Наследники Шамаша. Рассвет над пеплом - Alexandra Catherine

Фавны терпеливо ждали атаки, проверяя и чистя оружие. Акил прохаживался мимо. Он не мог сидеть на месте и просто ждать. Сибелир высокой светлой тенью скользил во тьме, напряженно вглядываясь в городскую стену — там, у самого ее подножия были выставлены по несколько дозорных, которые охраняли тайные выходы за пределы Аргоса.

Акил дивился невозмутимости этого молчаливого молодого фавна. Его изумлял его покой, его уверенность, его выдержка. В отличие от Сампата за весь вечер он сказал слишком мало, но ни на минуту не потерял бдительности.

«Глаза Аргоса… — невольно подумал Акил, с восхищением следя за каждым движением молодого фавна. — С таким, как он, этот город может спать спокойно…»

Акил прохаживался по им же выжженному полю боя, и хрустящий звук угольков наполнял его затаённой силой. Чем больше нравился ему звук, тем сильнее жгло ему кончики пальцев и ладони. Он поймал себя на мысли, что не боялся тех, кто с нетерпением ожидал битвы, кто жаждал перерезать всех фавнов. Его душу наполняло неприятное чувство тревоги, нисколько не связанное с битвой. Сердце рвалось за пределы города, в эти черные дремучие леса. Ему казалось, что он непременно отыщет там то, чего так желало его сердце, и боль его ослабнет. Ему казалось, что за городскими стенами был источник его силы, что он шел к нему с юга и что он был очень близко. И каждый раз, когда Акил слегка напрягал свои силы, заставляя факелы поблизости яростно рычать, сердце его радостно открывалось этому огню навстречу, а сила из неведомого источника становилась мощнее.

— Огненный господин, — раздался тоненький голосок во тьме.

Акил обернулся и увидел юную девушку-фавну с нежным круглым лицом и темными кудрявыми волосами. Она протягивала ему дымящуюся чашу.

— Огненный господин устал… — промурлыкала она, так ласково и робко глядя в его глаза. — Выпей этот эликсир, и пламя твоё вновь запоёт.

— Благодарю, красавица, — Акил улыбнулся, и девушка, поклонившись, сделала несколько нерешительных шагов назад.

— Не пей, Рианор, — лёгким ветерком пронёсся мимо него шепот Сибелира.

Акил хмуро поглядел на темное содержимое чаши и вопросительно воззрился на своего товарища. Сибелир ответил:

— Она — слушанка в Лунном самке. Ее не было сдесь во время битвы. Она могла пробраться по потайным ходам.

— Яд? — выдохнул Акил, и ему стало жутко. — Служанкам-то я чем не угодил?

— Слушанка могла и не снать, — спокойно отозвался Сибелир. — Гасион способен на все. Чем сильнее ты, Рианор, тем слабее его власть. Он хорошо это снает.

Акил досадливо отшвырнул чашу, и обугленная земля впитала темную жидкость.

— Благодарю тебя, Сибелир, — сказал он. — Ты так помогаешь мне…

— Но я не всегда буду рядом, — отчеканил тот. — Когда битва сакончится, ты долшен уйти. Тебе и твоим спутникам не будет сдес покою.

— Уйдут мои спутники, но я продолжу искать сестёр, — упрямо ответил Акил.

— Они, долшно быт, уше мертвы, — пробормотал Сибелир. — И мне неведомо, как люди могут убиват себе подобных. Гасион мошет убит, если угрошают его власти, но сачем человеку убиват юную девитсу?..

«Люди — самые страшные звери, Сибелир, — подумал Акил. — Вам никогда их не переплюнуть по жестокости. И как только сюда проникнет хотя бы один человек, поднявший против меня оружие, я докажу тебе это…»

И враги не заставили себя ждать.

Первый грохот у ворот раздался глубокой ночью, разодрав тишину в клочья.

— Они взрывают ворота, — стальным голосом проговорил Нидар Сур, сжав свою саблю.

Второй грохот вспорол ночь, и всё в Акиле содрогнулось от подобной мощи, но он не смел отступать, как бы сильно не боялся, сколько бы тысяч не штурмовало ворота Лунного города Аргос. Он вышел вперед, на середину поля.

— Огня! — услышал он крики Сампата. — Сашигайте факелы! Много факелов!

«Да, огня, побольше…» — подумал Акил, погружаясь в мрачное забытьё, сжимая руки в кулаки, нагревая их, и вскоре на поле стало светло, как днём.

Он был готов, он вбирал в себя каждый грохот, будто черпал из него силы. Вокруг него взбушевался ветер, нагревая воздух. Акил не чувствовал ни былой усталости, ни страха, ни тревоги. Он думал лишь о том, что через несколько минут ему снова придётся убивать, что иначе ему не спасти города.

«Прости меня, отец, — подумал Акил, когда третий взрыв пробил брешь в могучих воротах, а четвертый приоткрыл врагам путь. — Мне не стать Целителем, столь же милосердным спасителем жизней, как ты. Я — всего лишь такое же животное, как и все остальные. Прости, что не принял твоего учения. Но целиком и полностью я принимаю дар твоей крови…»

Топча друг друга, с бешеным ревом в Аргос ворвались люди, размахивающие своими тонкими мечами, стреляющие из больших длинных пистолетов. Фавны пустили в ход арбалеты, и кровь вновь полилась на землю, кося несметное черное море.

Акил вздохнул и сделал одно лишь движение — взмахнул руками и разлил море огня. Оно вгрызлось в людей со страшным рыком, выжигая первых людей заживо, мгновенно, превращая их в угли, посыпая землю Аргоса прахом и пеплом. С горестными криками ужаса погибали враги, испытывая невообразимые муки, но Акил их не слышал — он стоял посреди поля битвы и направлял свои огненные руки в разные стороны, защищая то один фланг аваларского войска, то другой.

Но людей было слишком много. Широк был проход, враги могли видеть, что происходит на поле боя, еще не вступив в битву. Им удавалось избежать огня, и они начал прорываться к тем, кто был вооружен обычным мечами, топорами да арбалетами, а не огнём. Как только источник столь несметной силы был замечен, в него полетели пули.

Огонь Акила всё ещё был неповоротлив и, спасая остальных, он не мог спасти себя. Авалар понёс первые потери. Увидев, как из головы одного из фавнов выстрелила струя крови, Акил разозлился, и огонь рассвирепел вместе с ним, одним взмахом покосив дюжину врагов.

Вскоре смешались люди и фавны, и Акилу стало еще сложнее — он не мог выцепить одного врага из толпы товарищей. Иначе ему придется сжечь непременно всех. Тогда он предоставил товарищам обороняться от тех сотен, что прорвались мимо него, и