Курс лекций по истории Русской Церкви - Владислав Петрушко

Отличает преподобных XIV в. и такая черта, как социальное служение. Оно активно вводится в уклад их обителей по достижении ими общежительного устроения. Монастыри XIV–XV вв. поддерживают крестьян в голодные годы, создают школы и лечебницы. И даже чудеса самого преп. Сергия и его сподвижников — это почти всегда нечто, направленное ко благу ближнего, плод величайшей любви к человеку, непосредственное следование евангельским образцам. Так, св. Сергий исцеляет бесноватых, воскрешает младенца, наказывает жадного богача, изводит источник для уставшей от дальней ходьбы за водой братии.

Однако, все это как у Сергия, так и у других преподобных этого времени сочетается с напряженнейшим умным деланием, с глубочайшим молитвенным напряжением. Об этом известно совсем немногое: православная традиция, в отличие от католической, не терпит какого-либо вторжения во внутренний мир святого. Мистическая сторона подвига православного преподобного всегда прикровенна — это его тайна. Лишь отдельные вершины выступают из глубин. В житии преп. Сергия это то, чему свидетелями стали его ученики, и только: явление ему Божией Матери или ангел, сослуживший преподобному и ряд иных немногочисленных примеров. В то же время до преп. Сергия неизвестны подобные явления. Впервые мы видим свидетельство того, что русскому святому является Сама Пречистая Матерь Божья. И через этот мистический путь лежит для Сергия и подвижников его круга, «собеседников», как называет их русская агиографическая традиция, постижение глубин богословия. Отсюда и то внимание, также столь необычное для Руси, которое уделяется ими троическому догмату: свою обитель преподобный посвящает Пресвятой Троице. Вслед за ним то же самое повторяют преподобные Стефан махрищский и Пахомий Нерехтский. До тех пор лишь в Пскове был храм с подобным посвящением, а со времени Сергия Троицких церквей на Руси появляется великое множество. В этом нельзя не видеть предвидения великим святым ереси жидовствующих, которая вскоре, уже во II половине XV в., будет сотрясать устои Русского Православия, но будет одолена, главным образом, именно благодаря монашеству.

Видения преп. Сергия, подобных которым доселе не знала практика русского монашества, свидетельствуют о том, что в жизни великого подвижника как бы сосуществовали два измерения: нам известна лишь внешняя, земная канва, но мистические глубины его души были почти полностью сокрыты для окружающих. Как по пунктирным штрихам мы можем лишь отчасти представить себе, что параллельно тому подвигу, который был очевиден для всех, существовала и особая таинственная жизнь. Ее вершина — созерцание тайны Пресвятой Троицы, чего, безусловно, сподобился преп. Сергий. Но ничего конкретно-рационального о духовном опыте Радонежского игумена мы сказать не в состоянии. Смирение Сергия было столь велико, что он не считал возможным что-либо писать о своих молитвенных переживаниях, о своих видениях. Но тем не менее, его духовный опыт не исчез с его уходом из жизни. Гораздо более значимым наследием преподобного, нежели письменные свидетельства, стали его многочисленные ученики, его традиция, его школа монашеского делания. Пожалуй, написанная в похвалу преподобному «Троица» преп. Андрея Рублева, также вышедшего из Сергиева круга, наиболее ярко свидетельствует о духовно-мистической стороне жизни Сергия.

По этим штрихам мы можем, однако, увидеть очевидную параллель между традицией преп. Сергия и современным ему византийским исихазмом — практикой умного делания, основанной на традиции преп. Григория Синаита, преломленной в учении св. Григория Паламы о Фаворском свете и нетварных Божественных энергиях. Помимо очевидных мистических параллелей, имеются и конкретные свидетельства того, что преп. Сергий поддерживал самые обширные связи с греками-паламитами. Достаточно вспомнить поддержку, оказанную Сергию патриархом Константинопольским Филофеем в деле утверждения общего жития в Троицком монастыре. Мы уже упоминали и о том, как активно способствовали Сергий и его сподвижники утверждению на Русской митрополии другого византийского исихаста — Киприана. Одним из учеников Сергия был тезоименитый ему преп. Сергий Нуромский, пришедший в Троицкий монастырь с Афона. Другой ближайший ученик Сергия — преп. Афанасий, первый игумен Высоцкого монастыря в Серпухове, был, пожалуй, наиболее важным посредником в установлении духовных связей между кругом преп. Сергия и паламитами Константинополя и Афона. Через него на Русь из Греции попадала святоотеческая литература и иконы, поддерживались отношения с византийскими единомышленниками. Сохранились, например, знаменитые греческие иконы XIV в. из деисусного чина Зачатьевского собора Высоцкого монастыря, привезенные Афанасием на Русь из Царьграда. А в библиотеке Троице-Сергиева монастыря хранились полученные через него же первые славянские переводы творений преп. Григория Синаита и преп. Симеона Нового Богослова.

Преп. Сергий не был чужд в своей деятельности и политики. Как и великие святители Московские, он оказывал всемерную поддержку Московским князьям, понимая значимость их объединительного курса для будущего Руси и Русской Церкви. Казалось бы, что для такого подвижника-аскета, мистика-исихаста это должно было быть внутренне чуждо. Однако, на участие в политических предприятиях Московских князей (эпизод с закрытием храмов в Нижнем Новгороде, благословение и поддержка Димитрия Донского накануне Куликовской битвы и др.) мы должны смотреть как на проявление жертвенной любви, столь присущее великому подвижнику. В этом контексте можно рассматривать и переход Сергия от столь дорогого его сердцу созерцательного отшельничества к окормлению многочисленных учеников и созданию общежительного монастыря: так было нужно для возрождения монашества на Руси, и Сергий идет на эту жертву. Вероятно, тем же мотивировались и политические шаги Игумена всея Руси: Сергий превозмогал в себе беспристрастного созерцателя ради блага своей страждущей Родины, ведь в эту эпоху речь шла вообще о том, сможет ли Русь выжить, а значит и сберечь Православие, сохранить его не только для своего народа, но и для всего мира.

Кстати, в связи с политическими моментами в деятельности преп. Сергия уместно было бы вспомнить интересное наблюдение Георгия Федотова. Ученый обратил внимание на то, что оба древнейших жития Радонежского игумена — Пахомиево и Епифаниево — ничего не упоминают о каких-либо действиях политического характера. Мы знаем о них почти исключительно из летописных источников. То есть агиографы вполне отдавали себе отчет, рассказывая о Сергии, что все это — лишь необходимые следствия эпохи, в которой протекало житие подвижника. Они же писали о том, что было вне времени, что составляло истинный подвиг святого.

Итогом деятельности преп. Сергия и подвижников его круга стало возрождение русского монашества, причем в той его синтетической форме, которая совершенно и гармонично сочетала в себе как анахоретское, так и киновиальное начала, дополняя их обращенностью внутрь общества, духовным и социальным попечением о народе, освящением государственного строительства. В таком ключе протекала деятельность почти всех учеников Сергия. Почти все они, начав с общего жития в Троицком монастыре, достигают той духовной высоты, которая требует уединенного созерцательного образа жизни. За их уходом в «пустыню» впоследствии непременно следует традиционное уже невольное собирание вокруг себя учеников и создание новой киновиальной обители. Так многократно, в геометрической прогрессии, умножалось в XIV–XV вв. достояние преп. Сергия. Около 180 монастырей возникает в это время, главным образом, в северных пределах Руси. Большинство из них связано с традицией Троице-Сергиева монастыря.

Среди наиболее знаменитых обителей, чье появление связано с кругом преп. Сергия следует отметить основанные им самим Зачатьевский Высоцкий монастырь в Серпухове; Богородице-Рождественский Бобренев и Богоявленский Голутвин — вблизи Коломны; Успенский Дубенский на Стромыни и Успенский Дубенский на Острову — вблизи Дмитрова; Борисоглебский — неподалеку от Ростова Великого.

Преп. Никон Радонежский явился продолжателем дела своего учителя, став еще в последний год его жизни вторым по счету игуменом Троице-Сергиева монастыря. Другие ближайшие ученики преп. Сергия дали начало множеству новых обителей. Уже упоминавшийся препп. Сергий Нуромский и Павел Обнорский основали одноименные монастыри в вологодских пределах, в обширном Комельском лесу. Здесь же подвизался еще один ученик Сергия — преп. Сильвестр Обнорский. Преп. Авраамий Чухломский основал несколько обителей в Костромских и Галичских землях, где наиболее известен Покровский Авраамиев Городецкий монастырь на Чухломском озере. Неподалеку отсюда возникла и Галичская Предтечева обитель преп.Иакова Железноборского. Преп. Мефодий Пешношский основал свою Никольскую обитель вблизи Дмитрова. Преп. Савва Сторожевский, третий по счету Троицкий игумен, позднее перебрался под Звенигород, где создал знаменитый Саввино-Сторожевский монастырь. Родственник Сергия — преп. Никита — основал свою Богоявленскую обитель в Костроме. Другой сродник Игумена, его племянник Феодор, о котором мы уже упоминали как об архиепископе Ростовском, — основал в окрестностях Москвы Симонов мужской монастырь, а позднее — Ростовский Богородице-Рождественский девичий.