За точкой невозврата - Александр Борисович Михайловский

ненависть ко всем окрестным народам, несоблюдение подписанных договоров и забвение такой химеры как совесть. И ведь пока вас не схватили за руку и не начали ломать, вы выполняли все гитлеровские заповеди радостно и с удовольствием, как будто так оно и должно быть. А кончилось для вас все очень плохо, ибо за каждый грех есть свое возмездие. Там, у нас, Гитлер возненавидел и решил уничтожить даже немцев. Раз уж вы не смогли достичь для него мирового господства, то он решил вслед за собой утянуть в могилу весь немецкий народ.

– Э-э-э, герр Иванов, – сказал Гальдер, – вариант с «одним государством» нас несколько пугает. Направляясь на эти переговоры, мы совсем не собирались соглашаться на то, чтобы отдать герру Сталину всю Германию и позволить ему установить у нас большевистские порядки.

Переводчик перевел эти слова для генерала Матвеева и членов советской делегации, после чего Вячеслав Молотов, поморщившись, сказал:

– Порядки, которые установил у вас Гитлер, совершенно неприемлемы. Они ведут к одичанию и гибели вашего народа. Но мы понимаем, что политический строй, образовавшийся в Советском Союзе в процессе его трансформации из бывшей Российской империи, не совсем подходит для братской нам народно-демократической Германии. Вот, – Молотов толкнул в сторону Гальдера сколотую стиплером стопку бумаг, – это утвержденная товарищем Сталиным концепция формирования Большого Советского Союза, исходящая из принципа «одно государство – две системы». Точнее, таких систем может быть много – столько же, сколько имеется европейских стран, включенных в состав общего государства; и каждая система – со своим предельным уровнем советизации, исходящим из уровня промышленного развития и культурных особенностей этой страны, главное, чтобы жить людям в Европе было лучше и веселее, чем при прежних режимах. В Германии, Италии и некоторых других странах на местные экономические особенности накладывается необходимость денацификации, то есть избавления от практиковавшейся прежде человеконенавистнической, людоедской идеологии национального и расового превосходства. Документы, что лежат перед вами, касаются конкретно судьбы бывшего германского государства в границах на двадцать второе июня тысяча девятьсот сорок первого года, и именно они должны стать юридической основой для прекращения войны…

Гальдер взял бумаги и с несколько настороженным выражением лица принялся их перелистывать, время от времени вчитываясь в те или иные пункты. По сути это был проект мирного соглашения, в котором обговаривались условия прекращения боевых действий и последующих мероприятий, что должны поспособствовать трансформации постгитлеровской Германии в «нормальную» народно-демократическую республику, лишенную недостатков как веймарского, так и нацистского периодов. Одним из обязательных условий при этом являлось присоединение трансформируемой Германии к Большому Советскому Союзу, объединяющему основную (она же базовая) часть СССР и те страны (не только в Европе), которые никогда не являлись частью Российской империи.

По этим же основаниям из состава Украинской ССР планировалось вырезать бывшие территории австрийской Галиции и Лодомерии и включить их в состав Большого СССР как недружественное государственное образование, с необходимой в таких случаях денацификацией и позитивной реморализацией. Да и на территории Украинской ССР в границах тридцать девятого года тоже проходили интересные процессы. Глядя на то, что творится там по ту сторону Врат в двадцать первом веке, Сталин с удвоенной силой вычищал киевскую клоаку до белых костей. Весь путь разложения так называемой «компартии Украины» зафиксирован ходом другой истории, и теперь по нему следовало пройтись, перебирая звено за звеном. Впрочем, Гальдер об этом не знал, ибо в германской избушке на тот момент были свои игрушки.

Дочитав документ до конца, Гальдер поднял голову и в упор посмотрел на Сергея Иванова.

– Что же, – сказал он, – это не так хорошо, как мы надеялись, но и не так плохо, как опасались. Впрочем, насколько я понимаю, капитуляция, предложенная вами, только выглядит почетной, а на самом деле она даже более безоговорочная, чем в Версале, и мы не имеем возможности изменить ни единого пункта в этом документе.

– Да, вы все правильно поняли, – кивнул посол русских из будущего, – мы с советскими партнерами предлагаем Германии достаточно комфортные условия, но никаких возможностей еще сильнее изменить их в свою пользу у вас нет. В случае отказа от предложенного соглашения мы продолжим наступательные операции, не ограничивая себя в методах достижения успеха, и в кратчайшие сроки добьемся того, что вы даже обычную безоговорочную капитуляцию сочтете спасением. Мы это умеем…

– Да я в этом и не сомневался, – сухо усмехнулся Гальдер. – Отправляя меня сюда, известный вам человек предупредил об этой особенности вашего менталитета, скорее восходящего к германскому, а не славянскому началу в вашем народе.

– У русского народа много начал, – сказал Иванов, – поэтому мы способны понимать всех своих соседей, а они считают нашу душу загадочной и непостижимой. И, кстати, если вы упомянули о известном мне человеке, так скажите, почему он сейчас не с вами? Быть может, он нездоров и ему нужна помощь? У нас очень хорошая медицина.

– Нет, – покачал головой Гальдер, – Рейнхард Гейдрих здоров, чего и вам желает. Просто он опасается, что всей своей предыдущей карьерой в СС заслужил с вашей стороны пожизненное заключение в одиночной камере, а такой судьбы себе он не хочет. Выполнив ваш предварительный уговор, он слагает с себя обязанности фюрера германской нации, перекладывая их на герра Сталина, и удаляется в изгнание, надеясь провести остаток жизни в тишине и покое, и чтобы никто его не разыскивал.

– Не бывает у таких людей тишины и покоя, – проворчал Сергей Иванов. – Впрочем, к нашему сегодняшнему разговору это уже не имеет отношения. Сейчас нас всех интересует только то, подпишите вы предложенный документ или нам придется разойтись отсюда ни с чем, чтобы через некоторое время до конца доиграть уже безнадежно проигранную вами партию.

– Нет уж, – сказал временный глава германского государства, – условия более чем приемлемые, а потому я готов их подписать. Самое главное, вы не требуете демонстративного унижения всей германской нации и принудительного урезания территорий немецкого государства в пользу разных бездельников.

– А зачем нам, то есть союзникам по второй Антигитлеровской коалиции, унижать и урезать весь немецкий народ? – пожал плечами Сергей Иванов. – Ведь мы не французы и не англичане. Мы вас победили и включили в пределы своего государства, и этого вполне достаточно, если не считать того, что все, кто совершал военные преступления, должны ответить за свои грехи по закону. А остальные тут ни при чем. Нам, наоборот, требуется сделать так, чтобы немцы поняли, что хоть расой господ им уже не бывать, то и в рабов их