Книга тайных желаний - Кидд Сью Монк

— А если Иисус вернется в твое отсутствие?

— Попросишь его подождать. Я достаточно его ждала.

Тетя только хмыкнула в ответ.

XXVIII

Иаков и Симон считали, что в отсутствие брата его обязанности направлять и останавливать меня перешли к ним, поэтому запретили мне покидать Назарет. Однако они ошибались, если решили, будто я стану их слушать. Я собрала мешок, с которым обычно путешествовала, и повязала красную накидку.

Лави ждал у ворот, пока я целовала на прощание Марию и Саломею. На лицах обеих застыл ужас, но я притворилась, что ничего не замечаю.

— Я не пропаду, со мной идет Лави. — Я улыбнулась Саломее и добавила: — Ты и сама когда-то ходила через долину вместе с Иисусом, чтобы продавать пряжу в Сепфорисе.

— Иакову это не понравится, — пробормотала Саломея, и я поняла, что родственниц беспокоит не моя безопасность, а проявленное непослушание.

Я собиралась отправиться в путь без их благословения, но на пути к воротам ветер распростер свои объятия, а оливковое дерево уронило несколько листьев мне на голову.

Когда Лави постучал в дверь моего старого дома в Сепфорисе, нам никто не ответил. Тогда он перелез через заднюю стену и открыл ворота. Войдя во двор, я застыла на месте: камни заросли травой, доходившей мне до пояса; лестница, по которой я выбиралась на крышу, валялась на земле, а ее поломанные ступени напоминали выбитые зубы. Я почуяла зловоние. Оно доносилось со стороны ступеней, которые вели вниз, в микву, и мне стало ясно, что трубы засорились. Повсюду валялись куски известняка и птичий помет. Дом пустовал чуть больше шести месяцев и уже пришел в запустение.

Лави жестом подозвал меня к кладовой. Дверь в помещение для слуг оказалась не заперта. Мы поднялись в комнату для гостей, смахивая по дороге паутину. В зале ничего не изменилось: скамьи с подушками, на которых мы возлежали за трапезой, четыре стола со спиральными ножками — все было на своих местах.

Мы поднялись по лестнице и прошли мимо спален на крытую террасу. Заглянув в свою комнату, я подумала о девочке, которая училась, читала, просила нанимать ей учителей, делала чернила и возводила целые башни из слов, о той, которая видела свое лицо на крошечном солнечном диске. В детстве я слышала, как старый раввин Шимон бар-Йохай говорил, что в каждой душе сокрыт сад со змеем, нашептывающим соблазны. Та девочка, которую я помнила, навсегда останется для меня змеем, искушающим попробовать запретный плод.

— Скорее, — поторопил меня Лави.

Я последовала за ним в комнату Иуды. Мой провожатый показал мне полупустой бурдюк, смятую постель, свечи, которые кто-то жег, и накидку из хорошего льняного полотна, брошенную на скамью. На столе рядом с постелью лежали два развернутых свитка, которые удерживались на месте катушками. Видимо, посланец Харана уже прибыл и разместился в нашем доме. Нет, не в нашем, напомнила я себе: теперь дом со всем содержимым принадлежит Харану.

Я подошла к столу и посмотрела на свитки. Один содержал список имен чиновников и землевладельцев и различные денежные суммы. В другом было опись имущества — комната за комнатой.

— Он может вернуться в любой момент. Нам лучше уйти и вернуться позже, когда он будет дома, — заметил Лави. Осторожный, предусмотрительный Лави.

Он был прав, и все же, когда мы пробирались мимо комнаты родителей, я остановилась. Мне в голову пришла мысль. Озарение настигло меня, словно взмах чешуйчатого хвоста.

— Жди на балконе и дай знать, если кого-нибудь услышишь, — распорядилась я.

Лави хотел было возразить, но повиновался.

Я заглянула в комнату родителей. Вид материнской кровати вызвал резкое ощущение потери. Ее дубовый сундук был покрыт слоем пыли. Я откинула крышку и вспомнила, как мы с Тавифой, совсем юные, рылись в его содержимом, собираясь исполнить наш танец.

Деревянная шкатулка с украшениями нашлась под аккуратно сложенными туниками и накидками. Ее вес убедил меня в том, что она не пуста. Я посмотрела внутрь: четыре золотых браслета, два из слоновой кости, шесть серебряных. Восемь ожерелий — из янтаря, аметистов, лазурита, сердолика, изумрудов и листового золота. Семь пар жемчужных серег. Дюжина головных уборов из серебра с драгоценными каменьями. Золотые кольца. Так много. Слишком много.

Лави продаст украшения на рынке.

«Не укради». Чувство вины заставило меня остановиться. Стану ли я воровкой? Я прошлась по комнате, боясь представить, что сказал бы Иисус. Тора также предписывает возлюбить ближнего, возразила я себе, и разве не беру я драгоценности из любви к Йолте? Вряд ли мне удастся отправить тетю в Александрию без существенной мзды. Кроме того, однажды я уже украла — пластину слоновой кости у Антипы.

— Это твой прощальный подарок, мама, — сказала я.

Вернувшись на балкон, я поспешила к лестнице мимо Лави:

— Пора уходить.

Когда мы добрались до первого этажа, до нас донесся шум со стороны двери. Мы попытались улизнуть в коридор, но успели сделать лишь несколько шагов, как в дом вошел человек. Он потянулся к ножу, висящему на поясе, и спросил:

— Кто вы?

Лави заслонил меня собой. Мне показалось, что у меня в груди бьется перепуганный воробей, который хочет вырваться наружу. Я обошла Лави, надеясь, что незнакомец не заметит моего страха.

— Я Ана, племянница Харана Александрийского и дочь Матфея, при жизни исполнявшего обязанности советника Ирода Антипы. Это мой слуга, Лави. Могу я узнать, кто ты такой?

Мужчина опустил руку.

— Твой дядя прислал меня из Александрии, чтобы я избавил его от дома, который теперь по праву принадлежит Харану. Я Апион, его казначей.

Перед нами стоял молодой гигант, чертами лица более походивший на женщину: подведенные глаза, полные губы, брови правильной формы и черные вьющиеся волосы.

Из сумки, которая висела у меня через плечо, подозрительно выпирали углы. Я передвинула мешок себе за спину, улыбнулась и вежливо кивнула:

— Тогда Господь благословил меня, ведь именно тебя я и пришла увидеть. Харан отправил мне известие о том, что ты в Галилее, и я немедленно явилась сюда с позволения мужа, чтобы просить тебя об услуге. — Ложь свободно скатывалась с моих губ, словно вода с камня.

Апион неуверенно переводил взгляд с меня на Лави.

— Как вы попали в дом?

— Вход со двора был не заперт. Не думаю, что ты отказал бы мне в крыше над головой. — Я положила руку на живот, стараясь как можно дальше выпятить его. — Я беременна и почувствовала усталость.

Обман, на который я пошла, был так ужасен, что мне оставалось лишь удивляться себе.

Казначей указал рукой на диван:

— Прошу, отдохни.

Я упала на подушку и сморщила нос, учуяв запах сырости, который она источала.

— Изложи свое дело, — сказал Апион.

Я быстро собралась с мыслями. Он легко поверил в мою ложь и выглядел добрым — нужно ли его подкупать? Стоит ли забегать вперед, пока я не продала драгоценности? Я посмотрела на него. Его кудри были умащены дорогим нардовым маслом. На пальце сверкало кольцо с золотым скарабеем — Харанова печатка, без всякого сомнения.

— Могу ли я вернуться завтра? — спросила я. — Я слишком устала.

Что он мог ответить? Беременные женщины — загадочные существа. Апион кивнул:

— Приходи в шестом часу к главному входу. Задняя калитка будет закрыта.

XXIX

На следующий день мы вернулись к указанному часу. Я чувствовала уверенность. Лави продал драгоценности моей матери за шесть тысяч драхм, что равно одному таланту. Сумма получилась неожиданно большой. Серебряные монеты были такими крупными, что Лави пришлось купить для них большую кожаную сумку. Он также заплатил за комнату для меня на постоялом дворе, но сам решил провести ночь на улице. Я спала совсем немного. Мне снилось, как Иисус вернулся в Назарет на плюющемся верблюде.

Если Лави и поразило, что я украла драгоценности, он хорошо это скрыл. Не удивился слуга и после того, как я призналась, что не ношу ребенка. Он даже улыбнулся. Ухищрения, на которые он шел, чтобы шпионить во дворце для Иуды, научили его ценить хитрость.