Над окошком месяц - Виталий Яковлевич Кирпиченко

снимать с одного вертолёта агрегаты и ставить их на другой, вертолёты взлетали и садились в скопище народа, в облаке непроглядной пыли. К нам никто не прилетал и не приезжал не только из Москвы, но и из округов. Стали появляться позже, когда реактор пыхтел под коркой из свинца, песка и бора и не выбрасывал в воздух клубы заразы. Нужно отдать должное — вели себя приезжающие с опозданием начальники тактично, обходились малыми замечаниями, упрекали кое-в чём, в силу привычки, и улетали с чувством выполненного долга. Однажды привезли нам чертежи на ватмане. Мой старый товарищ и сокурсник по Иркутскому и Киевскому училищам, теперь киевлянин, полковник Авенир Никонов, наморщив лоб, долго всматривался в чертежи, а потом изрёк:

— Это вы привезли по ошибке выкройки какой-то швейной мастерской.

— Ошибки не может быть, — с гонором заявил курьер. — Да, это выкройки, но не для портных, а для вас. Вы должны по ним рассчитать количество листового свинца и срочно заказать его установленным порядком, а потом раскроить и оборудовать вертолёты, принимающие участие в ликвидации последствий аварии на АЭС!

— Как длинно и бестолково, — закусил удила Авенир. — Можете повторить ещё раз? Ни хрена не понял. Какие выкройки, если наши вертолёты уже в свинце, как ящерицы в панцире? Поздно там проснулись. Или это на будущее?

Хорошо запомнился день 9 мая. Решили чуть пораньше закончить работу, помыться в баньке да принять перед сном боевых сто граммов за Победу. В 10 часов вечера мы с Масловым были уже в комнате, копались в сумках отыскивая, что почище из белья, как вдруг влетел Олег, глаза выпучены — они и так у него не маленькие, — а тут по плошке.

— Всё! Конец! Реактор взорвался! Это конец!

Нас с Масловым как обухом огрели по голове. Мы застыли с ненужными нам уже тряпками в руках. Это сообщение не было для нас такой уж неожиданностью, и раньше ходили слухи, что бухтит и клокочет силушка под коркой, и что должна когда-то вырваться наружу. Но как-то всё сходило, и мы успокаивались. И вот оно пришло неожиданно, так долго нами ожидаемое. Не успели даже помыться, сменить бельё, что было бы кстати: маловероятно, что нам повезёт и мы выкрутимся в очередной раз.

По тревоге уехали на аэродром, выпустили на разведку Ми-8. Ждём с обречённым видом. Минуты кажутся вечностью, только надежд никаких. Из динамика слышится радиообмен. Пока ничего нельзя понять, всё в оранжевом облаке. Это прорвались газы из реактора, подняли пыль, и в свете прожекторов выглядит как взрыв. Всё нормально! Ну, что ж, поживём ещё, потопчем матушку-землицу! Баньку проехали, но от боевых ста не откажемся!

Работы с вылетами поубавилось, и мы стали думать, как избавить вертолёты от загрязнения. Большой фон давали двигатели, они засасывали радиоактивную пыль внутрь, забивали ею пористые вставки корпусов турбин и компрессоров, «выманить» их оттуда ничем нельзя было. Впрыскивали при работающих двигателях в заборники воду, спирт. Результат нулевой. Попробовали заменить воду песком; получается что-то, но до допустимого уровня, даже для военного времени, далеко. Мы работаем вместе с группой инженеров НИИЭРАТ, они делают науку, мы им помогаем. Графики, таблицы, выводы и предложения нужны сейчас, могут пригодиться, и в последующем — оборони, Бог, от этого!

Решили как-то во время таких исследований купить воды и ещё чего-нибудь съестного в ближайшем селе — там был магазинчик. Поехали на уазике с открытым тентом. Никонов не стал снимать с себя чулки и прорезиненный плащ, под его подбородком болтается респиратор. Остановились у магазина, и тут же, как в сказке, около нас выросла толпа. Люди косо поглядывали на большеносого молчаливого Никонова, очевидно, принимая его за американского специалиста по атомной энергетике, а нас засыпали вопросами: что случилось, чего ждать ещё, можно ли пить молоко, есть ягоды, косить траву, что будет с нами дальше? Мы в свою очередь поинтересовались, был ли у них в деревне кто-нибудь, из района хотя бы, может, по радио или телевизору сообщали что-либо нужное и полезное? Никого не было, никто ничего не слышал. Мы, что знали из науки об оружии массового поражения, обо всём, что могло им пригодиться, поведали, посоветовали чаще мыть руки и тело, закрыть окна и форточки, отправить куда-нибудь подальше из этих мест женщин и детей…

С питанием, организацией питания и у нас не было порядка. Врач на совещании говорит: «Личный состав кормить на аэродроме нельзя, там кругом радиация! Надо возить всех в столовую». Тыловик: «Это же мне надо всех мыть, переодевать, потом уже кормить». Ивашкин: «На это уйдёт уйма дорогого времени. Не годится!» И в течение дня каждый питался, чем мог: кто-то грыз припасённые корку или пряник, кто-то пил молоко или кефир, у кого-то появлялся шматок сала.

Насколько много было проглочено нами заразы, узнали мы, когда через полгода хотели передать Ростовскому заводу для первого ремонта вертолёт Ми-26. Его долго мыли и чистили всем полком, всеми имеющимися порошками и смесями, и, тем не менее, завод не принял его, заставили перелететь на военный аэродром, чтобы не загрязнять заводской, и там группа специалистов под моим руководством тёрла и мыла его ещё неделю. Приняли. Со скрипом, оговорками, но приняли. Только никто из рабочих завода не подошёл к нему ближе пушечного выстрела. Профсоюз поставил условия дирекции, по которым каждого рабочего, согласившегося поработать на этом вертолёте, считать чуть ли не героем, осыпать деньгами и почестями, соответственно. Дирекция не приняла этих условий, и вертолёт, как и все остальные в полках, сгнил на отведённом могильнике.

В первый год, да и в последующие, многие участники этой эпопеи, их называют ещё «ликвидаторами», ушли в мир иной или стали инвалидами. На примере одного полка, где больше всего молодых офицеров, было заметно, как подкосил людей Чернобыль. Из розовощёких крепышей они превратились в бледных, одутловатых, уставших людей.

Почти всем «ликвидаторам» дали льготы по статье 19 Закона Республики Беларусь, но Президент усмотрел в этом посягательство на народное добро и единолично их отменил. Говорят, против этого выпада был Конституционный Суд, Парламент, вроде, тоже что-то сказал против, но… И нередко можно было увидеть, как крепкие, упитанные ребята выталкивают из троллейбусов и электричек бывших своих героев, спасших половину земного шара от гибели, за то, что они позволили себе не заплатить за проезд, пользуясь этим правом по Закону.

Мои личные заслуги оценены по достоинству, я награждён орденом «За службу Родине в вооружённых силах СССР» третьей степени. Если бы и обошли с наградой, я и тогда