Книга тайных желаний - Кидд Сью Монк

О чем это он? Последователи Иоанна в смятении. Все кончено. Иисус снова дома. Мы вернемся к прежней жизни. Я схватила его за руку, предчувствуя ужасное.

— И что же вы собираетесь обсуждать?

В дверях раздался визг, и в мастерскую ворвались трое детей — две дочери Юдифи и младший сын Береники. Иисус поднял мальчика на руки и закружил. Потом по очереди подхватил девочек. Когда последний ребенок опустился на землю, муж продолжил:

— Ана, я все тебе расскажу, но давай найдем место потише.

Он провел меня через двор, за ворота и через всю деревню в долину, благоухающую лимоном, что означало приход весны. По пути Иисус что-то напевал вполголоса.

— Куда мы идем? — спросила я.

— Зачем тебе знать наперед? — Глаза у мужа сияли. Недавняя возня с детьми наполнила его радостью.

— Если только ты не ведешь меня в поля думать о лилиях, я пойду с удовольствием.

Его смех был подобен колокольчику, и я почувствовала, что месяцы нашей разлуки остались в прошлом. Когда мы свернули на дорогу, ведущую к восточным воротам Сепфориса, я поняла, что мы направляемся в пещеру, но ничего не сказала, решив не портить сюрприз: мне хотелось, чтобы наше беззаботное счастье длилось вечно.

Мы прошли через бальзамическую рощу, пропитанную густым смолистым духом, и выбрались к скале. Сердце у меня забилось чаще. Вот то самое место. Десять лет спустя.

Когда мы вошли в пещеру, я посмотрела в дальний угол, где когда-то закопала тринадцать свитков и чашу для заклинаний, и даже сейчас те сокровища были мертвы для меня, похоронены на дне кедрового сундука. Но Иисус был здесь, и я была здесь, и не было печали.

Мы присели у входа, и я попросила:

— Расскажи мне все, как и обещал.

Он посмотрел мне прямо в глаза:

— Выслушай до конца, прежде чем судить.

— Обещаю.

Я знала это наверняка: его слова изменят все.

— После того как я провел два месяца у Иоанна, однажды утром он пришел ко мне с известием: я посланец Господень, я тоже избран. Иоанн сказал, что убежден в этом. Вскоре я начал крестить и проповедовать наравне с ним. Со временем он перебрался к северу от Енона, откуда можно было легко ускользнуть от Антипы в Декаполис. Но Иоанн хотел распространить учение по всей стране, поэтому попросил меня остаться на юге и проповедовать покаяние. Ко мне примкнули несколько учеников: Симон, Андрей, Филипп, Нафанаил и Иуда. К нам приходили многие — ты и вообразить не можешь, какие собирались толпы. Люди начали говорить, что мы с Иоанном — два мессии. — Иисус глубоко вздохнул, и я почувствовала его теплое дыхание на щеке.

Я догадывалась, к чему он ведет, но сомневалась, что хочу это знать. Он привел меня туда, где все началось. Гораздо позже я поняла, что начало и конец — суть одно: как змея кусает свой хвост, так всякое начало приходит к концу, вновь становясь началом.

— Движение ширилось, — продолжал Иисус. — Теперь, когда Иоанн в тюрьме, его судьба под угрозой. Я не могу позволить нашему делу погибнуть.

— Ты хочешь возглавить движение? — спросила я. — Оно станет твоим?

— Я пойду собственным путем. Наши с Иоанном взгляды разнятся. Его задача — расчистить путь, чтобы Господь помог нам сбросить римское ярмо и установил свое правление на земле. Я тоже на это надеюсь, но моя цель — установить царство Божье в сердцах. Тысячи приходят к Иоанну, но я сам пойду к людям. Я не буду крестить их, но буду есть и пить вместе с ними. Я возвышу униженных и отверженных. Я буду проповедовать близость Господа. Я буду проповедовать любовь.

В этой пещере он впервые рассказал мне, как представляет себе царство Господне: как торжество сострадания, пир, на котором всякому рады.

— Господь действительно избрал тебя. — Я в этом не сомневалась.

Муж прижался ко мне лбом и замер. Я до сих вспоминаю тот момент, когда мы соприкасались лбами, образуя единый шатер из наших жизней. Потом Иисус поднялся с земли и прошелся по пещере. Я смотрела на него и видела клинок, летящий в цель, и это зрелище ошеломило меня. Пути назад не было.

— После свадьбы Саломеи в Кане я расскажу о себе в синагоге Назарета, а потом вместе с Иудой отправлюсь в Капернаум. Симон, Андрей, Филипп и Нафанаил ждут меня там, и я знаю, что к нам готовы присоединиться и другие: сыновья Зеведеевы, мытарь Матфей.

Я тоже встала:

— Я пойду с тобой. Куда ты, туда и я. — Я не кривила душой, но даже мои уши уловили странную обреченность, которую мне не удалось объяснить.

— Ана, ты можешь пойти со мной. У меня нет предубеждения против женщин. Я рад всем. Но будет трудно: придется скитаться по деревням, ночевать под открытым небом. У нас нет покровителей и нет денег, чтобы прокормиться и одеться. К тому же путь опасен. Мои проповеди настроят священников и фарисеев против меня. Уже слышны голоса, называющие меня новым Иоанном, подстрекающим сопротивляться Риму. Шпионы Антипы не пропустят такое мимо ушей. Тетрарх разглядит во мне мессию, бунтовщика, второго Иоанна.

— И арестует тебя. — Я была в ужасе.

Его губы тронула кривая улыбка. Момент для шуток был неподходящий, но муж почувствовал мой страх и, желая разрушить его, сказал:

— Подумай о полевых лилиях. Они не заботятся о завтрашнем дне, и все же Господь заботится о них. Он позаботится о тебе куда лучше меня.

XXXI

Несколько дней после возвращения Иисуса я готовилась к путешествию. Мы с Йолтой перестирали весь ее скудный запас одежды и развесили сушиться на колышках в кладовой. Я выбила ее тюфяк и пришила к нему кожаный ремешок, чтобы она могла нести его на спине. Наполнила бурдюки, завернула соленую рыбу, сыр и сушеный инжир в полоски чистого льна и набила ими мешок.

Я подшила наши сандалии, вложив внутрь дополнительные куски кожи. Иисус вырезал из оливы новые посохи. Он настоял на том, чтобы мы брали не более одной чистой туники. Я взяла две. Также я запаковала небольшой запас целебных трав. Потом присела ненадолго, рассматривая те, что принимала против зачатия. Представится ли нам возможность лечь друг с другом после ухода из дома? Но все же я запихнула в мешок все снадобья, которые туда влезли.

Я помогала Марии по дому, чтобы побыть с ней рядом. Едва ли не половина семьи — Саломея, Иисус, я, Йолта — покидала ее, и хотя свекровь притворялась веселой, при виде Иисуса, вырезающего посохи, печаль прорывалась наружу, заставляя дрожать подбородок, чего Мария старалась не допускать. Ей приходилось смаргивать слезы, когда она обнимала Саломею. Она пекла нам медовые лепешки. Она трепала меня по щеке, приговаривая: «Ах, Ана, милая Ана».

— Позаботься о Далиле, — попросила я. — И пусть Юдифь держится от нее подальше.

— Я сама буду ухаживать за козой.

Лави попросил разрешения отправиться с нами, и я не стала ему отказывать.

— Теперь ты свободный человек, — объявила я. — Если пойдешь с нами, то как последователь Иисуса, а не слуга.

Он кивнул, возможно не до конца понимая, о каком следовании за Иисусом идет речь. Сумку с монетами Лави не снимал с себя даже во сне. Когда в пещере Иисус говорил о необходимости добыть деньги для движения, я решила стать его покровителем. Драхмы, оставшиеся после подкупа Апиона, смогут поддерживать мужа много месяцев, а то и год. Я не могла сказать ему, откуда взялись деньги, иначе он отказался бы их принять. Ложь сковывала меня, будто силками. И я знала: придется лгать раз за разом, чтобы сохранить свое покровительство в тайне.

За день до возвращения в Сепфорис и встречи с Апионом, я проснулась оттого, что внутри у меня все бурило. Есть я не могла.

— Я боюсь, что никогда больше тебя не увижу, — сказала я Йолте.

Мы стояли в кладовой у стены, где был нарисован углем календарь. Я увидела, что тетя отметила завтрашний день, шестой день месяца нисана, своим именем и словом «закончено». Не по-гречески, а на иврите. Она перехватила мой взгляд.

— Закончено не для нас с тобой, дитя. Речь только о моей жизни в Назарете.