия над детьми». Если верить этим данным, в среднем в классе начальной школы учатся по меньшей мере четыре девочки, подвергшиеся жестокому обращению.

С 1980-х в число ведущих специалистов Италии по вопросам жестокого обращения и насилия над детьми входит доктор Маринелла Малакреа, которая также является одним из основателей CISMAI и CBM в Милане. Доктор Малакреа консультировала прокурора Пьетро Форно, писала научные статьи по теме и участвовала в многочисленных конференциях вместе с основателем Исследовательского центра Гензеля и Гретель в Турине, Клаудио Фоти. Маринелла Малакреа – ярый противник составителей Carta di Noto. С 1990-х доктор Малакреа проводит учебные курсы, некоторые из которых посещала доктор Донати. К тому моменту, когда Дарио только начал открываться доктору Донати, она едва закончила стажировку, поэтому ей пришлось обратиться к доктору Малакреа с просьбой поприсутствовать на беседе с ребенком.

Когда я спросил, что доктор Малакреа думает про работу доктора Донати, она описала ее как «тщательную и кропотливую», сказав, что доктор Донати справилась «очень хорошо, эмоционально присутствуя, как того и требовали обстоятельства».

Доктор Малакреа убеждена, что ключевая трудность, с которой сталкивается психолог при работе с детьми-жертвами насилия, это их молчание – «один из наиболее эффективных инструментов для избегания вопроса или попытки притвориться, что его вовсе не услышали». Однако в расчет не берется один нюанс: бывают ситуации, когда дети ничего не рассказывают, потому что с ними ничего и