Наследники Шамаша. Рассвет над пеплом - Alexandra Catherine

Атанаис поддерживает меня, как она и отец мой верят в меня. Мы — одна семья. Даже с Ишмерай, которую я любил меньше всех из всех своих родственников, с которой никогда не ладил и по которой так сильно тоскую теперь. Она не заслужила такой судьбы.

— Глядя на вас на всех, я в которой раз убеждаюсь, что родился под счастливой звездой — я не Рианор, — грустно усмехнулся Аим, и Акил фыркнул:

— Не торопись. Ты ещё будешь нам завидовать.

Акил молча кивнул, опустив глаза. Отныне все они должны быть осторожны в своих ошибках и поражениях.

— Так удивительно и странно, — пробормотал виконт, поглядев на руки Акила. — Ты жёг здесь всё — от огня твоего остались горы пепла и праха, но на твоих руках нет ни следа. Напротив, они будто светятся. Жилы твои будто горят. И ничто не причиняет тебе боли?

— Ничто… — ответил Акил, разглядывая свои руки, испытывая какое-то глухое отвращение к этому свету, который тускло бился сквозь его кожу. — Но подвох где-то должен быть. Мой отец скорее подходит на роль совершенства, нежели я.

— Господин Лорен и сударыня Акме не смогли сделать то, что им предназначалось — они не уничтожили Кунабулу. Они потерпели поражение. Теперь же ваш черед, Акил. Когда Кунабула будет повержена, твой отец будет тобой гордиться.

— Мой отец… — Акил хмуро усмехнулся. — Мой отец будет гордиться кем угодно, но только не мною. Он обожает Адиль и мою матушку и не скрывает своей любви, но я будто всегда был как бельмо на глазу. Что бы я не делал, в его глазах было сделано плохо, что бы я не говорил, было сказано отвратительно. Сын знаменитого могущественнейшего целителя Архея, и ни на что не способен, ничего не умеет и не желает уметь. Как таким гордиться?

Виконт Ивен Аим долго разглядывал его своими внимательными глазами, будто обдумывая ответ.

— Теперь я вижу, что не только Ишмерай мало ладила со своими знаменитыми родителями, — пробормотал он. — Лорен Рин тоже не смог найти общий язык с сыном.

— Ишмерай редко попадались люди, которые понимали бы ее и принимали, — ответил Акил. — Она была очень близка с отцом, но после того скандала с Марком и ее побега они резко отдалились. Ишмерай обожала мать и сияла от каждого нежного слова, подаренного ей госпожой Акме. Только слов этих было слишком мало, все они доставались Атанаис или Гаспару. Ишмерай никогда не была близка с Атанаис, и я не слышал, чтобы она не ругалась с Гаспаром, хотя очень любила и сестру, и брата. А я и вовсе всегда считал ее девицей невоспитанной, недалекой, избалованной отцом и свободой Сильвана. Мне казалось, что рядом с Атанаис никто не мог считаться сколько-нибудь достойным.

— Ты любишь её не меньше, чем Атанаис.

Акил тяжело поглядел на своего собеседника и ответил:

— Это раскаяние за то, что я всегда так плохо отзывался о ней, что никогда не был внимателен к ней так, как подобает брату, что не смог уследить за ней и не смог спасти. Отец всегда говорил, что семья — самое важное, что может быть у человека в жизни.

— Акил, — устало проговорил Ивен Аим, проведя рукой по бледному лицу. — Перестань винить себя. Пусть свою вину увидят те, кто послал вас всех в столь опасный путь, кто не добыл об этой местности почти никаких сведений, кто швырнул вас в эту бездну и махнул рукой, даже не интересуясь, выберетесь ли вы или нет. Ты не трус, Акил. Ты был просто не подготовлен, мы все были не подготовлены. Напротив, я приятно удивлён твоей силой. Я говорю о силе твоего духа, о твоем упорстве и мужестве.

Акил удивленно хлопнул глазами и тихо засмеялся.

— Что ж, со стороны виднее. Благодарю за откровенность, господин виконт.

— Не благодари, — ответил Аим. — Сагрия тревожится за тебя. Она чувствует, что ты задумал найти Ишмерай и Атанаис. Я не хочу, чтобы она совершила ещё одну ошибку и осталась здесь с тобой.

Акил внимательно поглядел на виконта. Ревность нагревающейся волной вдруг поднялась в его душе.

— Ты любишь её? — тихо спросил он, сжигая его своими черными, как ночь, глазами.

Аим тихо усмехнулся и пробормотал:

— Я не знаю, как можно назвать это чувство. Очень испугался за жизнь Сагрии, когда её ранили. Она смелая и умная девушка. Я восхищаюсь ей едва ли не с первой минуты нашего знакомства. Она невероятно преданная. Сагрия Кицвилан достойна самого лучшего. Представить не могу, как её угораздило в тебя влюбиться. Но, уверен, со временем ей удастся излечиться от этого чувства и обратить внимание на меня. Кажется, я на правильном пути.

Акил пристально смотрел на Ивена Аима. Его новая сила гневно заплескалась в его душе и захотела поглотить этого наглеца. Но благоразумие перевесило.

— Если меня убьют, ты должен сопроводить Сагрию в Архей через тоннель.

— Какой тоннель? — удивился Аим.

Акил подробно рассказал виконту о тайном проходе, который он указал Сагрии.

— Когда все закончится, — сказал Акил, выпрямив плечи, приподняв голову, — ты должен догнать их и довести до Архея. Ты должен быть с ними до конца.

Ивен Аим глядел на него очень внимательно.

— А ты останешься в Аваларе один и будешь искать сестёр? — осведомился он.

— Да, — решительно кивнул Акил.

Аим промолчал, но Акил знал, о чём он думает.

Через несколько часов глубокой тишины Сибелир вернулся в лагерь. Авалар накрыла бархатистая ночь, и фавн незаметной тенью проскользнул к Акилу, пробормотав:

— Они все ешё в лесу. Вышидают.

— Красивая битва будет, когда к ним еще придут люди, — усмехнулся Удор и обратился к Акилу: — Но ты помошешь нам, Рианор. Пусть снают, каков наш страш!

— Да, но если наш страж не поспит, у нас не останется стража, — спокойно заметил Ивен Аим.

— Я не смогу сомкнуть глаз, пока все не решится, — возразил Акил.

— Не решитса мошет еще долго, — молвил Сибелир. — Они могут сидеть там месятсами, — и совсем тихо добавил, склонившись к Акилу: — Пока все шители не выберутся из Авалара другими путями.