Усман Юсупов - Борис Ресков

Намекнули и на то, что им, дескать, отлично известна установка ЦК республики: принимать все предприятия, чтобы они осели в Узбекистане; тем более грех отказываться от такого ценного объекта, как кабельный завод.

Зампред взорвался. Не стесняясь присутствием своих сотрудников, крыл несколько минут кряду отборнейшими выражениями. В заключение сказал:

— Шесть тысяч метров — вот все, что вы получите и никуда не двинетесь отсюда. А будете саботировать, привлечем по законом военного времени. Идите и доложите об этом своей дирекции.

В полдень прибыл Сафонов, директор Кольчугинского завода. Его повезли к складам «Заготзерно» — шесть сооружений, каждое по тысяче квадратных метров. Сафонов в отличие от своих подчиненных, весьма, впрочем, присмиревших, спросил, где можно разместить подстанцию, — и все.

Кольчугинцы в своем предвидении оказались правы. Кабельный завод вырастет после войны в махину. Он будет обеспечивать многие города страны и экспортировать продукцию за границу. Как нельзя более придется он ко двору республике. Впрочем, то же самое можно сказать о любом из эвакуированных предприятий, а их было около ста.

В годы войны была создана в Узбекистане могучая и разноотраслевая индустрия, которая составит впоследствии гордость республики и основу мощи ее. Юсупов предвидел это. Говорил, как всегда, не таясь, что война минет, а заводы останутся и будут работать на хлопководство; что «сами мы, у себя в республике, будем производить все необходимое для хозяйства». Что вырастут ряды узбекского рабочего класса, появятся отряды специалистов, которых прежде в Узбекистане недоставало.

Не на корысти, не на эгоистичной расчетливости был основан юсуповский призыв-указание: «Берем все!», а на том, что называется сочетанием общегосударственных интересов с задачами развития республики.

Кстати, призыв этот сулил блага только в будущем, которое иногда, за завесой войны, видел не каждый, а хлопоты, заботы, ответственность — и все это — непомерное! — взваливал на плечи уже сегодня. И тут уместно сказать умышленного противопоставления ради о тех руководителях из соседних и несоседних краев, которые не выискивали причины, а приводили разумные и убедительные доводы «против», и ГКО соглашался с ними и отправлял то или иное предприятие в Узбекистан. Сами говорили: «Пошлите к Юсупову, он возьмет». И Узбекистан брал не только потому, что ЦК КП(б) Узбекистана прозорливее смотрел в будущее. Это при всей своей важности находилось на втором плане. А впереди была военная задача — дать фронту оружие и боеприпасы, исполнять с честью свой воинский долг.

Это отнюдь не высокие слова. Все силы, вся энергия отдавались решению этой сегодняшней задачи, а то, что она удачно сочеталась с перспективой, — так в этом же и состоит, между прочим, искусство партийного руководства.

Не всеми и не сразу был тогда Юсупов понят. Среди ближайшего окружения его находились товарищи, искренние благожелатели, которые предостерегали: «Выдюжим ли? Ведь каждый завод — это план, за который теперь будем отвечать и мы, поскольку предприятие становится узбекским. Это станки, которым нужна энергия и сырье. Это люди, которым нужен хлеб, кров, детские сады, школы и больницы».

Сегодня, внутренне устыдясь, вспоминают иные, как высказывали опасения, не сыграет ли злую шутку с Юсуповым свойственная ему неуемность, размах? Говорили об этом и вслух, и он отвечал:

— Говорят, по одежке протягивай ножки. Эти товарищи исходят из старого стиля: дадут фонды, будем строить, не дадут — откуда нам взять? Не дадут! Мы обратимся, как всегда, к нашему народу. Народ поймет. Он сделает возможное и невозможное для строительства военной промышленности.

Снова убежденная, страстная вера в силы народа, способного творить чудеса.

Он обращался в эти же дни к агитаторам и пропагандистам Ташкента:

— В дни Отечественной войны мы должны больше, чем когда-либо, дорожить страстным словом большевистской правды, способным поднять людей на беспримерный героизм и на фронте, и в тылу.

И подвиги совершались.

7 ноября 1941 года, когда на Красной площади состоялся тот незабываемый в ряду других, куда более представительных и торжественных, военный парад — высокая демонстрация воли и непреклонного мужества советских люден, уходивших от стен Кремля на передовую, пролегавшую всего лишь в десятках километров отсюда, — в Ташкент прибыла шифровка: сможете ли принять авиационный завод?

Казалось, все, что могло быть использовано под заводские цехи, — многие из них давали продукцию для фронта уже через 1,5–2 месяца после того, как были сняты с колес, — было занято.

Юсупов экстренно собрал бюро ЦК.

— Есть предложение — принять завод.

— Усман Юсупович, вы представляете, какая это громадина? Надо строить новые помещения — единственный выход.

Он сказал:

— Когда строить? Немцы под Москвой. Самолеты давать надо, а не цехи строить. Через месяц давать. И дадим!

Товарищи молчали, ждали, какой выход предложит Юсупов.

— Будем выселять наши собственные предприятия. Я думаю, освободим здание полиграфкомбината. Еще что можно?

— Ремонтный завод ГВФ.

— Ангары на аэродроме.

Здесь же, при всех Юсупов позвонил в ГКО, сообщил Щербакову о решении, ответил на вопрос, о смысле которого все догадались:

— Собирать будут под открытым небом. Вначале. А впоследствии построим цехи.

Положил трубку, ударил ребром ладони по столу:

— В двадцать четыре часа, вы слышите, товарищ Ефимов и товарищ Глухов, — на вашу ответственность: в двадцать четыре часа очистить полиграфкомбинат и другие объекты. Эшелоны уже получили команду — в Ташкент.

Каково же было директору комбината Василию Федоровичу Архангельскому снимать машины, которые едва ли не вчера были установлены на новеньком, выложенном керамическими плитками полу! Благо не нужно было ничего объяснять рабочим. Они уже знали, что здесь будет авиационный завод, но как все же тяжко было сокрушать ломом стены; еще помнилось, как давал Василий Федорович нагоняй из-за каждой царапинки на голубой панели, а тут…

— Днепрогэс изорвали, когда обстановка потребовала, — сказал Архангельский, сутулящийся больше обычного.

Когда подошли первые платформы, цехи уже были свободны.

На фронте бытовало выражение: «С колес — в бой». То же можно сказать об авиастроителях (к ним, кстати, присоединились и многие ташкентские полиграфисты).

Лили нудные бесконечные дожди. К брезентовым чехлам, которыми были укрыты самые ценные станки, прилипли заброшенные злыми холодными порывами ветра разлапистые листья чинар. Все — и рабочие, и инженеры, и директор завода Борис Дмитриевич Лисунов — не уходили с площадки. Здесь питались из походных кухонь, здесь получали по карточке свою рабочую норму: 800 граммов хлеба, здесь, между станин, на несколько часов засыпали в изнеможении, пока товарищи продолжали нести вахту.