Книга тайных желаний - Кидд Сью Монк

Я знала, что Иисус спросит моего мнения об этом удивительном человеке. Что я скажу? Иоанн чудаковат и удивителен, его слова о конце времен беспокоят меня, но в нем есть обаяние и сила. Моим разумом он не завладел, однако же толпа была в его власти.

Человек в черно-белых одеждах, какую носили саддукеи, принадлежащие к иерусалимской аристократии, прервал Иоанна вопросом.

— Кто ты? Некоторые называют тебя самим воскресшим пророком Илией, — рокотал он, — но что скажешь ты сам? Жрецы отправили меня узнать.

Один из учеников Иоанна, тот, чье лицо показалось мне знакомым, крикнул в ответ:

— Так ты шпион?

— Этот ученик — один из рыбаков Капернаума, что приходили к нам, тот, на чьей лодке ты рыбачил! — воскликнула я, оборачиваясь к мужу.

Иисус тоже узнал его:

— Это мой друг Симон. — Он присмотрелся к остальным ученикам: — А вот и Андрей, его брат.

Симон продолжил наседать на саддукея, требуя, чтобы тот назвался.

— Лицемер! — бушевал он. — Оставь нас и возвращайся к своим набитым золотом сундукам в Иерусалим!

— Твоего друга легко вывести из себя, — мягко заметила я Иисусу.

Он улыбнулся:

— Однажды он грозился выкинуть за борт человека, который обвинил его брата в обмане при подсчете улова.

Иоанн поднял руку, останавливая крикунов:

— Ты спрашиваешь, кто я, и я отвечу. Я глас вопиющего в пустыне.

Его слова потрясли меня. Я вспомнила надпись в моей чаше для заклинаний: «И когда я обращусь в прах, пропой чти слова над моими костями: она была голосом». Я закрыла глаза, представляя, как эти слова восстают со своего чернильного ложа и бегут с поверхности чаши, а нарисованная на дне фигурка подскакивает и кружится по краю сосуда в танце.

— Что с тобой, Ана? Почему ты плачешь? — Иисус обнял меня за плечи.

Я дотронулась до лица и почувствовала влагу под пальцами.

— Иоанн — глас, — только и смогла выговорить я. — Каково это — так заявить о себе? Я пытаюсь представить.

Когда Иоанн призвал собравшихся покаяться и очиститься от грехов, мы вошли в воду вместе со всеми. Меня вело не желание отвернуться от закона Божьего, а только лишь стремление избавиться от страха, покончить с омертвением души. Я просила искупления за свое молчание, за скудость надежды. Думала о том, кем хочу родиться вновь.

Я втянула в себя воздух, и Иоанн мягко опустил меня под воду. Холод вокруг. Тишина воды, тяжесть тьмы, чрево китово. Я открыла глаза и увидела полоски света на дне реки, тусклый блеск камешков. Мгновение спустя я вынырнула на поверхность.

Туника тяжелыми складками обвивала мне ноги, пока я спешила к берегу. Где же Иисус? Мы входили в реку вместе, теперь же он затерялся среди кающихся. От холода меня била дрожь, зубы стучали. Двигаясь вдоль берега, я звала мужа:

— И-и-иисус!

Я заметила его в реке, когда он погрузился в воду. Он стоял ко мне спиной прямо перед Иоанном. Я смотрела туда, где исчезла его голова, и видела круги, медленно расходящиеся по воде.

Иисус вынырнул на поверхность, встряхнулся, разбрызгивая воду, и обратил лицо к небу. Солнце опускалось за холмы, изливаясь светом в реку. И тут я увидела птицу, вылетевшую из этого оглушительного сияния. Это был голубь.

XXV

Мы заночевали под кривой смоковницей, которая росла у дороги на Иерихон. Наша одежда все еще не просохла после крещения. Я лежала рядом с Иисусом, согреваясь теплом его тела. Мы смотрели на ветви, на гроздья плодов, на черное небо, усеянное звездами. Жизнь переполняла нас. Я прижала ухо к груди мужа и слушала ровное биение сердца. Мы были неразделимы.

Мои мысли обратились к Тавифе, что уже не раз случалось во время нашего путешествия, хотя до сегодняшнего дня я не заговаривала о подруге.

— До Вифании рукой подать, — сказала я. — Давай проведаем Тавифу, Марию, Марфу и Лазаря.

Я думала, Иисус обрадуется, однако он, похоже, колебался.

— Это целый день пути, — заметил он после продолжительного молчания. — И в противоположную от Назарета сторону.

— Нам нет нужды торопиться назад. И разве встреча с друзьями не стоит того, чтобы сделать крюк?

Он ничего не ответил. Что-то его беспокоило. Он высвободил из-под меня руку и сел.

— Подождешь, пока я помолюсь?

— Помолишься? Посреди ночи?

Он встал и резко ответил:

— Ана, не удерживай меня. Пожалуйста.

— Куда ты пойдешь?

— Туда, где смогу быть один.

— Ты оставишь меня здесь? — спросила я.

Но он молча ушел, переступил невидимый порог и скрылся во тьме.

Я злилась. Может, и мне куда-нибудь уйти? Я представила смущение и страх мужа, когда он вернется и не найдет меня. Он примется искать, метаться по зарослям тутовника. Когда же он отыщет меня, я скажу: «Я тоже ходила молиться в ночи. Ты думал, только твой дух смущен?»

Вместо этого я прислонилась спиной к дереву и стала ждать.

Иисус вернулся за час до рассвета, весь в поту.

— Ана, мне нужно сообщить тебе нечто важное. — Он опустился на жесткие листья. — Я решил стать учеником Иоанна Крестителя. Я оставлю Назарет и последую за ним.

Новость поразила меня, но не удивила. Иисус мог расслышать бурю внутри меня, я же видела его стремление отыскать Господа. Оно жило в нем все эти годы, ждало своего часа.

— Я не могу иначе. Сегодня в реке…

Я взяла его за руку:

— Что случилось в реке?

— Как-то я сказал тебе, что Господь заменил мне отца, когда того не стало. И сегодня в Иордане Господь называл меня сыном. Возлюбленным сыном.

Я видела, что мальчишка, которого сторонились в родной деревне, за чьей спиной судачили, что он родился от неизвестного отца, которого искал всю жизнь, наконец-то обрел его, а вместе с ним — мир с самим собой. Еще немного, и он воспарит от полноты пережитого счастья.

— Ана, грядет великое потрясение. Близится царствие Господа — только подумай! Когда я вышел из реки, я понял, что Господь просит моей помощи, чтобы приблизить его. Теперь ты видишь, почему я не могу идти в Вифанию: сейчас, когда мой путь ясен, я не хочу никаких задержек.

Он замолчал и посмотрел мне в глаза. Меня охватило чувство потери. Я последую за ним, какое бы потрясение ни затеял Господь, но близость, что была между нами, никогда не вернется. Теперь мой муж принадлежит Господу… целиком и полностью.

— Благословляю тебя, — через силу произнесла я, поднимаясь на ноги.

Напряжение, сковывавшее его рот, ослабло. Он обнял меня. Я ждала, когда он скажет: «Ты пойдешь со мной. Мы последуем за Иоанном вместе», и уже представила, как буду уговаривать Йолту присоединиться к нам.

Тишина сгустилась.

— А как же я? — спросила я наконец.

— Я провожу тебя домой.

Я покачала головой, не веря своим ушам.

— Но… — начала было я возражать, однако так ничего и не сказала. Муж хочет оставить меня.

— Прости, Ана, — заговорил он. — Этот путь я должен пройти без тебя.

— Ты не можешь бросить меня в Назарете. — Боль, которую вызвали эти слова, была так велика, что я едва удержалась на ногах.

— Прежде чем я присоединюсь к Иоанну, я должен отправиться в пустыню и там приготовиться к грядущему. Для этого мне нужно быть одному.

— А после… я могу присоединиться к тебе. — В голосе невольно проскользнуло отчаяние, и я ненавидела самый его звук.

— Среди учеников Иоанна нет женщин — ты, как и я, видела это.

— Но уж кто-кто, а ты… ты мне не откажешь.

— Я бы взял тебя, если бы мог. — Он пригладил бороду. — Это воля Иоанна. Причины, по которым у пророков нет учениц…

Я возмущенно прервала его:

— Я слышала про эти причины десятки раз! На дорогах нас подстерегают опасности. Мы вызываем раздор среди мужчин. Мы искушаем. Мы отвлекаем. — Я пылала от гнева, но была этому рада. Лучше гнев, чем боль. — Считается, что мы слишком слабы, чтобы противостоять опасности и трудностям. Но разве не мы рожаем? Не мы работаем день и ночь напролет? Разве нами не помыкают, не приказывают молчать? Что в сравнении с этим грабители и бури?