Усман Юсупов - Борис Ресков

— Только в Орджоникидзевском районе — тысяча — тысяча пятьсот гектаров. В колхозе «Темир кадам», например. Можно на этих землях и повторные посевы делать — сеять просо.

Надо шевелиться, ехать в Таджикистан, в другие районы, чтоб купить этих семян. А спросите вы об этом товарища Инжелевского, он ответит: «Зерном не занимаюсь». Спросите Гогсадзе, он скажет: «Вы по ошибке у меня спрашиваете. Спросите у Мальцева…»

Неделю спустя на крупнейшем с начала войны совещании перед секретарями обкомов и председателями облисполкомов, руководителями республиканских организации:

— Мы должны во что бы то ни стало увеличить производство зерна в два с половиной — три раза. Проверки показали, что в колхозах есть свободные земли; надо использовать приусадебные участки колхозников: сперва снимать урожай хлеба, а потом — овощей. Или сначала овощи, а вслед за ними сеять просо или маш[10]. А сколько пустующей земли в садах, в виноградниках?

Иногда сталкиваешься прямо-таки со смехотворными фактами: на большой площади держат четыре дерева и говорят, это сад. Почему в таких случаях не использовать землю под зерно?

Двадцать лет спустя директор совхоза «Халкабад» Усман Юсупов будет поступать именно так, хотя потребность в хлебе уже не будет столь остра.

Он задает направление, тон, и выступающие не просто соглашаются с ним; они предлагают: «Подсобные хозяйства заводов должны сеять не бахчевые, а рис»; «Ташкент в состоянии покрыть потребность в хлебе за счет собственных ресурсов»; «Урожайность на богаре должна быть не меньше шести центнеров, а на поливных землях — 15 центнеров с гектара».

Юсупов обращается к колхозникам. Они вышли на строительство Северного ташкентского канала:

— Неужто мы будем просить союзное правительство, чтобы нам в такое тяжкое для страны время дали десять миллионов пудов хлеба? Нет, это было бы неправильно, это было бы нахально, это было бы не по-большевистски: к трудностям фронта наваливать дополнительные трудности. А как же быть? А так: решить проблему хлеба здесь, в Узбекистане, самим обеспечить себя.

Он знает сердце своего народа и взывает к нему:

— Представьте: вот ваш голодный ребенок плачет, старуха мать пьет чай без кусочка лепешки, а вы не в состоянии дать им хлеб. Это в тысячу раз труднее любых трудностей, которые нам предстоит здесь преодолеть.

Мы можем многое сделать, используя внутренние возможности республики. Одна из них — оросить эту степь. Тогда уже в начале нынешнего лета она даст не два-три, а пятнадцать центнеров зерна с гектара.

28 марта 1942 года земляные работы на канале были окончены. Ко времени поливов по нему пошла вода.

Но всей огромной хлебной задачи Северный ташкентский, к сожалению, не решал. Строительство его было одной из важных мер, намеченных пятым Пленумом ЦК КП(б) Узбекистана. Он состоялся в конце первого военного года и был посвящен вопросам производства вооружения и боеприпасов, разработке военно-хозяйственного плана на 1942 год и вопросам усиления организационно-партийной и политико-воспитательной работы в условиях военного времени. Пленуму предшествовала та требующая огромной отдачи сил и, увы, почти незаметная внешне, как многие настоящие свершения, работа, которая и составляет подлинную суть партийной деятельности. Пленум или съезд начинается задолго до заседания, президиумов, стенограмм и принятия решении. Тот, о котором идет сейчас речь, начался тогда, когда на места выехали направленные бюро ЦК, снабженные подробнейшими инструкциями бригады. Во главе их стояли самые ответственные работники — секретари ЦК, заместители председателя Совнаркома. В очень короткие сроки они определили и взяли на учет все внутренние ресурсы и производственные возможности каждой из областей. Ночи напролет просиживали они с сотрудниками обкомов и облисполкомов над сводками, таблицами, картами, а потом начиналось главное: выезды в районы, во все наиболее крупные колхозы, в совхозы; собрания первичных партийных организации, где нередко высказывалось рядовым членом партии мнение, мысль, предложение, которые затем полноправно входили в постановление пленума и возвращались уже в качестве директивы-приказа, продиктованного коллективным умом партии.

Та, принятая в декабрьские дни 1941 года, требовала от большевиков резко увеличить производство боеприпасов, расширить добычу цветных металлов, пустить новые электростанции, чтоб была обеспечена бесперебойная работа военных заводов, наладить производство всех важнейших стройматериалов; цемента, извести, мела, черепицы, толя.

Было подсчитано, что посевные площади можно будет увеличить на полмиллиона гектаров, а валовой урожаи зерновых должен быть доведен до 15 миллионов центнеров. (В 1941 году было собрано 5,5 миллиона центнеров.)

Вновь были направлены на село партийцы из городов — агрономы, механизаторы, бухгалтеры и просто — организаторы производства.

Но борьба на трудовом фронте, так же как на фронте военных действии, не была триумфальным маршем от победы к победе. Знал ли, предвидел ли Юсупов, что требование — дать во что бы то ни стало хлеб — снизит внимание к главной культуре, к хлопку? Сегодня только он один смог бы ответить на этот вопрос, а заодно сказать о том, почему он, столь в иных случаях непримиримый в своем отношении к тому своеволию, когда во имя ограниченных сегодняшней потребностью интересов отодвигается на задний план главное (а для Узбекистана это, разумеется, был, несмотря ни на что, хлопок), почему он до поры не призвал к ответу тех товарищей с мест, которые допустили, чтобы и на поливных землях выращивался не хлопок, а хлеб? Ответ на это следует искать, наверное, не в характере Юсупова-политика, а в душе Юсупова-человека, Коротко можно сказать, не боясь сентиментальности, заключенной в расхожей фразе: сердце его обливалось кровью, когда он видел голодных детей. А они прибывали и прибывали в узбекский край с такой понятной надеждой в рано повзрослевших глазах: отогреться, успокоиться, наесться досыта.

Мы упоминаем о детях, но речь-то идет и о рабочих, которые должны были иметь силы, чтобы выстоять двенадцатичасовую смену, и о колхозниках (в семье у каждого не менее шести человек), и о солдатах, которые в степях под Ташкентом учились военному делу, а потом били врага под Сталинградом.

Ему досталось к тому же на самом что ни на есть высоком уровне — на Секретариате ЦК ВКП(б). Были вызваны туда еще Абдурахманов и Глухов. Был поставлен вопрос о хлопководстве. Секретарь ЦК ВКП(б) Щербаков говорил так, да и атмосфера была такая, что каждое слово впечатывалось в мозг и душу на веки вечные. Не стеснялся к тому же — круг был узкий — и в выражениях: