Над окошком месяц - Виталий Яковлевич Кирпиченко

Моего непосредственного начальника, близкого земляка, бурята по национальности, на месте ещё не было, пришлось ждать в коридоре. От нечего делать я прохаживался по скрипучему полу узкого коридора, читал надписи на дверных дощечках, разглядывал на стенде фотографии известных людей в прошлом и настоящем: «Генерал Беда. Командующий воздушной армией. Трагически погиб в автомобильной катастрофе. Прошёл войну, воевал геройски, о чём свидетельствуют две медали «Золотая Звезда», был сбит, ранен, выжил, чтобы погибнуть на земле в мирное время». Я его хорошо помню ещё по Польше, когда провожал в полёт на своём самолёте. Он тогда отдал мне две конфеты, нет, не угощения или поощрения ради, а просто нельзя в полёт лётчику брать с собой в карманы что-либо, что может выпасть и заклинить управление. Конфеты, мало вероятно, чтобы могли это сделать, но кто его знает. Бережёного Бог бережёт.

Но вот и мой начальник копошится у замка своей двери. Низкоросл, как все его сородичи, кривоног, лицо широкое, плоское, глаза узкие. Интересно, какова его суть, начинка, так сказать? Претерпела ли она изменения, связанные с долгим общением в другом мире, в другом обществе? Или только затаилась на время? Буряты мне хорошо известны. Почему-то на них похожи и казахи, киргизы не только лицом, но и характером… Окажись ты один среди них, попытайся узнать что-то о ком-то — никогда ничего не узнаешь. Зайди в юрту улуса, спроси, где живёт твой товарищ, у тебя спросят: «Кто ты? Зачем тебе он нужен? Кого ты ещё знаешь из его родственников? Сколько у него баранов?» А потом покажут на юрту в противоположном конце улуса, где живёт, конечно же, не тот, кого ты ищешь. И опять вопросы, и опять покажут другую юрту…

Земляк с первых шагов нашей встречи решил показать, что хоть мы и оба из Сибири, и оба полковники, это ещё ничего не значит. Значит, что он начальник, а я подчинённый, на это надо мне указать сразу же, во избежание дальнейших недоразумений.

После моего доклада в кабинет вошёл подполковник из кадров с огромной папкой, и мой начальник, «не повернув головы-кочана» принялся за бумаги, не предложив мне сесть. Я упорно стоял, во мне закипала кровь, минут через десять такого противостояния я знал, что пар обязательно вырвет предохранительный клапан. Так оно и случилось.

— Расскажите о себе, — небрежно кинул мне мой новый начальник ещё минут через десять.

— Может, позволите сесть? — спросил я каким-то незнакомым мне голосом.

Разрешение было утверждено кивком головы.

Из моего повествования, казалось, начальника совершенно не интересует, где и как я служил, что могу, знаю, но он сразу же ожил, когда я назвал год рождения сына.

— Второй раз женат? — последовал тут же вопрос.

— Да.

— Если бы знал, что ты такой, я бы не взял тебя, — было мной услышано, и это добавило пару.

— Во-первых, мы не настолько близки, чтобы быть на «ты». И запомните раз и навсегда, что я приехал не по вашему вызову чистить вам сапоги, а служить Родине! И вашего разрешения на то никто не спрашивал и спрашивать не собирался! Ваша задача — обеспечить мне нормальные условия для службы, а не подглядывать в замочную скважину моей спальни!

Глаза начальника максимально расширились, заметно было, как перехватило ему дыхание.

— Выйдите!

Вышел. Зашёл в кабинет, в котором было отведено мне место. Сел. Молчу. Коллеги смотрят на меня и не решаются заговорить, очевидно, они всё поняли по моему лицу. У ближнего попросил сигарету (а бросил я курить лет десять тому), вышел в коридор. Мимо меня пробежал заместитель начальника с папкой в руках, то было моё личное дело, как-то странно посмотрел на меня и скрылся за дверью кабинета начальника.

Минут через десять, когда я вернулся из курилки, зазвонил телефон, поднявший трубку коротко ответил: «Здесь, — посмотрев на меня, добавил: — Хорошо».

— Вас к Булгатову.

У начальника подкрепление в образе его заместителя, перед ними раскрыто моё личное дело.

— Вы когда приехали и когда прибыли на службу? — был вопрос начальника.

— Приехал Вюнсдорфским поездом в два часа ночи, в штаб прибыл в десять тридцать.

— Почему вы опоздали на службу?

— Вместе со мной приехали жена и сын, у нас не было советских денег, я их получил в Банке и сразу же пришёл в штаб.

— Если бы вы думали о службе, то пришли бы в то время, которое определено распорядком, а не прогуливались бы по городу.

— Если бы я не думал о службе, то я бы пришёл через пять суток, которые определены мне для устройства предписанием. — Я достал из кармана и припечатал предписание на столе перед начальником.

Глянув на бумагу, начальник ничего не мог сразу придумать, его смятение было долгим.

— Выйдите! — выдавил он наконец из себя.

Зайдите-выйдите продолжалось до обеда. Во время обеденного перерыва мне позвонил из штаба ВВС хорошо мне знакомый полковник.

— Звонил твой Булгатов, отказывается от тебя. Ты знаешь, что это значит? У тебя не будет там службы, будут одни неприятности. Тебе надо это? Мы подобрали хорошую должность — заместитель начальника лётного училища по инженерноавиационной службе. Высокий оклад. Город Сызрань, не столица, но вполне приличный городишко. Река Волга. Служебная машина под задом. А? Ты любишь охоту и рыбалку, тебе сам Бог велел там быть. Не раздумывай, соглашайся!

— Большое спасибо за заботу, но я останусь здесь, — не раздумывая, ответил я своему старшему коллеге. — Бог не выдаст — свинья не съест. Зубы обломает. Слишком просто будет, бегать от всяких!

— Ну, как знаешь. Не завидую я тебе.

И началось. Мне сразу же определили самый низкий должностной оклад. Я не бегал жаловаться ни командованию, ни в политотдел, ждал, что будет дальше. А дальше были злые укусы. Из командировок я не вылезал. Если где-то случалось что-то, то в любом случае, был ли я там раньше или не был, мне всё равно это ставили в вину. И когда попросил направить меня на учения с полком, у которого на вооружении новые вертолёты Ми-26, которые я недостаточно хорошо знал (предстояло на сборах ВВС выступать с докладом по этой технике, делиться опытом эксплуатации), то меня определили в другой полк, который просидел без действия все учения. И так продолжалось не один год.

Я плюнул на все эти «мелочи» и делал добросовестно свою работу, памятуя, что служу не Булгатову или ещё кому-то, а Народу, это и спасало от срывов, причин для которых было предостаточно.

Когда