Командировка в Индию - Татьяна Николаевна Соколова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Сердце у него, – доложила Лиза, – слабость, совсем плохо.
– Инфаркт, – с выражением добавил Суреш.
Геныч глядел испуганно и виновато. Суреш из-за его спины грустно качал головой, как бы предрекая печальный конец.
– Вряд ли, – сказала докторша, – изучая Геныча на расстоянии.
Она обвела всех критическим взглядом и произнесла, пряча улыбку:
– Я думаю, это не сердце, ну ладно, пусть снимут кардиограмму.
Процедурная была довольно просторная, несколько кушеток и медицинская кровать. За столом сидел мужчина-врач в зеленой одежде, как у хирургов. Он указал Генычу на кровать, Геныч дошлепал до кровати и присел на самый край.
– Пусть ляжет, – сказал врач, – пару минут полежит, и кардиограмму снимать будем.
– Я лучше посижу, – прошептал Геныч, – лечь еще успею.
Подвезли стол с кардиографом. Но Геныч ни в какую.
– Укладывайтесь, – строго сказала Лиза, – руки, ноги свободно, не дергайтесь.
Суреш замахал руками.
– Релакс, Гена, релакс.
Но Геныч, охваченный животным страхом, упорствовал.
– Вместо работы шикарная кровать, а вы даже расслабиться не можете. – Ложитесь немедленно! – приказала Лиза, и добавила, – расслабьтесь! Я вам сейчас анекдот расскажу.
И рассказала. Наконец, пациент, вздрагивая от смеха, принял горизонтальное положение.
– Что ты ему рассказала, и мне скажи, – потребовал Суреш, который обязательно должен был быть в центре событий.
Он стоял рядом с кардиографом, держа присоски в руках, и собирался ставить их в точки, указанные врачом. Лиза перевела анекдот на английский. Сначала Суреш слегка обалдел, а потом начал смеяться, хватаясь за живот. Тут два врача, находящиеся в кабинете, тоже потребовали, чтобы Суреш им пересказал на маратхи.
Про Геныча, подключенного к кардиографу, все забыли. Лиза прятала глаза, представляя, как Суреш рассказывает врачам анекдот про женщину, которой подруга давала советы, как нужно расслабиться, если тебя насилуют, чтобы получить удовольствие. В общем, анекдот ничего особенного не представлял, кроме рекомендации сохранять спокойствие в трудную минуту, но в этом городе, где изнасилования происходили каждый день, озвучивать подробности при людях считалось большой вольностью. Общее веселье прервала вошедшая докторша.
– И что? – пугливо вопрошал Геныч, когда врач с кардиограммой отошла от него.
Она бегло взглянула на кардиограмму и с видом «я же говорила» выдала диагноз:
– Ничего плохого, сердце в порядке. У вас дегидратация, как я и думала.
– Дегидратация, это обезвоживание, – улыбнулся воскресший Геныч, – говорил же аптекарь, что надо пить не менее двух литров в день.
– Надо пить не менее двух литров в день, – подтвердила докторша на английском, выписывая лекарства, – и с выражением закончила, – воды.
Когда Лиза с Генычем зашли в ожидавший их автобус, воцарилось полное молчание. Бригада смотрела траурно. Геныч помялся и сказал:
– Пить надо не менее двух литров в день, а то это, – дегидратация.
Мужики сразу ожили, посыпались шуточки и предложение заехать в заветный ларек за пивом. Но Геныч был непреклонен.
– Я сегодня к аптекарю, – сказал он твердо.
На следующий день в свежевыглаженной рубашке Геныч вошел в автобус. Выглядел он молодцевато, несмотря на то, что в тени было двадцать восемь по Цельсию. Все реже в пыльном небе собирались небольшие дождевые тучки и проливали краткие дожди. А на солнце жара до оцепенения, ни одна пылинка не шелохнется, ощущение как в вакууме.
На открытой палубе бака, куда переехала большая часть бригады, на солнце наверняка не меньше сорока. Зато работа на свежем воздухе, конечно, относительно свежем, поскольку металлическая палуба клевером не пахла, тем более что на соседнем корабле сдирали краску растворителем, а на причале кряхтел компрессор.
Из-за корабля, пришвартованного к борту, носовая палуба стала проходной. Соседи ходили взад-вперед, тащили какие-то устройства, смазочные материалы, провиант – готовились к походу. Тощий индус поставил на плечо полметра ячеек с яйцами, другой нес на плече мешок с мукой, за ним шел еще один с двумя коробками консервов на голове. Лиза перевела фунты, обозначенные на мешке с мукой, и получила вес больше сорока килограмм. Все они шли ровно, не сгибаясь и не покачиваясь, придерживая поклажу вытянутой вверх рукой. Ровный позвоночник – это особенность местного населения, иначе такой груз не выдержать.
На берег сойти было просто невозможно, змейка грузчиков не прерывалась, и дорогу они уступят, только если подойдет офицер. И такой офицер нашелся – это был кэптен, как обычно в белоснежной форме и хорошем настроении. Он поднялся на борт, чтобы обсудить с капитаном проведение очередных испытаний, и встал как дерево посреди палубы. Рядом пристроился Гулати. Но носильщики с соседнего корабля, пропустив офицеров, снова сомкнули свою цепочку и несли свои грузы, обходя всех стоящих на пути. Понятно, что офицер никогда не сдвинется с места, ему даже в голову не может прийти, что он кому-то мешает. Никто не злился и не просил отойти в сторону, потому что здесь огромная дистанция между офицером и матросом. Вольно стоящего офицера даже автокара в цехе объезжает.
После обеда стало еще жарче, Лиза нашла тень на баке за башней орудия и уселась с ногами на платформу пушки. С моря дул легкий бриз, и, если немного зажмурить глаза, глядя вдаль, где на рейде стояли военные корабли, пожарные и заправщики, то можно было представить, что ты где-нибудь на курорте. Главное, не смотреть вниз на мертвую воду, куда матросы сливают все что не попадя. Вдруг открылся люк в носовой надстройке, и оттуда, сутулясь, вылезли четверо матросов – все в черной форме с длинными рукавами и в высоких берцах. У первого был фонарь в руке, у второго багор, а у последних двух – огнетушители, при этом они хором скандировали: «Fire! Fire! Fire!»16 Они прошлись по палубе, немного сутулясь и смешно поднимая колено, обогнули надстройку и снова спустились в чрево корабля. Потом опять появились из того же люка, гуськом, как гномы. Это были провинившиеся, которые изображали учение по пожарной тревоге. Присматривал за ними помощник боцмана, стоящий на теневой стороне у борта, он давал указания и считал, сколько виражей они накрутили. Лиза ни разу не видела на кораблях суровых наказаний, но поговаривали, что до сих пор встречаются офицеры, которые предпочитают стек – чисто английское изобретение для битья.
Наконец, начались швартовые испытания. Корабль поставили у стенки в наполовину опустевшей гавани и приступили к проверке систем. Геныч остался на палубе около бронированной башни, а Лиза с Томилиным спустились на две палубы вниз в пост управления, где два индийских матроса
